Сергей Семенов - Цена свободы [litres]

– Начинается, – сказал кто-то. – Ну, мужики, с богом.

В сонной утренней тишине захлопали первые выстрелы со стороны обороняющихся. Колокол громко оповестил округу, тревожный звон набатом поплыл над долиной. Принялись стрелять и нападавшие, затрещали автоматные очереди, Михей успел пригнуться – и вовремя. Сверху на него посыпалась бетонная крошка.

– С калашами, гады, – ругнулся кто-то рядом с парнем. Но, к счастью, автоматные очереди со стороны нападавших раздавались не так часто. С укрепленных вышек у поселковой стены стреляли из карабинов самые меткие селяне. Мишка видел, как группы разбойников подбегают все ближе к городским стенам. Еще немного – и можно будет стрелять тем, кто с ружьями.

– Огонь! – прилетела зычная команда, и слаженно дали залп те, кто был вооружен «гладкостволом». Слева гулко загудел мотор, и Михей увидел, как из утреннего тумана вынырнула «шишига» с пулеметчиком на борту. Секунда – и по бетонным стенам, за которыми на подмостках укрывались защитники, застучали пули. Кого-то задело рикошетом, рядом застонали раненые.

– К воротам! – крикнули сбоку. И вовремя. Обшитый стальными листами «ГАЗ» с пулеметом на борту рванул как раз туда. Громко ухнуло, и стальная створка перекосилась, открывая брешь.

– Ворота держите! – кричали снизу. С ближней вышки больше не стреляли – Михей быстро глянул вверх и увидел бессильно свисающую руку. К воротам со стороны дороги катили два «УАЗа», а за ними под прикрытием спешили пешие бойцы.

– Держите, гады! – выругался парень и прицелился из ружья в нападающих. Уже близко, должно достать. За Батю, за всех!

Грохнул выстрел, один из разбойников упал и больше не вставал. Во второй раз Михей промахнулся. Спрятавшись за стену, он принялся судорожно перезаряжать ружье. Снова грохнуло у ворот – нападавшие стремились сокрушить поселковую ограду.

«Если прорвутся – то все», – успел подумать Михей и в этот момент отчетливо услышал паровозный гудок. Звонкий и громкий, он пролетел над лесом и полями и растаял в утренней дали. Забыв про нападавших, парень выглянул из-за стены и увидел, как на перегон за поселком выкатил бронированный локомотив с несколькими вагонами. И вдруг слаженно ударили автоматные очереди. Потом громко ахнуло. И возле ворот, куда рвались нападающие, вспух алый цветок. А затем прогремел взрыв, и еще, и еще…

– Он смог! – крикнул Михей и почувствовал, как слезы радости текут по щекам. Он видел, как за составом из утреннего тумана вынырнули бронемашины. Парень слышал, как стучали автоматы, сея панику среди нападавших. Бандиты отчаянно отстреливались и отступали, пока отход не превратился в суматошное бегство. А броневики отрезали им путь к лесу и методично выкашивали целые группы.

– Это победа, – тихо повторял Мишка. – Молодец, Леха! Не зря! Не зря!

– Дай-ка я тебя обниму, братишка! – радостно воскликнул Михей, заключая товарища в крепкие объятия. – Что бы мы без тебя делали?

– Да брось, – отмахнулся Эстет. – Я-то чего, это все вояки.

Подкрепление из Возжаевки успело вовремя – нападавшие как раз взорвали ворота. Большинство разбойников погибло на поле боя. За теми, кто успел укрыться в чаще, посылали ударные отряды с собаками. Плененные бандиты выдали основные резервные точки, и группы зачистки уже отправились туда, чтобы окончательно «выполоть» всю заразу в местных лесах.

– Недолго «недобиткам» в лесу прятаться, – довольно говорил Геннадий, легко раненный в плечо. – Попили они людской кровушки, пришло время расквитаться.

Настала пора рассказать Лехе и про Батю. Эстет долго качал головой и сокрушался.

– Надо было его вместо меня отправить в Возжаевку, – говорил он. – Знать бы.

– Да что теперь уже сделаешь? – разводил руками Михей. – Жалко Славу.

– Чтобы им в аду жариться, сукам, – ругался Эстет. – И чтобы их там черти вилами переворачивали. Как же так. Эх Батя-Батя…

– Такие люди, – грустно говорил Михей. – Не живется им мирно. Кто послабее – того и жрут первым.

– В мире, где все жрут друг друга, почетно умереть от голода, – тихо сказал Эстет.

– На фиг, – махнул рукой Мишка. – Надеюсь, хоть сейчас тут народ спокойно заживет.

– Хорошо бы, – отозвался Леха.

После боя они поселились у Геннадия – тот сам настоял на том, чтобы парни с девушкой переехали из скромного общежития к нему в дом. Друзей теперь мало интересовали политические вопросы – пускай с ними разбираются старосты Ксеньевки и боевые командиры. Потихоньку с дальних хуторов в поселок подтягивались женщины, старики и дети. Жизнь возвращалась в привычное русло, и Геннадий был несказанно этому рад.

– Ну что, куда вы дальше? – спросил мужчина за ужином у друзей.

– Домой, – улыбнулся Мишка, старательно пережевывая кусок вареного мяса. – У тебя вот немного погостим, отдохнем – и в путь.

– А товарищи? – спросил Геннадий, глядя на Леху с девушкой.

– А мы что? – улыбнулся Эстет. – И мы тоже домой.

– Ну, ребят, как знаете, – ответил мужчина. – Я вас никуда не гоню. Отдыхайте сколько влезет перед дорогой. Я со старостой нашим поговорю. Чем сможем – поможем.

– Вот за это спасибо, – кивнул Мишка, расправившись с мясом. – Дорога длинная.

Он уже успел рассказать Геннадию всю их историю, и тот прекрасно понимал, куда так спешит парень. А Мишка вдруг осознал, что не хочет думать о предстоящей дороге. Из мирного края их путь снова будет пролегать через зараженные земли и неведомые опасности. Кто знает, что ждет их впереди?

– Знаешь что, – выдержав паузу, произнес Геннадий. – Я сегодня Славиных дочерей видел.

– И что же? – подорвался Михей. – Рассказал им?

– Нет пока, – покачал головой мужчина. – Вот и думаю теперь – надо ли. Ведь они, может, до сих пор верят. И ждут.

Парень представил, как семья бригадира ждет своего отца и мужа – день за днем. Надеется и верит, что он когда-нибудь вернется к ним. Так же, как далеко-далеко, в родной деревне, ждет его мать – каждый день выходит на край огорода и смотрит, смотрит. Не знает ничего о судьбе сына, но надеется. И верит.

– Оставь им надежду, – тихо попросил Геннадия Эстет. – Многие только надеждой и живут ведь. Не говори пока. Быть может, потом когда-нибудь. Но не сейчас.

– Хорошо, – согласился мужчина. – И правда, не буду пока. Знаешь, о чем я сейчас подумал. Он, наверное, там, где он теперь, их не встретил и обрадовался.

Поужинав, вчетвером вышли на улицу. Душу Михея после недавнего разговора о бригадире раздирала тоска. Задрав голову к небу, он смотрел, как катятся, сваливаясь в комья, пушистые облака. Немного не дожил Батя, совсем чуть-чуть. Парень вдруг подумал, что жизнь, как вода – никогда никуда не исчезает. Лишь перетекает, испаряется и снова течет дальше в другой сущности. Батя будет жить в дочерях, в душах парней и Тайки, которых он спасал, словно родных детей. И пускай бригадир не погребен – людская память лучше и надежнее всяких могил. А им еще предстояло жить. И во что бы то ни стало пройти долгую и сложную дорогу домой.