Борис Батыршин - Ларец кашмирской бегумы

Приводная цепь затарахтела, стволы провернулись, и картечница выдала длинную, патронов на двадцать, очередь. На мостовую посыпались медные гильзы, всё вокруг заволокло пороховым дымом, и сквозь сизые клубы Коля увидел, как в боковой стенке откинулся люк. Из него по пояс высунулся человек, сноровисто поменял патронный короб, и скрылся. «Гатлинг» выплюнул две короткие очереди, повернулся, нащупывая цель, и дал ещё одну, длинную, на полтора десятка патронов, и умолк. Коля досчитал до десяти – орудия версальцев не отвечали. Он выглянул из-за бруствера. Возле пушек никого не было, лишь валялись красно-синими кулями мёртвые тела, да билась, оглашая округу жалобным ржанием, подстреленная лошадь.

Только горячкой боя и шоком от появления шагающей громадины можно объяснить такую недогадливость. Теперь, когда противник отброшен, у прапорщика Ильинского словно пелена с глаз спала: такой же шагающий агрегат был на памятной картинке в «Механическом мире»! Правда, там он казался мирным… В 1906-м году ротмистр Накашидзе обвешал легковое авто «Шаррон» железными листами, поставил пулемёт «Гочкис» – и получился первый российский блиндированный автомобиль. Неведомый изобретатель поступил точно так же, сделав из рабочего механизма боевой… «ходок»? «Шагатель»? Пожалуй, «шагоход» – самый точный перевод французского слова «marcheur».

Нечто похожее не раз мелькало на рисунках, посвященных науке и техническому прогрессу будущего. Выходит, кто-то сумел воплотить эти идеи в металле? Коля читал, что в осаждённом пруссаками Париже строили блиндированные поезда и даже броненосные речные канонерки – но чтобы боевой шагоход? И как они ухитрились потерпеть поражение, обладая подобным чудо-оружием?

– Ну что, Андреич, хороша, зверюга? То-то же! А как эти версальские скоты от него драпали? Залюбуешься!

Голос Кривошеина вывел прапорщика из оцепенения.

– Да, Алексей Дементьич, признаться, не ожидал…

– То ли ещё будет! – студент лучился довольством, будто своими руками построил шагоход. – Жаль, их только два, да и появились поздновато…

«Значит, у коммунистов всего два таких чудища? Тогда понятно – вряд ли две машины, даже столь грозные, в состоянии переломить ход безнадёжно проигранной кампании…»

Вокруг царило радостное оживление. Защитники баррикады спешно подправляли обрушенный бруствер, убирали мёртвые тела, снова затаскивали на банкет пушку. То один, то другой боец оглядывался на маршьёр, словно желая убедиться: «вот он, спаситель, а значит, бояться нечего, выстоим!»

На крыше «рубки» откинулась крышка, и из люка выбрался человек. Он уселся, свесив ноги внутрь, извлёк из футляра на груди бинокль и принялся обозревать окрестности. Как же его называть, подумал Коля – «механик»? «Шофэр»? Пусть будет «пилот» – вряд ли вождение маршьёра требует меньшей сноровки, чем управление аэропланом.

Снова лязгнул металл. Из брюха маршьёра вывалилась, разворачиваясь под собственным весом, цепная лестница. Сначала показались ноги в башмаках и кожаных крагах, затем бриджи, кожаная куртка – и вот второй «пилот» стоит на мостовой.

– Привет, Алексѝс, дружище! Вижу, промешкай мы ещё с четверть часа, эти скоты разогнали бы вас по подворотням!

Голову пилота украшал шлем, похожий на пробковые каски британских колониальных войск, но с наушниками вроде телефонных. Верхнюю половину лица скрывали очки-консервы в латунной оправе.

– Эй, Паске́! – крикнул он коллеге, – Здесь, оказывается, наш русский друг!

– А ты чего ожидал? – отозвался тот. – Кто, кроме Алексѝса, смог бы удержать баррикаду с тремя десятками штыков против целого батальона? Русские все сумасшедшие – мой дядюшка, как напьётся пьян, рассказывает, как дрался с ними в этом, как его… Sйbastopol!

– Да, лихие были времена! – ответил Кривошеин – Спасибо, друзья, что подоспели вовремя, а то нам пришлось бы туго!

Пилот снял шлем. Лицо его выглядело странно: там, где кожу защищали очки, она была белой и чистой, всё остальное покрывал толстый слой копоти. Впечатление стало ещё сильнее, когда пилот улыбнулся, сверкнув зубами, ослепительно-белыми на чёрном фоне.

– Вот, прошу любить и жаловать! – Кривошеин обернулся к Коле. – Мой добрый приятель, Шарло-жестянщик. Он, как видите, умело управляется с этим железным пугалом. А тот, с биноклем, что строит из себя Бонапарта – это Паскаль, большая шишка в здешней политике. Напомни-ка, Паске, как зовётся твоя должность?

– Если мне не совсем отшибло мозги этой дьявольской тряской, – отозвался пилот – то с утра числился председателем комиссии внешних сношений. Но могу и ошибиться: когда старина Шарло забывает свернуть и проходит сквозь дом, не то что должность – имя своё позабудешь!

Прапорщика покоробил легкомысленный тон новых знакомых. Ещё не высохла кровь на мостовой, ещё не остыли пробитые пулями – его пулями! – тела, а они тут, изволите видеть, развели балаган!

Кривошеин снисходительно похлопал его по плечу.

– Ну-ну, дружище, не судите строго! Вокруг кровь, смерть, люди режут друг друга почём зря, и при том хором твердят о всеобщем благе! Как тут не спятить? Только шутками и спасаемся, иначе прямая дорога в дом скорби! А они, говорят, стоят пустые: здешние Поприщины [17] Поприщин Аксентий Иванович – герой повести Гоголя «Записки сумасшедшего». испугались пальбы и разбежались кто куда…

Колю передёрнуло: картина бродящих по городу умалишённые показалась ему куда страшнее артиллерийской бомбардировки.

– Вы, вот что, – продолжал Кривошеин. – отыщите свою мамзель, пока с ней чего не приключилось в такой суматохе. А я пока перекинусь парой слов с Паске.

Девушка нашлась в той же подворотне, где он оставил её расстались четверть часа назад – она разрывала на полосы исподнюю солдатскую рубаху и ловко бинтовала раненых коммунистов. Увидев прапорщика, Николь обрадовалась:

– О, Николя, вот и вы! А я боялась, маршьёр вас растоптал!

Молодой человек немедленно забыл и о версальцах, и об обстрелах и даже о шагоходе. Мелькнула где-то на заднем плане мысль: почему ни девушка, ни другие защитники баррикады не удивлены появлением поразительного механизма? Впрочем, наверное, они уже привыкли…

Николь закончила перевязывать чернявого рабочего-блузника с простреленным предплечьем.

– Меня посылают сопровождать раненых. Пришёл санитарный обоз, надо торопиться, пока снова не началась стрельба. Ничего, отвезу, и сразу обратно! Пока здесь маршьёр, они не сунутся… постойте, куда вы? Отпустите, грубиян, мне же больно!

Коля, не дослушав, схватил девушку за руку и потащил за собой, не обращая внимания на гневные протесты. Кривошеин уже успел потерять терпение: