Александр Ярославцев - Испытание на прочность

На момент утреннего доклада у австрийского министра иностранных дел Карла Фердинанда фон Буоля были самые скверные новости для императора Франца Иосифа. Сообщения от австрийского посла в Париже, поступавшие в Вену в течение последних трех недель, вызывали у господина министра сильную тревогу и волнение. Подобно юной гимназистке, отдавшей свои пылкие чувства заезжему красавцу гусару, Австрийская империя томилась от дурного предчувствия того, что она будет жестоко обманута и брошена на произвол судьбы. Путем шантажа и угроз вынудив Австрию присоединиться к союзу против России в декабре 1854 года, парижский властитель раз за разом пренебрежительно вытирал ноги о государственные интересы австрийской державы.

Поставив во главу своей политики идею возрождения французской империи, Наполеон III стремился всячески доказать своим подданным, что он полноправный преемник своего великого родственника. Умело эксплуатируя образ великого императора, новый Бонапарт так строил свои действия, чтобы они совпадали со знаменательными датами деяний своего предшественника. Так, переворот, сделавший республиканскую Францию империей, был специально приурочен к дате Аустерлицкого сражения, а коронация нового Наполеона день в день совпадала с коронацией старого правителя.

Подобные действия нашли большой отклик в сердцах многих простых французов, и окрыленный первыми успехами по укреплению личной власти, Луи Наполеон продолжил политику имперского возрождения. Начавшуюся войну с Россией он объявил своеобразным реваншем за поражение 1812 года, а расширение алжирских владений – продолжением восточного похода 1799 года.

Вступив на престол, Наполеон III видел в Вене исключительно временного союзника, нужного сугубо для достижения тайных целей императора. Французский монарх сразу заявил своему ближнему окружению, что считает своим долгом наказать изменников, погубивших дело Первой империи. Монарх сознательно не уточнил их имена, но все хорошо понимали, что изменниками были Пруссия и Австрия, переметнувшиеся в стан противников после сокрушительного поражения французов в России.

Хорошо разбираясь в европейских делах, Луи Наполеон отлично видел, что австрийцы держатся на плаву исключительно за счет противоречий между соседями, удачно лавируя между Парижем, Лондоном, Берлином и Петербургом. Подобная стратегия позволяла венскому двору не только сохранять целостность своих границ, но еще и кое-чем поживиться.

Поэтому в отношении Вены, Франция сразу заняла очень жесткую позицию, постоянно диктуя свои требования в ультимативной форме и демонстративно позвякивая оружием. Возможно, Австрия и не поддалась бы на столь примитивный шантаж, но за спиной Наполеона стоял Лондон, а выступать сразу против двух столпов европейской политики, не имея хоть какого союзника, бравая Вена никак не могла. Боязно-с.

Поддержав требование Лондона и Парижа по выводу русских войск из Дунайских княжеств, Австрия надеялась, что этот шаг сделает ее полноправным партнером в новом антирусском союзе, но она жестоко просчиталась. Луи Бонапарт имел хорошую память и с самого начала не собирался хоть в чем-то потакать австрийцам.

Едва только русские покинули Валахию и Молдавию и их заняли австрийские войска, Бонапарт объявил Францу Иосифу, что видит Дунайские княжества исключительно как часть Франции и не готов уступать их ни одной континентальной державе.

В Вене слова основателя Второй империи произвели эффект разорвавшейся бомбы. Желая хоть как-то образумить зарвавшегося соседа, господин Буоль обратился за поддержкой в Лондон, но Туманный Альбион остался глух к австрийским проблемам. У лорда Пальмерстона на Наполеона были свои далеко идущие планы, и ссориться с ним на данный момент английский премьер не собирался. Франция еще не выполнила свою главную задачу по разрушению России и потому была более ценна для Британии, чем вечно лавирующая и интригующая против всех Вена.

Проглотив отказ Пальмерстона, Австрия молча вывела свои войска из Дунайских княжеств, поставив еще одну жирную галочку в своем тайном счете претензий к Парижу.

Наполеона III это, впрочем, ничуть не беспокоило. Чувствуя слабость австрийцев и свою силу в нынешнем раскладе большой европейской политики, он продолжил нажим на Вену, благо этого требовали интересы Парижа. После неудачной атаки на Севастополь положение французского императора как гегемона Европы несколько поколебалось, и он стал требовать от Франца Иосифа присоединения к англо-французской коалиции на основе декабрьского договора 1854 года.

Узнав новые требования могучего соседа, молодой австрийский император пришел в отчаяние. Его страна попросту не была готова к войне. Вена в привычной для себя манере могла только громко вещать, надувать щеки, сдвигать брови домиком и бряцать оружием. Австрийцев одинаково страшила как война с Николаем, так и война с Наполеоном.

Господин Буоль стал лихорадочно лавировать между французским послом графом Буркнэ и русским посланником господином Будбергом. Обе стороны оказывали весьма существенное давление на австрийского императора, который лихорадочно метался между двумя берегами.

Все решила ультимативная телеграмма французского монарха с требованием дать четкий и ясный ответ на вопрос, на сторону какой из воюющих сторон встанет Австрия. Европейская солидарность против «диких азиатов» взяла верх, и господин Буоль дал согласие на присоединение своей страны к договору 1854 года, не забыв при этом выторговать у Наполеона обещание, что территориальное положение Италии и существующий в ней общественный порядок не будут нарушены во время ведения войны с Россией.

Французский император, не колеблясь ни минуты, приказал министру иностранных дел Друэну де Люису составить специальное соглашение по Италии, текст которого был предоставлен венскому послу Гюбнеру, и австриец остался доволен им.

Следуя вековым правилам своей дипломатии, перед подписанием договора Вена взяла двухдневную паузу, которая очень сильно нервировала французского монарха. Отчаянно блефуя в отношении Франца Иосифа, Бонапарт затаив дыхание ждал решения австрийского императора.

В тот день в императорском дворце Тюильри царила звенящая от напряжения тишина. Наполеон был полон самых дурных предчувствий в отношении ответа Вены, и, когда лакей внес на золотом подносе телеграмму от графа Буркнэ, за обеденным столом воцарилось гробовое молчание. Все члены императорской семьи с замиранием сердца смотрели на императора, торопливо открывшего запечатанный бланк телеграммы.