Константин Логутов - Друг

Последний месяц был особенно тяжелый. Если раньше порядок десантирования проходили исключительно в симуляционных кабинках, то теперь нас часто гоняли на орбиту, для отработки полученных навыков в реальной ситуации. Пилотируемый взлет, полчаса невесомости, затем резкое пикирование на поверхность с последующим десантом. Высадка в горы, в пустыню, на воду. Пилотирование в центре тайфуна над Тихим океаном. Отрабатывали и аварийные ситуации в экстремальных условиях. Например, сброс с шаттла над Антарктидой на высоте пятидесяти километров, где еще толком нет воздуха для парашюта, и приходится использовать реактивные микродвигатели скафандра для подтормаживания. Последующее приземление в ледяной пустыне со средней температурой в -60 градусов Цельсия, переход к точке сбора.

Конечно, выдерживали не все. Космический десант – это вам не шутки, господа. Но особо выбора для штрафных батальонов нет: либо ты мобилизуешься в авангард Третьего Корпуса, либо по статье дезертирства отправляешься прямиком на «лучшие» космические стройки Титана. Остальные, мобилизованные не по статье, будут десантироваться за нашими спинами, когда штрафники хорошенько удобрят своей кровью плацдарм для высадки.

Вот позади осталась Третья Линия – высокий забор с колючкой наверху, непосредственно окружающий сам лагерь. В принципе, ничего особо важного эта Линия не выполняет: офицеры имеют право свободно выходить за пределы КУТЛа подышать свежим воздухом, не загрязненным выхлопами от машин и прочей техники. Сам я регулярно пользовался такой возможностью. Сейчас же – в середине апреля – всё голо и безжизненно, нет и следа от того цветочного ковра, что был когда-то в сентябре. Даже грустно как-то прощаться с такой мертвой равниной.

Через несколько минут мы подъехали ко Второй Линии – перевалочному пункту между лагерем и внешним миром. Здесь уже кончается та эфемерная свобода, подаренная нам государством. Иногда между Третьей и Второй Линиями командование устраивало развернутые учения и стрельбы, правда, особо не прижимаясь к запрещенной зоне и не нервируя часовых. Стена из армированного бетона не раз выдерживала нападения войск Туркестана в прошлом, когда здесь еще была военная база мятежников. В башенках наблюдения ведется круглосуточное дежурство, на воротах действует контрольно-пропускная система. Приближаться к Линии без соответствующего разрешения строго запрещается, а ее пересечение автоматически приравнивается к дезертирству и побегу. И всё – дальше только депортация на Титан, если не расстрел. Последний раз я ее пересекал вместе с комбатом, когда мы ехали забирать тело Семена… Эх, Сема-Сема.

С*кины дети пристрелили его из крупнокалиберного пулемета, гнезда которых установлены по периметру всей Первой Линии – самого последнего внешнего рубежа. Прорваться через него немыслимо, даже дойти до ворот очень сложно – пространство между Линиями засеяно сплошным минным полем, среди которого одиноко петляет асфальтированная дорога. В карауле здесь стоит отдельный охранный гарнизон для обороны лагеря от внешних угроз. Построили Первую Линию уже после передачи Содружеству, из нуль-гравитационной легированной титаном стали, отлитой в невесомости. Пропускная система здесь еще более строгая, ориентированная на контрразведку и выявление шпионов. Минут двадцать мы стояли в пробке, пока дежурные сверяли пропуска и документы.

И вот мы на проселочной дороге, вдали от лагеря, едем к станции маглева в Халкабаде. Поезд доставит нас на космодром, где дожидаются более полутора тысяч катеров для доставки на транспортник. Сейчас на корабле техники лихорадочно проводят последние проверки функциональности.

– Лейтенант Гиря, о чем задумались? – глумливо спросил Артём.

Вот ведь дите! Самый лучший стрелок в батальоне, а всё туда же.

– Для тебя я Фёдор Григорьевич, – подмигнул я ему, – лейтенант Артём.

Бойцы молча слушали нашу шутливую перепалку.

– Лейтенант Гиря, а вы знаете что-нибудь о полете? – Артём, держась левой рукой за бортик, правой шутливо отдал честь.

Черт, а ведь нам и правда ничего путного не сказали перед выездом. Последний месяц прошел в таком темпе, что об этом просто забыли. Или специально не сказали. Черт их всё-таки дери.

– Нет, ничего, – нахмурился я.

Надо будет найти на космодроме Крабова и расспросить подробней. Если только у ФСБ-шника найдется время для бесед. И полномочия.

– Ой… – Артём изучающе взглянул на меня. – Фёдор, ты чего?

– Воронцов, хоть тебе и дали лейтенанта, мы с тобой не друзья, и не пытайся держать меня на равных, – в кузове раздалось одобряющее ворчание рядовых. – Хоть ты и смышленый, но… – я стрельнул в него взглядом, повернул голову в сторону подчиненных – те моментально затихли – и отвернулся снова глазеть на дорогу. – В общем, забудь.

Остальную часть дороги до вокзала мы проехали молча. Трясло кузов немилосердно, все старались уткнуться носом в теплый ворот куртки и подремать. Артём еще что-то пытался говорить, но его никто не поддержал. Солдаты, многим из которых далеко за тридцать, не воспринимали девятнадцатилетнего пацана как командира. Что из этого выйдет, я не берусь гадать.

До космодрома мы добирались около полутора суток. По плану, который Крабов всё-таки соизволил показать, Третий Корпус должен погрузиться на «Полет» в течение месяца – не так-то легко отправить на орбиту сорок восемь тысяч человек. Конкретно с этого порта, расположенного у границы Туркестана с Содружеством, отбывают две дивизии. По спискам очереди, наш батальон должен улететь через две недели после прибытия в городок.

Поселили нас в каком-то загаженном «крысятнике», прямо посреди рассады забегаловок, зазывающих дешевой выпивкой и проститутками. Чтобы рядовой состав не спился в первую же неделю, комбаты приказали сдать на хранение все деньги и прочие ценности. Впрочем, батальонных алкашей это не остановило, взводным то и дело приходилось разбираться с драками и ограблениями.

К счастью, вскоре пришел наш черед улетать. В соответствии с Уставом космопехотных войск, мы с Артёмом должны сидеть вторыми номерами при пилотах, поэтому мне даже не удалось в последний раз взглянуть на голубой шар родной планеты. Совсем некстати вспомнились галлюцинации, когда я лежал в отключке в больничке пограничников. Привидение первой любви стояло перед глазами и умоляло не улетать… Нет, хватит об этом думать! Я встряхнул головой. Надо думать о будущем.

* * *

Корабль-космолет А-2 «Полет» превзошел самые смелые ожидания, это настоящий летающий город! Собранный в космосе, он не предназначен для посадки на планеты и обречен весь срок службы находиться в безвоздушном пространстве. Внешне, правда, тот еще уродец – неуклюжее нагромождение пересекающихся под разными углами балок, мачт и надстроек, ни малейшего намека на обтекаемость или аэродинамику – но звездолету это и не нужно.