Андрей Посняков - Варвар: Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови

Пробегая мимо, одна из девок вдруг уселась Радомиру на колени, обняла, потянулась будто поцеловать и при этом прошептала:

– Пожалуйста… прошу… помоги.

– Помочь? – удивился юноша.

– Да… если не трудно. Клянусь, сделаю для тебя все! Они… они хотят купить меня вскладчину, сразу на пятерых… я не хочу этого, господин, это больно.

– А от меня ты чего хочешь?

– Пойдем со мной.

– Вижу, вы уже сговорились? – Маркитант, исполнявший заодно должность сутенера, потирал пухлые руки. – Прекрасный выбор, господин, красивая молодая девушка, и стоит в точности как твоя туника. Только не на всю ночь. Берешь?

– Беру! – Родион махнул рукой.

Стало вдруг жалко эту беспутную девку, которую здесь в любом случае ничего хорошего не ждало. И рубаха перекочевала в жадные лапы торговца.

– Идем. Во-он та кибитка, это недалеко.

– Э, вы куда? – оглянувшись, завистливо ухмыльнулся Истр. – Я тоже хочу девку!

– Ничего, парень! – Рядом уселся Витланк, а с ним Оглобля и Родинка. – Достанется и нам, не сейчас, так позже. А пока насладимся хорошим вином! Радомир, дружище, я все-таки продал сбрую. Эй, эй, что же ты нас покидаешь?

– Я ненадолго. Веселитесь пока без меня, парни!

Кругом хохотали, бранились, прямо у костра любили доступных девиц, задравших подолы, тут же и ели, пили и орали песни. Те самые германцы, добродетелью которых когда-то восхищался Цезарь, предавались буйному варварскому веселью. Дети родового строя, среди своих они соблюдали нравственные законы, но, вырвавшись из плена обычаев и морали предков, выпускали наружу все темное и порочное, что таилось в душах. Здесь, где каждый был сам по себе, ничто не сдерживало их животную жажду удовольствий – ни приличия, ни стыд, ни совесть. Право сильного – единственное, что они выиграли, уйдя из-под защиты собственного рода.

Но вот пьяные выкрики и пламя костров остались позади, а жрица продажной любви все тянула юношу за собой:

– Сейчас, еще немного, уже почти пришли.

– Этак мы и до города добредем, – хмыкнул Радомир. – Тебя как звать-то?

– Маргона.

– Ты что, не местная?

Разговаривали они, кстати, по-латыни.

– Из Медиолана. Родители были земледельцами, но случился неурожай, и меня отдали за долги прислугой в богатый дом. А там изнасиловали в первый же день: сначала сам хозяин, потом его сыновья, затем слуги. Я пожила немного и сбежала. Торговец Манлий предложил работу.

– Вот эту?

– Вот эту. Не хуже и не лучше любой другой. Мы пришли, вот наша кибитка.

Галантно пропустив даму вперед, Радомир оглянулся, придерживая полог: вдали плясали оранжевые отблески костров, а в темно-синем небе, над вершинами черного леса, мертвенно мерцали звезды.

– Ну? – В темных глазах девушки блеснул отсвет луны, узкий, как кинжал наемного убийцы. – Залезай же! Здесь тепло.

В кибитке и правда было теплее, чем снаружи; когда жаркое пламя костров осталось позади, парень, оставшийся без новой туники, сразу ощутил прохладу весенней ночи. Родион осторожно забрался в кибитку. Полог упал, сразу сделалось темно, но тут же Маргона зажгла светильник – плошку смешанного с благовониями жира, в котором плавал длинный фитиль.

– Пей! – Поставив светильник на полочку, девушка обернулась и протянула гостю глиняную чашу. – Это хорошее вино, намного лучше того, что тебе там предлагали.

Молодой человек сделал глоток – вино и в самом деле оказалось прекрасным. Возвращая чашу, он пристально взглянул на Маргону. На поляне, при дрожащем свете костров, Радомир и не смог как следует ее рассмотреть, но теперь отметил большие глаза, чувственные губы, милый овал лица, прямую линию носа. Скулы, пожалуй, чуть-чуть выпирали, но это, возможно, от худобы. А как хороши были ее волосы – темно-рыжие или каштановые, теплые, мягкие, пахнущие дымом костра.

– А ты красивая, Маргона, – опустившись рядом с девушкой на колени, тихо произнес Родион.

– Я тощая, – она засмеялась, – а красивая девушка должна быть пополнее.

– Для кого как, мне худенькие нравятся. Что ты делаешь?

– Раздеваю тебя, господин мой… Ложись, вот сюда, на овчину. Чувствуешь, как здесь тепло? Это потому что есть жаровня с углями, вон за той кошмой. Сейчас будет совсем хорошо – ведь мое тело такое же горячее, как и жаровня… Потрогай!

Одним движением девчонка стянула длинное шерстяное платье и, нагая, прильнула к юноше, гладя его грудь:

– О мой господин, обними же меня, прижми к себе… и делай все, что захочешь! Хочешь, я погашу светильник?

– Нет-нет… ты красивая.

– И все же я стесняюсь своего тела… Слишком худа.

– Напрасно. Ты… я уже говорил… Ох…

Теплая кожа девушки казалась нежнее шелка, стройные бедра были вовсе не так уж худы, правда, лопатки явственно прощупывались, и косточки на позвоночнике можно было легко пересчитать.

Ах, как девушка выгнулась, когда молодой человек погладил ее по копчику, провел руками по бедрам, осторожно уложив на спину, поласкал языком темную ямочку пупка, такую манящую, нежную… А как восхитительна была грудь! Боже, боже, неужели есть в целом мире еще такое же наслаждение, чем нежно и страстно овладеть женщиной, этой вот юной девой с темными глазами львицы? Сколь приятно провести ладонями по ее коже, погладить, поласкать грудь, прижать к себе… сильнее, сильнее… сильнее… И услышать стон, сначала едва различимый, а потом все громче. Кричи, девочка, кричи! Наслаждайся!

– О, мой господин… О, мой… О…

– И не называй меня «мой господин», ладно?

– Ладно. А ты не уйдешь сразу?

– Нет. Мне приятно лежать с тобой.

– И мне… Ты такой нежный! Меня никто еще так не ласкал, никогда… Все просто брали и пользовались, когда им было нужно, грубо и зло. И ты тоже пользуйся… Да, да, возьми же меня еще! Когда захочешь…

Зеленовато-желтое пламя светильника выхватывало из темноты трепетное юное тело, отражалось в темных глазах с пушистыми подрагивающими ресницами. Маргона… Веселая маркитантская девица для плотских утех и не более. Сегодня с одним, завтра с другим, послезавтра с третьим. Сколько ей сейчас – шестнадцать, двадцать? Но через год уже будет тридцать, через два – все сорок. А еще через пять-шесть лет ее ждет смерть, если раньше не прибьют в какой-нибудь пьяной драке. Эх, девица-красавица…

– Маргона, позволь спросить?

– Спрашивай… Но сначала я спрошу, ладно? Я любопытна, как и все девушки. Люблю поболтать.

– Что ж, давай поболтаем.

– Обними меня, мой го…

– Я же просил тебя не называть меня господином!

– Крепче! Так… теперь скажи: здесь есть что-то такое, что звало бы тебя вернуться, если бы ты вдруг уехал?

Странный вопрос. К тому же Родион ощутил в голосе девушки какую-то фальшь. Или просто показалось?

Вдруг вспомнилась Хильда, дева из снов, непорочная красавица с белыми локонами и темно-голубыми глазами… Нет, Радомир не стыдился того, что произошло между ним и Маргоной – он же был простой парень, долго не видевший женщин. Да и хотелось помочь хоть чем-нибудь этой симпатичной и, в общем-то, не глупой девушке.