Елена Первушина - Летун

Да, у него были деньги. Достаточно денег, чтобы сделать их счастливыми. Но сегодня он с удивлением почувствовал, что впервые сам готов задать вопрос этой странной женщине, которая так легко и шутя впускала его в свою странную жизнь. Готов спросить, согласна ли она сделать то же самое всерьез. И при этом он знал, что даже если бы захотела, она просто не сможет дать ответ, который сделал бы его счастливым.

– Простите, госпожа Эстэ, – сказал он, поспешно стряхивая наваждение. – Я совсем не успел узнать вашего супруга. Каким он был?

Женщина улыбнулась.

– Он был очень хорошим человеком. Всегда исполнял свой долг перед семьей. Не был болтлив. И не из тех, кто только и умеет, что повторять чужие слова и поддакивать невпопад. У него обо всем было свое мнение, но он редко им делился. Мы прожили вместе недолго: только до рождения дочери. Я одиночка по натуре и не люблю делить подушку ни с кем дольше, чем это необходимо. Я отправила его в столицу присматривать за нашими лавками. Я знала, что могу довериться ему полностью. И я очень дорожила нашими с ним разговорами, когда он приезжал проведать меня и дочь.

– Вы не знаете, почему он…

– Думаю, что знаю. Он говорил о том, что ваши боевые машины его пугают.

– Пугают?

– О… не сами машины, а ваша страсть к войне, ваша искушенность, ваш талант на этом поприще. Он ехал к вам, чтобы убедиться, что рассказы путешественников – это не просто пустые байки. И когда убедился, исполнил свой долг. Так, как он его понимал. Мне его решения всегда казались слишком мрачными, но таков уж был его характер.

– Простите, я не понимаю… Он исполнил свой… долг?

Эстэ снова улыбнулась.

– Это в самом деле сложно объяснить. Пожалуй, сейчас еще не время. Если не возражаете, мы продолжим этот разговор позже. А сейчас давайте вернемся. Боюсь, снова собирается дождь.

Дома их ждал обильный обед. Впрочем, Эстэ, сославшись на дела, извинилась и сказала, что будет обедать в своей комнате, так что компанию Аверилу составили две ее дочери. К сожалению, он не знал, прилично ли будет ему обратиться к ним, они же то ли от смущения, то ли от высокомерия не проронили ни слова. Впрочем, Аверил был рад помолчать. За сегодняшнее утро он и так успел услышать и увидеть слишком многое. Перед глазами все еще стояла стройная фигура Эстэ в струящейся зеленой одежде. Она казалась такой легкой, почти невесомой. Легкой, как стебель бамбука. Он же чувствовал себя огромным, тяжелым увальнем. Это было нечестно, подло. Ротар, Севридж, Зед, Сид – все они маленького роста, все они будут летать. Гай летает, Эспер летал. И госпожа Эстэ могла бы летать, если бы захотела. И даже эти две молчаливые куклы. И только ему небо заказано – потому что Великий Мастер в свое время не пожалел на его семейство мокрой глины… Нет, легкость – это не для него. Но как полететь с помощью тяжести?.. Тяжелый планер устойчивей, его не собьет с пути случайный порыв ветра… Аверилу вспомнилась школа. Недалеко от школьного здания на холме была старая каменная изгородь, и ученики, бывало, развлекались, скатывая камни вниз по склону. Вот тут Аверил всегда выходил победителем – он был сильнее сверстников, и ему ничего не стоило выбрать самый тяжелый камень и как следует разогнать его. Если бы можно было найти такого силача, который разогнал бы тяжелый планер… такой мотор, чтобы…

Он очнулся оттого, что девушки молча встали и покинули столовую. Смущенный Аверил забормотал им вслед извинения, но они даже не повернули головы…

Возвратившись к себе в комнату, он пытался нащупать решение, пытался нарисовать такой планер, который поднял бы его, но ничего не вышло. Перед глазами по-прежнему колебались стволы бамбука, летел по ветру зеленый шелк. В конце концов, так и не продвинувшись в своих размышлениях ни на шаг, Аверил уснул.

Проснулся он уже на закате. За окном снова шумел дождь. Едва Аверил успел умыться и переодеться, как явился слуга, чтобы проводить его к ужину в комнату на втором этаже. Эстэ снова была в своем «аврелианском» платье. Стол на этот раз сервировали местной посудой – деревянные чашки и тарелки были украшены тончайшими золотыми узорами и перламутром и покрыты лаком – тем самым лаком, о котором Эстэ рассказывала утром. Очевидно, теперь она была уверена, что Аверил по достоинству оценит оказанное ему уважение. И он действительно был искренне восхищен красотой столовых приборов.

За чаем Эсте перешла к делам.

– Я обдумала все, что вы рассказали о вашей Мастерской, – сказала она. – И хочу сделать вам предложение. Я понимаю, что вы ограничены в средствах, и понимаю, что ваши машины не сразу найдут себе покупателей, но мой покойный муж считал, что за ними – будущее, и я с ним согласна. Поэтому я готова поставлять вам бамбук в течение трех лет бесплатно, вы будете оплачивать только расходы по его перевозке. Но за это я хочу долю в ваших будущих доходах. Пятнадцать процентов устроили бы меня как нельзя лучше.

Аверил нахмурился.

– Боюсь, что это невозможно, – произнес он, не скрывая сожаления. – С нынешнего года мы подчинены Военному министерству. Оно не потерпит того, чтобы хоть какая-то часть наших доходов уходила за границу. Простите, но это все, что я могу сказать.

Эстэ подняла бровь и кивнула:

– Понимаю. Ну что ж, значит, мы найдем другой путь для того, чтобы прийти к взаимовыгодному договору. Позвольте мне еще немного поразмыслить над этим. А пока довольно печалиться! Давайте просто поболтаем. Расскажите мне о ваших женщинах.

Аверил поперхнулся.

– Простите?

– О женщинах Аврелии. Какие они? Как одеваются? Чем занимаются? Что любят? Чего не любят? Ну, словом… сильно ли они отличаются от нас?

– О да! – невольно вырвалось у Аверила.

Эстэ рассмеялась.

– Это интригует. А если поподробнее?

– Они… они очень следят за своей красотой. Любят наряды, выезды, драгоценности. О, конечно, женщины на Островах тоже красивы, очень красивы… – поспешно заговорил он. – И очень нарядны…

Эстэ склонила голову и взглянула лукаво, явно наслаждаясь его смущением.

– Старший муж писал мне, что у вас женщины не ведут дела.

– Да, они занимаются в основном домом и семьей. Воспитывают детей, устраивают обеды, званые вечера, занимаются благотворительностью.

– Значит, у них все же есть деньги?

– Да, конечно. Каждой женщине муж дает деньги. Это называется «на булавки».

– А что будет, если она купит слишком много булавок и растратит все свои деньги? Он будет ее ругать?

– Да… скорее всего, он будет недоволен.

– И, может быть, побьет ее?

– Ну конечно же, нет! Хотя… среди людей низких сословий… да… такое случается…

– Как интересно! Меня еще ни разу не ругал мужчина. Какими словами вы обычно ругаете жен?