Федор Березин - Покушение на Еву

С помощью Папируса разговор пошел живее, все-таки собеседники были людьми одного времени, психология была одинакова, да и кое-где древние языки пересекались. Выяснялись удивительные вещи. Александр уже примерно знал, о чем идет речь, по прошлым разговорам, но теперь он сам направлял беседу. Общая картина складывалась такая. Племя Рембрандта было большое, правда, что под этим определением скрывалось, выяснить не удалось, им не были известны масштабы расплодившихся в будущем потомков, посему их определение слова «много» имело свои специфические габариты.

На их становище напали на рассвете. Врагов было немало, обрушились они внезапно, и были они не люди, по крайней мере в понимании пострадавших. Пахло ли здесь зачатками расизма, осталось невыясненным. По рассказу этого древнего Пикассо, это были «чу». Как уловил Александр, это были большие звери в шкурах, но с оружием. «Чу» били всех подряд, но более всего досталось женщинам. Александр еще плохо разбирался в здешних законах, обычаях и морали, но знал, что, в принципе, красть женщин здесь не считалось зазорным, это было редкое, но тем не менее практикуемое явление, оно вызывало известные эмоции, но все же было пристойным проявлением мужского шовинизма. Однако нападающие убили всех, в том числе самых маленьких девочек. Не нужно было обладать логическим мышлением уроженца двадцать первого века, чтобы понять: до становища долетел отголосок события, угрожающий существованию рода гомо. Александр понял, что его пересылка в это райское время не была просто проявлением людской суетности.

Битва с пришельцами шла долго, но они были настырны, племя застигнуто врасплох, и вообще этот мир еще не знал таких массовых сражений, подразумевающих полное истребление конкурента, ведь до геноцида было еще далеко, ой как далеко.

Он решил остановить этих «чу», ведь именно для этого он здесь и обитал.

Он выжидал. Он всегда отличался терпением, а в этой новой жизни это стало его натурой. Здесь не с кем было поговорить, просто физически не с кем. Но, рассматривая с некоторой стороны, это было психологически легче, чем там, в том бытии, когда он был прикреплен к инвалидной коляске. Тогда везде вокруг него были люди, но они не жаждали с ним общаться. Они были нормальные современные люди, их не в чем было обвинить, они были сыны своего времени и культуры, у каждого из них была своя куча проблем, которая принадлежала только индивиду отдельно, им самим было не на кого переложить эти многочисленные мелкие и не очень дела, каждый нес свою ношу в свою нору, огражденный психологическим барьером от чужих бед и тем более радостей. Этот гигантский город, отделенный теперь от него не представимым интервалом времени, часто сравнивался с муравейником, но это было не совсем так. Каждый из этих высокоразвитых «муравьев» был сам по себе, и по другим законам этот чудовищный конгломерат существовать был не способен, нормальная нервная система цивилизованного человека и так с трудом выдерживала ежедневное нерно-мозговое напряжение этого кошмара централизации и сложности. Внутреннее одиночество большинства было платой за комфорт, платой за безопасность. Не всем там это нравилось, но как бы они запели здесь без горячего душа, полицейских и телевизора, здесь, где нужно было найти пищу, умудриться съесть пищу, часто еще живую в момент усвоения, и еще постараться, чтобы эту пищу у тебя не успели отнять. Как бы они почувствовали себя здесь, где спать очень часто приходилось под открытым небом, подальше от пещер, в которых обитали хищники и попасть в которые человек мог только в качестве мясного фарша, подарка маленьким детенышам волков и гиен. А потом, в неизмеримой дали абстрактной временной спирали, археологи будут долго доказывать друг другу, что все эти остатки костей животных в скальных углублениях – это добыча человека, и своих покойников он тоже хоронил здесь же, в своем пещерном обиталище.

Он выжидал, внимательно прислушиваясь, своим обостренным, уже столь привычным слухом, внюхиваясь, этим своим сверхразвитым, забытым людьми будущего, нюхом. В этом плане ему помогало выбранное место, те, кого он ждал, должны были появиться с подветренной стороны. Это несколько снижало его боевые возможности, дальность лука против ветра значительно падала, но обратный вариант вел к его преждевременному обнаружению, с их чутьем это было неминуемо.

Когда они появились, он был удивлен. Они просто бесшумно вырисовались в конце тропы, как материализовавшиеся призраки. Он, не шевелясь, рассматривал их и считал. Да, они действительно очень отличались от породы, к которой он теперь принадлежал: они были ниже ростом, более согнуты, и челюсти их были намного массивнее. Он выискивал среди них вожака, он очень надеялся не ошибиться: кандидатур было несколько. Затем он заметил у них в руках, в этих длиннющих нечеловеческих руках... «Копьеметалки», – с ужасом подумал Александр. Он вспомнил инструктора Киби, из той другой, бесконечно далекой жизни. Их лапы-руки были много длиннее, чем у австралийца, и наверняка намного сильнее, а значит, их копья полетят гораздо дальше, да еще по ветру. Похоже, это уравнивало их и его дальнобойность. Его лук не был искусно изготовленным, с помощью нормальных инструментов, оружием, в обратном случае Александр бы смог расстреливать этих полуобезьян метров за триста, да и наконечники у него были не металлические... «Еще про автоматическую винтовку вспомни, – упрекнул он сам себя. – Или про термические бомбы». Надо было что-то делать, и делать быстро. Можно было пропустить их, не обстреливая, но была большая вероятность, что, обойдя его, они учуют чужой запах, и тогда он окажется в окружении. Оставался один план, тот, что был с самого начала. На их стороне было количество, но за кем стояло качество? Александр вскинул лук и прицелился.

Стрела свистнула, и один из самых крупных «австрало» или бог его знает каких «питеков» свирепо дернулся, когда она угодила в грудь. А стрелку некогда было любоваться этим зрелищем, он пытался уподобиться пулемету. Они были действительно очень тугодумны, эти ребята, он успел поразить еще двух самых крупных самцов, когда они заподозрили что-то неладное. Они не видели стрелка, первый раз в своей жизни видели стрелы, темп его быстрого логического мозга был им недоступен, тем более они не могли вообразить, что на их толпу-отряд из более пятидесяти здоровенных особей может осмелиться напасть одиночка. А острые каменные наконечники, крепко пришпиленные к деревянным, обструганным нуклеусом древкам, продолжали пробивать их волосатые шкуры. Когда они побежали, стрел оставалось всего двадцать штук. Там и сям на поляне валялись поверженные, стонущие враги. Он не стал, ясное дело, преследовать отступающих, он даже не хотел показываться на глаза этим тяжелораненым представителям тупиковой ветви эволюции, но ему нужно было собрать стрелы. Ему пришлось добить их всех этой каменной мотыгой, или дисковым топором, или черт его знает как в далеком будущем называемым предметом этой древней культуры, но он хотел оставаться призраком, он хотел, чтобы за него воевали их отравленные примитивной мистикой мозги. Бой был не последний, и неизвестность должна была работать не только на них, но и на него.