Андрей Горюнов - Контакт первой степени тяжести

– Ну, вот совсем рассвело, – грустно сказала Лена Белову, стоящему напротив нее и глядящему в костер.

Она хотела что-то еще сказать ему, утешить, но осеклась, почувствовав, что кто-то сзади положил ей руку на плечо…

Она оглянулась и завизжала от ужаса – дико, истошно. Сзади ее стояла страшная тварь: слюнявые, кровавые клыки, изъеденная язвами морда с копошащимися в них белыми и желтыми червями, надутые жестокие глаза с вертикальными, как у змеи, прорезями зрачков, отливающими в кроваво-сиреневый оттенок белками. Зверюга смотрела абсолютно холодно, словно на секунду замешкавшись, решая, в какую часть тела воткнуть в следующее мгновение свои кровавые клыки. Тварь источала отвратную вонь – помесь трупного запаха с резким смрадом защитных газовых змеиных испражнений, – как пахнет внезапно схваченный, испуганный уж. Острое обоняние, конечно, различило бы в этом богатом букете запахов и что-то от нечищеной свинарни, гниющих отходов птицефабрики, вокзального общественного туалета, от павильона хищников в московском зоопарке.

Тварь резко выдохнула и, неуловимо быстро встряхнув головой – как лошадь гривой – выкинула из пасти язык, похожий на щупальце осьминога – беловато-матовый, шершавый, как изнанка коровьего желудка, усеянный, как прыщами, желтоватыми вкусовыми сосочками.

Язык устремился точно Лене в лицо и прилип к нему плоскостью своего кончика…

В ту же секунду, как только язык присосался, в глубине и уголках пасти твари обильно выступила сероватая пена-слюна, похожая на гной.

– А-а-а-а!!!

– Да, Ленок, ты не храброго десятка! – сказало чудовище голосом Тренихина, принимая соответствующий вид. – Жидка на расправу… Привет, ребята!

– Привет. – Белов кивнул Тренихину, однако довольно сухо, не отвлекаясь, все продолжая непрерывно доставать зеленые, демонстративно игнорируя его эффектное появление.

Воцарилась тягостная пауза.

– Я вижу, мне не рады… – протяжно протянул Тренихин – Раньше я был милее, наверно, – он начал на глазах снова превращаться в отвратную хищную тварь.

– Не надо!! – с ужасом закричала Лена. – Только не это!

– Да я и не очень настаивал. – Борис снова вернулся в свой обычный человеческий образ. – Белов, – сказал он, несколько смущенно отряхивая с куртки оставшуюся чешую чудовища, которая, слетая, тут же растворялась с голубоватым мерцанием в морозном воздухе. – Ты какой-то задумчивый, Коляныч…

– Я не в восторге. – Белов мрачно кивнул головой.

– О! О! Погляди на мужа, – сказал Тренихин Лене. – Как он надулся, сыч… Обиделся на что-то…

Он подошел к Белову, обнял:

– Ну, хватит! Не сердись, Коляныч! Ты ж знаешь, у меня такой характер, – он полсекунды подыскивал нужное слово и наконец нашел: – Легкий. Ну, или – вот такое я говно, согласен…И кстати – хочу тебе заметить – ты денег больше в огонь не кидай. Не то что прокидаешься, ты не думай, а просто теперь он сам собою станет гореть. Н-да… Ну, что притихли-то? Давайте по шампанскому, как водится, с утра – за встречу!

В руках у всех троих возникли наполненные хрустальные фужеры.

– Я пью за то, – сказал Борис, подняв бокал, – что мы все снова вместе! И мы – в контакте!

– Все это очень хорошо, конечно, – перебил его Белов. – Но я хочу сказать, что ни твой пафос, ни шампанское никак не заменяют совесть. Воистину, чего Бог не дал, того и за деньги не купишь. Где ты был, скотина, всю ночь? Нас чуть волки не съели.

– Не съели бы, не волнуйся. Это были не волки. Это я выл.

– Спасибо.

– Да не за что! Пустяки, старик. Мне было не трудно. Считай, что это тоже было небольшое испытание. Не каждому в этом мире, поверь, придет в голову жечь деньги. Большинство-то, к сожалению, за деньги готовы на смерть. В основном, конечно, на чужую. Но это лирика, прости. Давай махнем все же, а то долго держим, боюсь, передержим. Итак, за вас! Вы сдали все экзамены. Вы не А1, вы АО – высшей лиги! Ты правильно все выполнил, Белов. Безукоризненно, я бы сказал. Да – верно: шанс есть всегда! – Он повернулся к Лене: – Шанс есть у всех! И каждому – по его вере воздастся! За вас, ребята! Пью за вас!

Он выпил и грохнул бокал о сухую гальку возле костра.

– Такой бокал… – ахнула Лена.

– Тю-ю! Мы на это денег не жалеем! – сострил Тре-нихин. – Бейте!

– Пораньше ты не мог явиться? – Белов, разбив бокал, посмотрел на Тренихина испытывающим взглядом.

– Да видишь ли, – Тренихин слегка заюлил под колючим взглядом Белова. – Контакт всегда возможен – это да. Но видишь, дело в чем еще: переход возможен только после ночи. Мы наигрались там, вверху, мы накопили сил – вы ж видели?

– Полярное сияние – ты имеешь в виду?

– Конечно же. Но вот – пожалте бриться – наступило утро. Рассвет? Рассвет. И я тут же здесь!

– Ты мог бы рассказать нам это все вчера еще.

– Зачем? Ведь так куда эффектней! Вы ночью не мерзли? Да нет, особенно не мерзли! Сожгли миллионов триста долларов – чем не занятие? Вдвоем! Одни! Луна! Замечательная погода! Ясная ночь, колючие звезды… Да что я, черт возьми, все это вам рассказываю, в конце-то концов! Вы же сами мне это должны были бы рассказать, задыхаясь от счастья! Да теперь вы десять, двадцать тысяч лет об этом будете, наверно, вспоминать. Ночь у костра. Вот это ночь! Да разве такое забудется?! Навек останется, отпечатается в памяти. А ведь это-то и есть самое-самое для вас, для людей – воспоминания, верно ведь? Уж их-то у вас, у людей – особенно у русских – не отнимешь никаким колдовством!

– Треплом ты был, треплом ты и остался.

– Грешен, Белов. Прости. Прости, что ночью не явился. Но ночью третий – лишний, знаешь?…Чу?!

Борис поднял палец, прислушался…

– Все. Вертолет. Нам пора закругляться. Тренихин поднял снова появившийся в руках наполненный бокал, еще чудесней и прекрасней предыдущих.

– А что, скажи, значит группа крови АО? – спросил вдруг Белов. – Ты сказал, что у нас не А1, а АО. Почему? Что это значит?

– Да как же, старик? Неужели не ясно еще? Группа АО означает, что есть в крови такой фактор – верность. Очень редкая кровь и очень редкий фактор во Вселенной. Ну, вздрогнули: мы пьем за верность! Ценнее ее ничего в мире нет!

…Ударившись о гальку, бокалы раскололись в брызги. Гул вертолета нарастал…

– Теперь эффектная концовка, – сказал Борис. – Смотрите на свою палатку…

Палатка, стоящая в отдалении, на снегу, сама собою распоролась вдруг – будто разрезанная изнутри невидимыми ножами…

И в тот же миг от нее побежали в разные стороны две цепочки следов, словно от палатки удирали невидимки…

Разбежавшись от палатки метров на тридцать, цепочки следов прекратили свой бег, остановились и замерли – словно невидимки улетели…

– Вот пусть господин Власов Владислав Львович поломает себе башку, поразмыслит над тем, что здесь произошло. Как ты, Белов, считаешь, есть у тебя разумная гипотеза: что это было, почему оно, зачем и каким образом?