Виталий Каплан - Корпус

Он не спеша пошлепал в палату. И тут же его окликнули:

— Кто здесь?!

— Это я, Костя, — ответил Костя, неспешно подходя к столу.

— А ну-ка, фамилию говори! — взвизгнула Светлана Андреевна, тараща на него злобные перепуганные глаза. Костя не ошибся — щеки ее и в самом деле покрывали нервные бордовые пятна.

— Да вы что, Светлана Андреевна, — удивился Костя. — Вы разве не помните меня? Я же Временный Помощник на Группе!

— Не знаю я никаких Помощников! Для нас вы все одинаковы! Ишь, выискался какой! — и пятна на ее лице запылали ярче, точно на него брызнули малиновым вареньем. — Грубить мне еще будет, паршивец! Сейчас вон задницу настегаю! Говори, что здесь делал!

Костя остолбенел. Он уставился в бледно-зеленый линолеум пола, чувствуя, как пылают уши. Ни фига себе заявочки! Да как она смеет такое говорить?! Он что, простой пацан какой-нибудь, чтобы она его так оскорбляла? И кто? Не Марва какая-нибудь занюханная, а Светлана! Да пошла она к свиньям!

— А вы на меня не кричите, — огрызнулся он, отходя на всякий случай подальше от стола. — Я в туалет ходил. Нельзя, что ли?

— Нечего по ночам в туалеты шастать! — визжала Светлана Андреевна. — С вечера надо было ходить! И почему я не видела, как ты туда прошел?

— Откуда я знаю? — буркнул Костя. — Я что, докладывать вам должен: так, мол, и так, Светлана Андреевна, разрешите мне сходить по-большому? Пошел себе, и все!

— Ну ты и хам! — Светлана Андреевна схватила лежащий перед ней журнал и принялась судорожно листать страницы. — Все про тебя напишу! — и шариковая ручка нервно запрыгала по бумаге. — Завтра Сергей Петрович тебе такой туалет розгами пропишет — век помнить будешь! А ну, марш в палату, и чтобы ни звука у меня!

— Больно надо, — и Костя небрежной походкой направился прочь от стола. Было противно. Сзади раздавался свистящий шепот Елены Александровны: «Не закатывай истерик, дура! Зачем орала? Он же ничего не слышал, а даже если и слышал — к утру все забудет. Даром им, что ли, Питье дают?»

Косте было плевать на этот змеиный шепот, на Светланины угрозы. Но уши продолжали гореть. А он еще такое себе про нее воображал. Про Светандру. Тоже цаца нашлась — розгами пугает. Ну ничего, он ей это припомнит…

Сергей дернул шнурок выключателя. Пора ложиться, иначе потом и впрямь с бессонницей не сладить. Не переходить же на таблетки, как той осенью.

Впрочем, разница невелика. Та же пустота, что и раньше. Погорел энтузиазм синим пламенем. Который год уже приходится плыть по течению, заниматься привычной работой — сидеть за пультом в машинном зале, проверяя состояние Программ, составлять отчеты, контролировать Группы. Получать раз в месяц зеленый конвертик с деньгами — бессмысленно огромными и столь же бесполезными здесь. Однако система работает четко — работникам выписывают деньги, всякий труд должен оплачиваться. «Вы понимаете, Сережа, — говорил, бывало, Старик, — мы не можем организовывать наших людей только на основе энтузиазма. Слишком их много, работников, и все они разные. Приходится считаться со сложившимися стереотипами. Да и, разумеется, низший персонал вообще не в курсе дела. Пускай, так будет надежнее. Так что позвольте дать вам совет — не отказывайтесь от конвертиков, не разрушайте чужих иллюзий. Да к тому же деньги эти могут вам пригодиться. Когда вернетесь…»

Да вот состоится ли возвращение? Он до сих пор не мог понять. Конечно, с мелочовкой все ясно. Их, Наблюдательниц, Техников, рядовых Санитаров, нанимали по контракту, лет на десять-пятнадцать. Потом они возвращались домой со стертой памятью об этих годах, а также с весьма приличной суммой. Там, в Натуральном Мире, они хоть в лепешку расшиблись бы, а таких денег нипочем бы не урвали.

Правда, при нем здешних трудов никто еще не завершал. Хотя он не любопытен. Друзей за эти пять лет у него тут не завелось, почти все контакты были деловыми. Конечно, не считая амурных эпизодов, но хрен с ними. Не хватало еще и об этом думать. А так — выбирался, конечно, изредка на пикнички с коллегами-Воспитателями. Пьянки под луной, у костра, анекдоты, рыбалка — вот и все общение. И пускай в своем деле они, коллеги, соображали неплохо, но на интеллигентность явно не тянули. Видимо, он в их круг не вписался — со временем приглашения иссякли, и он опять остался один. Просыпаясь по ночам в горячем поту, из последних сил разрывая липкую пленку кошмара, он слышал ритмичный стук собственного сердца: «Один. Один. Совсем один».

Конечно, здесь был Старик, и, наверное, только это не давало ему загнуться от тоски. Со Стариком он хоть на короткое время ощущал себя человеком, а не клавишей какого-то исполинского компьютера. Со Стариком ему приоткрывался глубинный смысл всей здешней возни — и были мгновения, когда его переполняла пьянящая смесь гордости, уверенности и какой-то необъяснимо приятной силы. Правда, такие минуты проходили, и снова наваливалась постоянная тяжесть.

В последнее время стало хуже. Мгновения ясности давно уже его не посещали, да и в разговорах со Стариком он стал заметно сдержаннее. Зато появилась бессонница, а вместе с ней — раздражительность.

С каждым днем делалось труднее. Пока что он еще владел собою, держал обычную свою бесстрастно-ироничную маску. Но временами накатывало: долго так не протянешь. Обязательно случится какой-нибудь срыв. Тем более, симптомы налицо. Даже взять сегодняшний день. Этот странный разговор, что затеял Андреич. Тоже ведь едва не нагрубил. А зачем? Андреич вполне по-дружески советовал… Или еще. Совсем уж ни к селу, ни к городу было выставлять за дверь эту Наблюдательницу. Кажется, ее здесь Еленой Прекрасной прозвали. Конечно, ее игривые интонации вызывали тошноту, ее намерения — предельно ясны. Разумеется, она так ему и не поверила. Во всяком случае, вид у нее был соответствующий. Но в том-то и беда, что на деликатное обхождение не осталось уже ни сил, ни желания. Конечно, ситуация выеденного яйца не стоит, можно было и пожалеть бабу, но времена амурных эпизодов для него прошли.

Сейчас главное — это справиться с собой. Со своим взбесившимся, вышедшем из-под контроля подсознанием. Иначе дальше никак. Дай себе волю, ослабь контроль — и придешь к тому, от чего спас Старик тем давним ноябрьским вечером.

Сергей даже не сразу его заметил. Сидя в потертом кресле, он механически болтал в стакане чайной ложкой, время от времени поглядывая на экран телевизора. За окном надрывался хищный ноябрьский ветер, с маху лупил в оконное стекло мокрыми снежными хлопьями, в голове прокручивались привычные мысли.

По телевизору шел концерт, и вроде бы даже неплохой. Однако Сергей воспринимал голубоватое мерцание экрана как бы в полусне, хотя еще не спал. Но мозги постепенно заволакивало туманом — сказывался недавно выпитый димедрол. Наверное, поэтому он не слишком удивился и появлению Старика. Впрочем, в Старике и не было ничего удивительного. Если не считать оригинального способа наносить визиты. Во всем остальном он казался совсем обычным пожилым человеком. Высокий, загорелый и крепкий, с копной седых волос, раскинувшихся по плечам точно львиная грива, с окладистой, как у Деда Мороза бородой. Одет он был весьма прилично — темный дорогой костюм, очки в золотой оправе. Чем-то Старик смахивал на Березнякова, завкафедрой прикладной математики, замучившего в свое время Сергея теорией сеточных алгоритмов. Правда, Березняков был пониже и потолще, да к тому же лет десять как обретался в иных мирах.