Николас ван Палланд - Наковальня

Дебаты кипели в коридорах власти в течение трех стандартных лет.

Споры обострились до предела после статьи Педро Хесуса Мондигаса и Луизы ван Стратен, впервые опубликованной в денубской компьютерной сети под заголовком: «Куеринцы: вид, застывший в истории?» Раскопки, проведенные роботами вблизи двух деревень, показали, что туземцы Куерина просидели в этом состоянии развития не два тысячелетия, но по меньшей мере триста пятьдесят тысяч лет!

Это дало. потенциальным застройщикам ключ, в котором они нуждались. Хотя о культуре нельзя судить по ее чисто техническому развитию, о ней можно судить по ее способности развиваться и отвечать на изменяющиеся обстоятельства. Куеринцы застряли на стадии позднего неолита на три с половиной сотни тысяч лет, следовательно, они не способны меняться и, по сути, зашли в эволюционный тупик.

Битва за Куерин велась в парламентах, сенатах, ассамблеях, конклавах, кабинетах министров и консультативных советах по всему КЗС. С незначительным перевесом движение за невмешательство вышло победителем. Перевес был очень незначительный, но его хватило. Официально решение опиралось на вопрос: действительно ли куеринцы зашли в эволюционный тупик? Неофициально оно было продиктовано освященным веками политическим принципом: «Зачем сегодня терять голоса на том, что может прибавить тебе голоса завтра?»

«ЗвездТх» постановило: продлить карантин на Куерине еще на двадцать лет с целью дальнейшего изучения туземцев.

Обе стороны дебатов отошли на свои позиции готовиться к битве, которая неизбежно возобновится, когда дело Куерина будет вновь открыто через два десятилетия.

Когда Габриел проснулся, правая рука больше не болела, зато болело все остальное. Над ним плыла по потолку паутина теней, разрываемая бесформенными островками света, движущимися одновременно с нарастанием и ослаблением звука транспорта, проходящего снаружи. Землянин попробовал пошевелить пальцами и обнаружил, что почти их не чувствует.

Он снова закрыл глаза. Обрывки событий прошлой ночи постепенно слились в связное целое. Габриел вспомнил сумасшедшую поездку, когда он качался, повиснув на хлопалках, в сотнях метрах над улицами города, пока подвесная машина то ныряла, то выныривала из транспортного потока. Потом в каком-то затемненном зале его впихнули в другую подвесную машину, и снова поездка, от которой запомнился запах пота и страха и шепот двух его спутников. Потом бег по черным залам, где ярко-красные и оранжевые проемы зияли в темноте, как раны. Нездоровый смех и грустные лица, выглядывающие из щелей и углов; безумные головы Площади Психов. Габриел дважды услышал это название.

Потом еще одна поездка в подвесной машине и, наконец, руки, много рук, помогающих ему войти, снимающих с него рубашку, и блаженное облегчение после анестетика, распыленного на его руку и плечо. Затем кровать — жесткая и холодная — и что-то кошмарное, мерзкое, неестественное — что через мгновение ушло.

И потом сон.

— Ну и здоров ты дрыхнуть, приятель!

Габриел снова открыл глаза и увидел Киппера, стоящего над ним со своей обычной усмешкой на лице.

— Я не сплю.

Землянин с трудом сел. Все его тело казалось сделанным из сырого дерева. Руку задергало.

— Осторожно, обезболивающие контакты!

Рядом с ним появилась незнакомая женщина, бледная и худая как тростинка, с длинными, жесткими волосами, падающими на глаза. Она сняла два контакта с его руки, покрытой тонкой сеткой, ограничивающей движение. Свернув провода контактов, женщина убрала их в коробку, искоса поглядывая на Габриела. «Как нервный воробей», — подумал он. Землянин заметил, что на левом запястье у нее вытатуированы двойные арки Церкви Рога Изобилия.

— Сейчас снова заболит, — пробурчала женщина. — Лучше бы пока дать ей покой.

Она оказалась права. Нахлынула боль, и Габриел окончательно проснулся.

Оглядевшись по сторонам, землянин понял, что находится в углу большой комнаты, одна стена которой совершенно прозрачна и наклонена внутрь. У Габриела сразу возникла мысль о колокольне. Вероятно, это был один из сотен шпилей, что украшают горизонт Кьяры.

Комната выглядела хорошо обжитой. На большом рабочем столе в дальнем ее конце лежали куски оптических проводов и кристаллы интегральных схем. Тут и там валялась одежда и неубранные одноразовые чашки, в которых уже развивалась собственная жизнь. На низком столике в центре комнаты стояло несколько тарелок с едой не слишком аппетитного вида.

— Иди, приятель, кусни потрошков, — весело пригласил Киппер, показывая на стол. — Ты заработал прошлой ночью. Никогда не видел, чтобы парень, впервые в жизни надевший хлопалки, так прыгал. Просто верх, чудо! Просто верх! Мы уж думали, что потеряли тебя и вся пробежка была зазря, но ты оказался прямо верхним!

В устах Киппера это явно означало похвалу.

Габриел, пошатываясь, встал. «Из, — подумал он, — что случилось с Из? Ее тоже арестовали? Что они с ней сделали?» Не обращая внимания на еду, он проковылял к окну — посмотреть, где находится. Потребовалось несколько секунд, чтобы землянин понял, на что смотрит.

Он действительно был на самом верхнем этаже какого-то здания. Под окном тянулся рельс для подвесных машин. Сразу за рельсом, меньше чем в двадцати метрах от того места, где стоял Габриел, блестело алмазоволокно одного из внешних куполов Кьяры, а за ним, до самого горизонта, который оказался неожиданно высоко, протянулась жуткая черная равнина.

Габриел понял, что в первый раз смотрит на истинную поверхность Тора.

«Как жирная горячая тарелка», — писала о ней Элспет. Присмотревшись, Габриел увидел, что в действительности она не черная, а тусклая темно-серая. Не было высоких пиков — громадное тяготение Тора все расплющило, — но не было и пологих склонов. Все пространство занимали только низкие гряды с острыми гранями и дробленые глыбы, как если бы все, что пыталось бросить вызов гравитации Тора, было просто срезано. На плоских поверхностях изгибались неподвижные темные разводы, напоминающие нефтяную пленку. И все завешивало своим жемчужным мерцанием Икарово поле.

Старик, если бы ты только это видел! Габриелу вдруг страшно захотелось протянуть руку и коснуться планеты.

— Наковальня Тора, — сказал Киппер у него за спиной. — Самое грандиозное зрелище на Семнадцати Планетах. Ты бы удивился, сколько людей в этом городе никогда его не видели.

— Как это?

Габриелу было трудно это представить.

— А вот так, приятель. Не слишком приятное напоминание. Легко забыть, что ты живешь в Колодце, еще легче не вспоминать. Ты никогда не замечал, на какую высоту от земли наружные купола непрозрачны? И большинство зданий на периметре не имеют окон с этой стороны. Три шага за купол, и твой член обовьется вокруг твоих лодыжек.