Николас ван Палланд - Наковальня

Она с новым интересом посмотрела на кораблик, в первый раз отмечая его изящество, его лепестковую изысканность. «Далекий Крик». Если бы те, кто выбрал ему название, знали, каким подходящим окажется однажды их выбор.

Внезапно кораблик замерцал и превратился в песок, осыпающийся у нее на глазах. Поняв, что происходит, Изадора крикнула:

— Вирус!

Рука Чуен уже опускалась на основной выключатель питания. Экран погас, и Чуен ругалась:

— Черт! Черт! Черт! Эти ублюдки подсунули нам мину-ловушку! Отправили ее прямиком по этому каналу!

Изадора протянула руку и снова щелкнула выключателем. Экран остался пустым.

— Великолепно, — горько сказала она. — Просто великолепно.

Лоб Чуен избороздился морщинами.

— Что-то могло остаться, — пробормотала она, напряженно думая. — Мне это показалось довольно любительской работой.

— Этот пылевой эффект?

— Ага. Настоящий профессионал не стал бы утруждать себя дисплейными штучками; ой бы сосредоточился на максимальном ущербе. И ты заметила, сколько времени прошло? Их сторожевому псу пришлось долго надрываться. Однако есть только один способ проверить: выдернуть чипы и посмотреть, что удастся восстановить с них на другой системе.

— На еще одной? — возмутилась Изадора, хмуро спрашивая себя, как она оправдается перед Карлой за опустошенный компьютер зверинца.

— У нас скоро все компьютеры кончатся, — проворчала она и поймала взгляд Чуен. Губы подруги были плотно сжаты. И внезапно обе расхохотались.

— Ах, черт побери! — вздохнула Чуен, утирая глаза. — Нет, ничего лучше небольшой паранойи в конце дня.

Никогда еще электронное наблюдение не было таким трудным. Но словно по иронии, технология для его осуществления никогда еще не была настолько усовершенствованной. Раздел о Запрещенных Технологиях занимает тысячи экранных страниц с техническим описанием миниатюрных микрофонов и камер; улавливающих приборов дальнего действия, которые позволяют слышать слова человека, сказанные за километр и экранированные голосом его соседа; декодировщиков телефонных сигналов; сканеров для интерпретации электрической активности мозга, позволяющих узнавать, что говорит человек в комнате, не слыша его голоса, — список бесконечен.

Поле действия Закона о неприкосновенности частной жизни покрывали серые ямы, но в области слежки он был ясно очерчен и проведен в жизнь. Подслушивание телефонного разговора без судебного ордера влекло за собой обязательный пятнадцатилетний срок на Приюте без всякой возможности досрочного освобождения или добровольного корректирования; за просверливание дырки в стене для тайного подглядывания давали десять лет; за установку скрытых камер в частной резиденции — двадцать пять.

Но самым мощным сдерживающим фактором было прочно укоренившееся представление, исподволь внушенное каждому человеку с самого рождения, о святости частной жизни. Так глубоко вросло это социальное условие, что человеку просто в голову бы не пришло, что телефонная карточка в его воротнике может использоваться как микрофон решительными ушами.

Но женщина, прослушивающая фон Изадоры, была не так наивна. Она также старалась не вслушиваться в то, что говорится. Записанные разговоры вскоре будут анализироваться другими. И это, по ее мнению, было прекрасно. В этот мирный вечер неведение было поистине блаженством.

— Слышно что-нибудь о Кайли?

— Нет, ничего.

— О, ради всего святого…

— Что вы от меня хотите? Роботы наверху бесполезны, пока есть опасность, что они кого-нибудь убьют, и чертовы бегуны по крышам это знают. И я не могу заставлять своих агентов прыгать по крышам, и так двое из них чуть не погибли прошлой ночью! Мы имеем дело с группой психопатов…

— Проклятие! Как, чёрт возьми, они его вытащили?

— Мы это выясняем.

— Я знаю, что выясняете! И я по-прежнему жду чего-то большего, чем оправдания!

— Я не оправдываюсь.

— Нет, оправдываетесь. А что насчет пропавшего охранника «КП 99»… как его фамилия? Сотак?

— Дана Сотак. Надеюсь, ты не думаешь, что он так просто возьмет и объявится?

— Если он жив, нам, возможно, повезет.

— Не рассчитывайте на это. Нам было бы легче, если бы он был мертв. Скорее всего он жив и они не хотят, чтобы он объявился, потому что это поставит под сомнение виновность Кайли. И еще одно. Мне только что сообщили от слежки за той журналисткой. Она интересуется «Далеким Криком», она и ее коллега.

— Что они знают?

— Пока ничего, чего нет в открытых публикациях. Вопрос, сумеет ли она сложить кусочки? Кроме того, у нее, кажется, есть что-то на распечатках…

— На распечатках?

— Да, наш клещ несколько архаичен. Мы не знаем, что это и где она это взяла. Возможно, она получила это от Кайли.

— Так в чем суть?

— Файл Локи.

— Ладно, надо сейчас же с этим кончать! Я хочу, чтобы ее обезвредили! Немедленно! Обезвредили!

— Обезвредили.

— Раз и навсегда!

— Мне… мне придется снова поговорить с Часовщиком.

— Я знаю. Сделайте это.

Дневник Элспет:

Я бывала в Стеклянных пустынях. Там нет ни песка, ни пыли, только зеленое, крупчатое стекло насколько хватает глаз. Тогда, во время Снов, предки спели мир к жизни и оставили после себя Пути Песен — невидимые тропинки, которые соединяют священные места. Эти священные места по-прежнему там, и старые Люди все так же посещают их — бабушка Лалуманджи, Старик и другие, — только теперь, они несут бульрорер в одной руке… и счетчик Гейгера в другой.

Они собрались в отверстии у самой вершины скульптуры — в черной пещере со стенами, блестящими как угольный пласт. Внизу раздробленными льдинами лежали крыши Кьяры. Здание было достаточно близко к внешней границе города, чтобы была видна Наковальня, необозримая чернильная равнина, загибающаяся вверх и растворяющаяся в черном небе.

Большинство бегунов по крышам рассеялись, блохами упрыгав в лес пиков и шпилей, чтобы исчезнуть как саранча с бесплодной земли. Осталось только пятнадцать человек, — ядро, решил Габриел, — среди них Киппер со своей семьей, Монах и Снаппер. Черноволосая женщина сидела в углу, даже не шевелясь, только наблюдала, наблюдала. Монах и еще одна, женщина возились по локти в ванне, заполненной землей.

Остальные сгрудились вокруг костерка у одной из стен пещеры. Точнее, не костерка, а просто горящего топливного кубика размером с кулак. Но Габриел не ждал увидеть в Кьяре открытое пламя, и костерок и успокоил его, и заставил больше чем когда-либо осознать свое одиночество. В мечущихся язычках пламени он увидел тысячи костров, рассыпанных словно звезды в кильватере его жизни, в таких разных мирах, как Терра-Нова, Лас-Пальмас и Октавия. Годы прошли под открытым небом, пропитанные терпкостью мокрой древесной коры и кисло-сладким запахом травы.