Михаил Белозеров - Гибель Марса

Комиссар Ё-моё шел целенаправленно. Похоже, он знал, что делает. Несколько раз мы свернули налево, один раз направо, потом поднялись еще на одну палубу, прошли ее до конца, спустились в пятую секцию, и комиссар остановился перед каютой с номером 12043Б.

-- Быстро заходите, -- он буквально затолкал нас внутрь.

Представительский номер на шестерых действительно походил на корабельную каюту. Не хватало только иллюминаторов и аквариума с золотыми рыбками. Койки в два яруса были выкрашены белой эмалью. Виктор Ханыков рухнул на ближайшую из них и захрапел. Я, как ни странно, еще держался на ногах, хотя порой сознание не улавливало реальности происходящего. Мне казалось, что это длинный, длинный сон, в котором я видел то комиссара Ё-моё, то юмона, то пожарника, то бишь тайного агента неизвестно какой службы -- Виктора Ханыкова. Но что мы делали и для чего куда-то двигались, я хоть убей, соображал только в моменты просветления.

-- Я должен вас покинуть на час, -- поведал нам комиссар Ё-моё.

Естественно, Сорок пятый остался сторожить. Но куда сбежишь с подводной лодки? Можно было, конечно, спрятаться где-нибудь в бесконечных коридорах и переходах. И даже наверняка продержаться до прибытия звездолета "Абелл-085" на Марс. Но во-первых, звездолет не должен был прибыть в конечный пункт, а во-вторых, комиссар наверняка не оставит бы нас в покое. Это я понимал совершенно точно. Единственное, чего я не знал со стопроцентной вероятностью, что звездолет заминирован.

- Следи за ними, -- наказал комиссар Ё-моё Сорок пятому и вышел.

-- Есть, хозяин! - вслед ему отозвался юмон, но почему-то по уставу не встал со своей койки. Видать, он тоже был ошарашен, а устав ему осточертел.

-- Где мы? - спросил я как бы между делом.

-- Сам не знаю, -- ответил юмон.

Похоже, он, как и я, плохо понимал происходящее.

-- Ты хоть знаешь, что делать? - спросил я осторожно.

-- Знаю, -- простодушно отозвался он.

-- А что именно?

-- Ждать... -- он уселся в позу лотоса.

На уровне подсознания я понимал, что мне нельзя открываться ему, что прежде всего, он верен своему хозяину -- комиссару Ё-моё, а только потом руководствуется своим чувствам. А ведь мне казалось, что он настроен ко мне дружески. Поэтому я улегся на койку и притворился спящим.

Не помню, сколько прошло времени - час или два, но я точно знал, что комиссар скоро заявится, потому что часы в каюте показывали без пяти пять вечера. А катастрофа должна произойти в 17:45. Пока никаких признаков волнения на звездолете не наблюдалось. Впрочем, команда звездолета могла не доводить до сведения пассажиров об угрозе метеоритного дождя. Если, конечно, причиной катастрофы действительно были метеориты.

Между тем, я прислушивался: мелко вибрировали стенки, иногда мимо каюты кто-то проходил, во всем остальном царило полное спокойствие.

Ровно в 17:00 явился растерзанный комиссар Ё-моё. Его мундир был выпачкан непонятно в чем, галстук торчал куда-то вбок - о него явно вытирали руки, фуражка же вообще сидела, как седло на корове.

"Что я говорил!" -- едва не вскричал я.

-- У нас проблемы! -- заявил комиссар Ё-моё, ворвавшись в каюту.

Он добежал до ее середины, остановился и с минуту тупо разглядывал нас троих. Понятно, что Виктор Ханыков интересовал его меньше всего, ибо он спал мертвецким сном. Я же бессмысленно таращился в облупившейся потолок.

Затем комиссар Ё-моё произнес:

-- Так, ты... остаешься... -- показал он пальцем на Сорок пятого. - А ты... -- он посмотрел на меня, - пойдешь со мной.

Я никак не отреагировал. По сценарию я должен был изображать полного идиота. Не долго думая, комиссар Ё-моё схватил меня за руку и приподнял, но удержать не смог, и я шмякнулся на койку, чтобы сосчитать количество заклепок вокруг потолочного вентилятора, который не работал. Комиссар Ё-моё витиевато выругался.

-- Помоги! - приказал он юмону.

Вдвоем они поставили меня на ноги. Теперь по идее я должен был изображать ходячего зомби. По крайней мере, так было в первом перемещении. То ли я привык к лекарству, то ли доза была маленькая, но мое сознание сделалось ясным, как у школьника на первом свидании. А ведь на Ханыкова медиатор подействовал угнетающе.

Для правдоподобия я уперся лбом в переборку и сделал так:

-- Бе-е-е...

Я все забыл, забыл даже, что я цекул, а не человек, и что у меня есть альдабе, не говоря уже о чоппере - оружие направленной энергии.

-- Эко тебя развезло?.. - довольным тоном произнес комиссар Ё-моё. - Совсем плохой!

Однако в его голосе однако слышалась плохо скрываемая тревога. Он дал мне хлебнуть из своей плоской фляжки и посмотрел в глаза. Я сделал вид, что узнал его, и сказал:

-- Привет... козел...

-- Двигай! - приказал комиссар Ё-моё, распахивая дверь каюты.

Мне ничего не оставалось, как выйти в коридор. Комиссар Ё-моё крепко взял меня за руку и куда-то поволок так быстро, что я едва успевал за ним. Зачем я ему понадобился? думал я, стараясь запомнить, сколько раз и в какую сторону мы сворачиваем, сколько раз поднимаемся и спускаемся с палубы на палубу.

Навстречу нам попадались пассажиры обреченного звездолета. Однако то ли они были смертельно уставшими, то ли безучастными к происходящему, но никто ни на кого не обращал внимания. Правда, в одном из темных коридоров нас приняли за голубых, потому что на пороге каюты вырос полуодетый мужчина с мушкой на верхней губе и женским голосом с мужскими нотками предложил:

-- Мальчики, не хотите выпить?..

Он шаловливо выставил бритую ногу в женской туфле. Комиссар Ё-моё шарахнулся к противоположной переборке. Мне было все равно - на Рублевки я и не такое видал, поэтому продолжал двигаться по прежней траектории, то есть, как привык ходить - по прямой. Комиссар дернул меня за собой. Получилось странно - вроде, он меня ревнует и не дает ни с кем знакомиться.

-- Я тебе выпью! - погрозил он пальцем издалека. - Ё-моё...

-- Мальчики, я не кусаюсь...

В манерах полуодетого мужчины проскакивала немужская жеманность. А еще у него были ярко накрашенные губы и глаза.

-- Давай останемся? - предложил я, ничем не рискуя. - Давай?.. А?.. Хорошее место... Девочки, выпивка...

-- Иди ты! - комиссар Ё-моё что есть силы толкнул меня в спину. - Иди!..

-- Ну мальчики... -- мужчина призывно глядел нам вслед.

Комиссар Ё-моё нервничал. Думаю, не из-за педика. Возьму сейчас и сверну тебе голову, думал я. Потом пойду к капитану и выложу как на духу, что звездолет обречен. Правда, не знаю, почему. Ну поищут какую-нибудь бомбу, ну не найдут. Вдруг никакой бомбы нет и в помине? Проверят списки пассажиров, поймут, что я заяц и начнут прессовать. Здесь у них наверняка своя служба безопасности, метаполиция и контрразведка. Нет, это несерьезно, думал я. Да и Виктора Ханыкова жалко. Втянул в это дело. А юмон... Тоже жалко - заблудшая душа.