Олег Верещагин - За други своя!

Это было правдой. Кроме того, в тот же вечер Богдан снял новые — хорошие — часы с убитого офицера. (Они не сходили с руки, и мальчишка отрубил кисть мертвеца камасом) Но «омегу» все равно было жалко…

…До конца смены оставалось еще полчаса. Богдан молил Сварожичей, чтобы атака не начинались еще хотя бы час. Тогда еще полчаса можно будет поспать.

Полчаса — за трое суток. Раньше он никогда не думал, что это так тяжело — не спать. Сейчас за полчаса он готов был отдать руку. Левую. Правая нужна, чтобы стрелять…

Мальчишка встряхнулся и шире открыл глаза. Если бы можно было ходить, стало бы легче. Но ходить было нельзя. Он покосился вбок. Там, на обвалившейся земляной стене, спали Йерикка, Вольг и Твердислав. Дождь бил по открытым лицам, все трое лежали фактически в жидкой грязи, но не просыпались и не двигались. Подальше лежал местный лесовик, а у самой клуни — шестеро горных стрелков врага. Тоже неподвижные. Стрелки спали уже почти двое суток, лесовик — часов шесть. А будут они спать вечно.

Потому что они убиты.

Снова закрылись глаза. Богдан зачерпнул ладонью воды из лужи и выплеснул себе в лицо. Стало чуточку легче. Совсем чуточку. Он всмотрелся в поле. Там столько горелой техники, что ОНИ могут подобраться незаметно. Нельзя спать. Надо смотреть. Уже недолго…

За эти трое суток они отбили тридцать семь атак. Вольг утверждал, что тридцать пять. Твердислав — тридцать восемь. Богдан думал, что все-таки тридцать шесть, но точно не мог сказать. Уверен он был лишь в том, что атаки следовали непрерывно. Остальные соглашались.

Защитники Стрелково потеряли убитыми и выбившими из строя больше двухсот человек. Половину обороняющихся составляли теперь женщины и дети младше горцев, которым в целом везло. У Рысей был убит только один человек — Милок из четы Бодрого. Его застрелил вражеский снайпер; Милок обосновался в одном из подбитых танков и расстреливал офицеров и пулеметчиков наступающего врага, как сидячих птиц, пока его не подбили. Вытащить тело пытались дважды — не вышло. Тогда Вольг, расплевавшись с Йериккой, который запрещал ему "свободную охоту", куда-то умотал и вернулся через четыре часа. "Убил этого", — спокойно сказал он.

Но ранены оказались очень многие. Краслав и Морок выбыли из строя, у остальных воевод тоже по нескольку человек отлеживались в подвалах веси. Богдан вновь посмотрел на спящих. Левая рука. Твердислава была обмотана разбухшей от крови тряпкой. Вчера осколок снес ему часть ладони с безымянным и мизинцем. Твердислав замотал ладонь куском рубахи и подбил танк прежде, чем лишился чувств от боли и потери крови…

Упорство защитников веси, отвечавших руганью на каждое предложение "не продлевать бессмысленное сопротивление, прекратить кровопролитие и сложить оружие" до такой степени пришлось по душе горцам, что у Стахора дружинника, заикнувшегося о прорыве из окружения в горы, избили. При всем при том эти люди засыпали на позициях в перерывах между атаками, по каждому поводу ругались друг с другом, елиа пальцами и мочились там, где спали. Страх, брезгливость, стыд, мечты — все это притупилось и стерлось.

Но сражаться… О, сражаться они не переставали! Это только и оставалось, и люди с соннными глазами дебилов стреляли, без промаха и ходили в

контратаки, снова и снова отбрасывая врага… В веси не было бетонных колпаков, пушек, минных полей и противотанковых комплексов… даже гранат к РПГ почти не осталось! Были только люди. Мужественные, как герои былин, непоколебимые, как воины древности, упорные, как… люди. Этого вполне хватало и те, кто командовал операцией, давно бы отступились от этой проклятой веси, под которой уже легло тысячи полторы солдат… Но их тоже гнал приказ — и они передавали его своим солдатам, которые отказывались ходить в атаки и в тылу у которых приходилось ставить пулеметы…

…— Вольг, просыпайся, — Богдан толкнул землянина и, плюхнувшись в грязь на его месте, уснул раньше, чем понял, куда лег.

Олег сел, закрыв глаза и покачиваясь. Он уже уснул снова — сидя, — но толчок страха разбудил его.

В серой пелене дождя вдоль позиций двигались какие-то тени. Они нагибались к земле, выпрямлялись, раскачивались… Олег еще не вполне проснулся и ему вдруг представилось, что это мары плывут над землей, забирая мертвых:… Надо было встать, чтобы его не приняли за мертвеца тоже… Подошедшая совсем близко тень сказала голосом Резана:

— Вольг, ты ли?

"Неужели я так изменился?" — подумал мальчик. И ответил:

— Да.

— Они убиты или спят? — Резан (или мара с лицом Резана) наклонился.

— Спят, не забирай их, — Олег прикрыл друзей рукой. — Убирайся прочь.

— Он спит, — сказала вторая мара голосом Гоймира. — То знал я, что не выдержит он, соснет.

— Смотрит да и спит, — голос Резана. — Зря лаешь, он и не первый… Вольг, проснись!

— Я не сплю, — громко сказал Олег. И… проснулся… Гоймир уже уходил, а Резан смотрел на него, Олега.

— Одно не спи. Часом пойдут наново. Не спи, — Резан тряхнул его за плечо и пошел дальше.

— Я не сплю, — сказал вслед Олег. — Надо лечь на бруствер и… — он мысленно покачал головой и зашарил по карманам. Шарил долго, закрывая глаза и с усилием их разлепляя. Достал зажигалку и, чиркнув ею, поднес огонек к запястью.

Резкая боль проволочной щеткой разом продрала мозги. Застонав, Олег вжал обожженное место в мокрую грязь. Потом оскалил зубы и длинно, мерзко выругался.

Снаряд попал в окопы сотней саженей правее. Олег пнул Йерикку:

— Вставай.

— Да, — Йерикка сел. Глаза у него были бешеные и красные. Он сплюнул и сказал: — Я тебя убить хотел. Когда ты меня толкнул, я тебя хотел застрелить.

— И без тебя пристрелят. Буди Твердислава.

Йерикка потряс раненого за плечо. Тот молчал и не просыпался. Олег бросил другу зажигалку:

— Держи.

— Радикальное средство, — Йерикка спокойно поднес язычок пламени к плечу Твердислава, где в прорехе виднелось тело.

Мальчишка хлопнул себя по плечу левой ладонью, зарычал от боли и проснулся. Через повязку опять цедилась кровь.

— Сдохну, — сказал Твердислав, сев. — С-сдохну…

— Пошел ты, — буднично послал его Олег, пряча зажигалку, перекинутую обратно

Йериккой. — Богдана не трогайте, он минут двадцать, как лег.

Впереди разорвался еще один снаряд. В пригнувшихся мальчишек ударило грязью, перемешанной со стылой слизью трупных внутренностей.

— Гадость, — Йерикка сбросил сизые петли со спины, — опять в трупешники всадили.

— Лучше в них, чем в нас, — философски ответил Олег. — Твердислав, тебе что снилось?

— Насмехаешься? — криво улыбнулся тот, ставя перед собой гранатную сумку. — О-от, пара выстрелов — и край… Лады. Застрелиться, что ли, а?