Андрей Посняков - Крестоносец

А вот Миша своего отпустил!

Правда, как оказалось, ненадолго.

Ближе к обеду выйдя пройтись – до ближайшей корчмы и обратно, Михаил услыхал вдруг раздавшийся позади кандальный звон. Обернулся: четверо сурового вида воинов Александровой рати – в двойных кольчугах, с рогатинами – вели по улице пленных. Человек двадцать, не только кнехты, но, судя по одежкам – и рыцари, среди которых Ратников, к удивлению своему, обнаружил и Иоганна фон Оффенбаха.

Не может быть! Он же отпущен! Снова попался? Но ведь мог сказать, сослаться, так сказать, на своего благодетеля – и что же, кто-то осмелился не поверить рыцарскому слову, слову благородного человека? За такие дела виновные могли получить по шапке от самого князя! Враги – врагами, а благородство – благородством. Или, говоря словами историков-марксистов, – классовая солидарность.

Что ж такое случилось-то?

Михаил подошел к стражам и, указав на Иоганна, заявил:

– Это мой пленник!

Воин развел руками:

– Извини, друже, токмо об том не у нас спрашивай. Твой – не твой… Их по приказу самого князюшки, дай ему Бог здоровья и долголетия, взяли!

Ах, вот как… по приказу князя…

– А куда ведете-то?

– Дак, на посадничев двор, в узилище… там и княже…

– Понятно…

Заложив за спину руки, Ратников проводил глазами уныло бредущий отряд. Фон Оффенбах конечно же заметил его, обернулся… и презрительно сплюнул на снег – вот она, мол, твоя милость.

Все это было неправильно, не по-честному, в буквальном смысле слова не по-честному – честь в это время значила много.

Подумав, Миша быстренько забежал в корчму, похмелился холодной бражкой и с новыми силами побежал догонять пленных.

На посадничьем, а ныне – княжьем, дворе было людно и суетно. Ходили взад-вперед воины, в кольчугах и без, ржали у коновязи кони, в кузнице – слышно было – деловито постукивал молот.

Если б Михаил был совершенно, ну, абсолютно трезв, так он бы и не решился действовать вот так, нахрапом, уж наверняка придумал бы что-нибудь похитрее. Если бы… Но попавшая на вчерашние дрожжи бражка ударила в голову, словно таран в крепостные ворота!

Взбежав по крыльцу, Ратников, оттолкнув гридей, буквально ворвался в горницу:

– Княже!

Александр Грозны Очи сидел на широкой лавке, блаженно вытянув руки – две сенные девки, слева и справа, аккуратно подстригали князюшке ногти и тихо напевали какую-то песню.

– В городе мне жить или на выселках… скажи ку-ку-шка, – послышалось вдруг Мише. Ну, конечно же – с похмелья, девушки пели другое – все то же ай-люли лю-ли…

– Княже! – Ратников низко поклонился.

– Ты почто здесь? – недовольно повернул голову Александр.

– Дозволь слово молвить!

Князь раздраженно махнул рукою:

– Говори, говори, коль уж пришел, та побыстрее, не видишь – песню слушаю!

– Там, в полоняниках, рыцарь… мой пленник… я его отпустил. За выкупом, а он…

– Что за рыцарь?

– Иоганн фон Оффенбах, мекленбуржец… сивый такой, молоденький.

– Все они там – сивые, – молвил Александр. – Так, говоришь, твой пленник? И снова взяли? Значит, было за что. Наверняка попытался освободить кого-нибудь из своих…

– Но он дал клятву!

– Тебе? – князь нехорошо усмехнулся. – А ты у нас кто? Князь? Боярин? Всего-то простой мечник… Все! Вон пошел!

– Княже!

– Я сказал – вон!

Михаил вышел как оплеванный и, стоя на крыльце, долго костерил Александра самыми гнусными словами – обиделся. Ишь, блин, тоже еще, шишка на ровном месте – «вон пошел»… Ладно, погоди…

Все одно – завтра в поход, в Дерпт, а там… Бог даст, и домой. Так что – терять-то особо нечего.

Опять же, был бы трезв – разве ж задело бы так отношение какого-то там немца? Ну плюнул, ну козлом посчитал – наверное, даже всех русских – и что? Эка невидаль!

И все же, все же…

Нехорошо себя Ратников чувствовал, прямо сказать, погано. Это выходит он человеку пообещал, а вышло… Ну, допустим, не виноват – в самом деле не князь, и не боярин… Так нечего было тогда и обещать, а раз уж обещал – так исполни!

Приняв решение, Миша вернулся на усадьбу – точнее, на постоялый двор – воеводы Домаша, и, спросив у хозяина перо и чернила, что-то быстренько написал на кусочке пергамента, после чего принялся наряжаться. Одел – для солидности – кольчужицу, только что до блеска начищенную Эгбертом, поверх нее – трофейную немецкую шубу с собольим воротником, накинул на плечи плащ алый, причесался…

Даже Максик присвистнул:

– Боярин! Как есть – боярин! И куда ж вы собрались-то, дядя Миша?

Ратников лишь рукой махнул:

– Ждите!

Как ни в чем не бывало Михаил зашел на княжий двор и, спросив, где содержатся знатные пленники, направился прямо к узилищу – курной избе на заднем дворе усадьбы.

У избы стоял молодой воин – страж.

– Ты, что ли, немцев стережешь? – подойдя ближе, лениво справился Ратников.

Стражник кивнул:

– Ну я.

– Вот! – Миша протянул только написанную самим же записку и запоздало справился:

– Читать-то умеешь?

– Да уж, господине, разберу… И-ога-н фон Офф… Уф… – стражник читал старательно, по слогам. – Лы-марь…

– Иоганн фон Оффенбах, рыцарь, – оглянувшись, быстро подсказал Михаил.

– Сам вижу, господине… Кы-назь… Александр Не…в …ский… Невский? Это кто ж такой-то?

Тьфу-ты, черт! Ратников про себя выругался – и надо же было так вот опростоволоситься – Невским-то Александра Грозны Очи когда еще прозовут? В лучшем случае лет через сто-двести, а то и вообще – при Иване Грозном!

– Это так князюшку нашего прозвали… – лилейным тоном пояснил Михаил. – За битву на Неве-реке… Не знал, что ли?

– Не знал, – стражник пожал плечами. – А что, была там битва?

– Да была… – Ратников только головой покачал – вот ведь, невежа, важнейших исторических вех не знает!

– Там еще князюшка наш Биргеру-ярлу копьем «возложи печать на челе»!

– Биргера-ярла – копьем? – парень неожиданно расхохотался. – Да ты что-то путаешь, боярин! Наш князь и ярл Биргер – в друзьях.

– Ну, в друзьях, так в друзьях, – Ратников нервно потеребил бородку. – Давай, выпускай рыцаря! Видишь, написано – «отпустить на поруки».

– На чьи поруки?

– Да на мои ж, Господи!

– А ты-то кто такой будешь?

– Князь Жорж Милославский, мать твою!

– Князь?!

– Ну, боярин…

В конце концов Ратников переспорил, уговорил – страж вывел таки крестоносца, вообще не удостоившего Ратникова взглядом. Гордый… Ну, вот и сидел бы… И вздернули бы тебя завтра… наверное…

– А цепи расковать? – недовольно буркнул Михаил.

Воин только руками всплеснул:

– Ну, это уж не моя забота. Мое дело – выпустить-посадить.

– А, – Ратников махнул рукой. – Ладно.

И, вконец обнаглев, повел пленника в кузницу.