Александр Тестов - Остров в наследство

Тихо вошла Мэри и стала собирать чашки на поднос.

– Эдит… – не отдавая себе отчета, Ирис произнесла это вслух. – Кто бы мне рассказал, что это за «Эдит» и где она сейчас…

– А граф Эльсвик? – мягко спросил Карлос.

Ирис вскинула голову, встретив пытливый взгляд испанца своим, холодным и упрямым.

– Причем тут Джордж Эльсвик, хотела бы я знать? Я обещала найти его и найду. Если, конечно, он еще жив.

Грохот, треск и звон бьющегося фарфора заставил компанию вздрогнуть и обернуться. Мэри стояла бледная, как смерть, глядя на хозяйку с ужасом. Ирис перевела взгляд на пол. Ни одной чашки не уцелело.

– Простите, – опомнилась Мэри и кинулась собирать осколки.

– Оставь, – поморщилась Ирис, – потом уберешь. Выйди пока.

– Так что же нам все-таки делать, – повторила она, когда служанка скрылась и притворила дверь. – Вы согласились со мной, что команда у нас ненадежная. Хорошо. В Кюрасао мы ее сменим. Но чтобы идти в такой рейс, мне нужен капитан. Настоящий капитан. Которому я смогу доверять. В этих водах есть три капитана, к которым я испытываю определенное доверие. Одного я сама спровадила на Ямайку, второй неизвестно где… Простите, граф, но вы – мой единственный шанс добраться и до клада и до Эльсвика. Нравится вам это или нет.

Ее сердце пело. У нее есть корабль. Есть капитан. Есть ключ к таинственному шифру. И она отправляется за пиратским кладом. «Пятнадцать человек на сундук мертвеца!» Пожалуй, ради этого стоило родиться на свет… дважды.

Скрипнула тяжелая дубовая дверь, пропуская невысокого, плотного мужчину в комнату, где по углам и вдоль стен сгустился тяжелый, дышащий тревогой сумрак. Большие окна были занавешены тяжелыми шторами, почти не пропускавшими солнечный свет, на темном толстом ковре, устилавшем пол, лежала лишь узкая полоса, не способная разбить темноту. На столике, рядом с большой кроватью с красным бархатным балдахином горели три свечи в массивном, медном канделябре. В кресле рядом сидел совсем еще молодой человек и, казалось, дремал. В комнате пахло лекарствами, сожженными свечами, пылью и застоявшимся воздухом.

На кровати, разметавшись на льняных простынях, то ли в тяжелой дреме, то ли без сознания лежала девушка: белокурая, с тонкими чертами лица, бледной кожей и неестественно алыми, словно налитыми кровью губами.

Вошедший на цыпочках подошел к кровати, наклонился над спящей. От девушки дохнуло жаром.

– О Господи! – сдавленно воскликнул мужчина.

Спящий мгновенно проснулся и не на шутку испугался.

– Господин Альфред, что вы тут делаете! Отойдите немедленно!

Мужчина отпрянул назад, побледнев, кажется, больше, чем больная.

– Почему? Почему мне нельзя быть рядом с ней?

– Потому что это опасно, – веско сказал молодой человек, – доктор велел ни в коем случае не входить в эту комнату, и, тем более, не приближаться к больной никому, кроме меня и кривой Маргариты.

– Кривой Маргариты? – повторил мужчина, – но ведь это означает, что… Скажи, Джаспер, доктор Уилмор уверен в своем диагнозе? Ошибки быть не может? Ведь пятен на лице нет…

– Увы, – Джаспер развел руками, – доктор уверен – это черная оспа. А пятен иногда может и не быть.

– Но что доктор собирается делать?

– Вечером больной дадут слабительное. Если жар не спадет, попробуем пустить кровь…

– А лекарства? Вы даете ей какие-нибудь лекарства?

– Я понимаю ваши чувства, господин Альфред, – проговорил Джаспер, стараясь не отводить глаза, – но вы знаете и сами: от черной оспы не существует лекарств. Либо больная выживет, как в свое время выжил я и кривая Маргарита. Либо…

– Либо умрет, как ее мать, – договорил Альфред Нортон то, что никак не решался сказать ему ученик лекаря, – но ведь что-то мы можем сделать?

– О да, конечно. Обтирать больную льдом и молиться Господу.

– Джаспер, Ирис – моя единственная дочь! У меня больше никого нет. Чтобы спасти ей жизнь, я готов отдать любой свой корабль с грузом!

– Боюсь, господин Альфред, деньги тут бессильны. С Господом не торгуются, его смиренно просят. Пожалуйста, выйдите из комнаты и не приближайтесь к больной. Мне хватает забот с уходом за вашей дочерью. Если еще и вы свалитесь на мои руки, я могу не справиться.

– Да, конечно, Джаспер. Прости, – мужчина неохотно отступил, не отводя глаз, полных тревоги, от ложа, где его дочь боролась за жизнь со смертельно опасным врагом. Врагом, который выкосил половину Уэрствуда и не собирался останавливаться.

Родиться дважды… Есть мнение, что и один-то раз родиться на свет – это большая удача. А уж дважды!

Но в первые минуты после своего «второго рождения» девушка сильно усомнилась в том, что ей повезло. Скорее уж совсем наоборот.

… – Леди Из Общества! Уснула? Реплика!

Она живо развернулась к партнерше:

– О, конечно, молодой герцог очень мил, – и замерла, ожидая очередного нагоняя от режиссера. Который не замедлил последовать.

– Дорогая моя Леди Из Общества, вы совершенно не попадаете в роль. Разве так ведут себя на балу дамы семнадцатого века?

– Прошу прощения, – процедила она сквозь зубы, – как-то в последнее время не доводилось бывать на балах, да еще в семнадцатом веке. Герцог приглашения не прислал.

Партнерша хихикнула, но потихоньку. Вызывать огонь на себя – охотников не было.

– Леди, у вас должен быть мед в голосе и яд в словах, понимаете? Вы якобы хвалите жениха подруги, но она должна почувствовать, что с молодым герцогом что-то не так. Ньюансы, Леди, тут все на ньюансах… Неужели не чувствуете?

Молодая и, как говорили ее преподаватели, довольно перспективная актриса драматического театра имени Волкова города Ярославля в настоящий момент не чувствовала ничего, кроме раздражения. А ведь так была счастлива, когда только получила эту небольшую роль без имени, с двумя выходами, но в знаменитой пьесе! Режиссеру понадобилась всего пара недель, чтобы ее лучезарное счастье потускнело. И еще пара, чтобы актриса уверовала в собственную бездарность и неспособность играть. В последнее время она поднималась на сцену, как на эшафот, и лишь врожденное упрямство и неумение смириться с поражением толкало ее на это унижение раз за разом. Ей казалось, что вся труппа над ней втихомолку смеется. Хотя почему «втихомолку». Партнерша, например, хихикала вполне открыто.

Начинающей актрисе и в голову не могло прийти, что хихикали актеры над режиссером, что как профессионалу ему до Товстоногова еще семь верст баттерфляем плыть, что в реалиях семнадцатого века он разбирается примерно так же, как и любой, кто родился на триста лет позже… и что играет девятнадцатилетняя студентка театрального училища совсем даже неплохо. Опытные партнеры по сцене отмечали, что спину она держит прямо, кринолин носит так же естественно, как джинсы и топ, а «молодой герцог» действительно очень мил, и довольно трудно произнести эту фразу сквозь зубы, глядя на самого обаятельного мужчину труппы.