Андрей Круз - На пороге Тьмы

– Да щас, губу раскатал, – прошептал я, втапливая газ и ожидая удара, готовый нырнуть за приборную панель, если тушу бросит через покатый капот.

Раскатала губу не тварь – раскатал я. Существо легко, нереально легко оторвалось от земли и прыгнуло, и едва оно толкнулось ногами, я уже понял – оно не промахнется. Оно приземлится прямо на меня и будет рвать когтями в мелкие клочья через какую-то секунду. Единственное, что я успел сделать, – это нажать на тормоз, нажать изо всех сил, в пол, срывая машину в скольжение юзом, но…

Этого хватило для того, чтобы тварь свалилась не на меня, а на наклонный капот, отозвавшийся металлическим гулом. По нему заскребли невидимые в мареве Тьмы когти, раздался дикий визг, пасть, тоже невидимая, но ощутимая всей кожей, метнулась ко мне в броске… и опять меня спасла машина. Покатый и скользкий капот «шнауцера» не дал твари толкнуться, она заскользила назад, невидимые зубы щелкнули в полуметре от моего лица, пахнуло Жутью и Голодом, смердящей разрытой могилой и изгрызенными костями, зубы отдернулись… а у меня в руке была уже рукоятка нагана.

Выстрел, второй… и так все шесть из барабана, один за другим, выбивая Тьму как пыль из шкуры твари, продолжая тормозить. Снова скрежет когтей по металлу – и с шестым выстрелом существо начало заваливаться.

Федьке не обязательно было сигналить, для того чтобы напомнить: останавливаться нельзя – настигнут. Отпустив тормоз, я вновь утопил газ в самый пол кабины, ожидая стука от прокатившейся под днищем туши. И опять обманулся.

Тварь не сдохла. Она явно была ранена, но помирать и падать пока никак не собиралась. Каким-то невероятно изогнутым, перетекающим движением она вновь рванулась вперед и вверх, обратно – туда, откуда ее сбили пули, и, словно молния, мне в голову ударила жуткая мысль, что барабан нагана пуст, как пуст и магазин карабина, и, для того чтобы их перезарядить, мне нужно столько же времени, во сколько уложится сейчас остаток моей жизни, или намного, бесконечно больше. Вечность.

Черное существо передо мной пригнулось, еще буксуя задними ногами и пытаясь найти опору и уже находя ее… Все же тело иногда соображает быстрее мозга, я убедился в этом снова. Я забыл про ТТ, который сунул недавно в карман, а моя правая рука о нем помнила. Помнила ощущение тяжелого, холодного стального тела, его рубчатой рукоятки, ощущение соприкосновения с машинным маслом, которым было смазано оружие, ощущение тугого ползунка предохранителя, ощущение Силы, исходящей от оружия.

В какой-то момент все замерло, вытянувшись в единую линию, один конец которой бесконечно уходил в Смерть, а второй вел в Жизнь. И эти векторы наметились оскаленной мордой инфернальной твари, нацелившейся на меня, и найденным пистолетом у меня в руке, нацеленным на нее. Тварь напружинилась, и в этот момент с дульного среза сорвалась первая, невероятно медленная, едва успевающая прикрыть меня от прыжка вспышка. И следом за ней вырвалась вторая – узкая как лезвие кинжала, бьющего во Тьму, третья…

Тяжелый пистолет дергался в руке, выплевывая пулю за пулей, и все они попадали прямо в раззявленную, невидимую во Тьме пасть, и где-то в глубине сознания я даже успел удивиться тем странным повизгивающим, жалким звукам, которые издает монстр передо мной каждый раз, когда пуля рвет его плоть.

Как должно было случиться – так и случилось. Существо упало, и тяжелый «шнауцер» проскочил по нему всеми тремя колесами правого борта, подскочив при этом так, что я чуть не вывалился из кабины. «Опель» торжествующе забибикал, и, оглянувшись, я увидел воздевшего в жесте «рот фронт» кулак Федьку, чем ему и ответил, отчаянно понтуясь и хвалясь, и, молясь, чтобы не потерять сейчас сознание от страха и затопившего организм адреналина.

Можно немного сбросить скорость. Немного, но можно. Можно. То есть нужно: если буду так нестись, а «опель» за мной, то вскоре «тазику» придет конец, а… а он меня спас. Ведь действительно спасло: где был ТТ? Откуда он взялся? Нет, не зря я решил, что это знак. Это даже не знак – это как письменное распоряжение сверху, с небес или не знаю откуда, выданное не намеком, а прямо под роспись: что, мол, «усвоил, вкурил, большое спасибо».

Вот так, так вот лучше, стрелка опустилась на «40». Этого достаточно, это в самый раз. И остановиться надо: я промок насквозь, мой «гаражный» комбинезон никак не защищает от дождя, даже если поверх всего остального натянут. Тент нужен. Плащ-палатка нужна. Или мне кранты.

Остановились мы верст через двадцать, а то и больше – опять в чистом поле, так, чтобы к нам ниоткуда не подобраться было. Федька чертом вылетел из машины, заплясал, заорал дурным голосом:

– Вован, а как ты его, а! Не, ну ты ваще орел, понял?

– А ты думал? – чуть погордился я, пробормотав это уже через стучащие от холода зубы. – Тент помоги натянуть: я ведь сдохну щас, на хрен. У меня уже пальцы не разжимаются, блин…

– Заранее надо думать, – наставительно сказал Федька, но помогать взялся энергично.

Тент натянули, комбинезон, мокрый как половая тряпка, – долой. Плащ-палатку, уютную и непромокаемую, как надеваемый на себя дом, накинул, застегнул – и чуть не перекрестился: ветер, пробивающий до костей, словно отсекло. А ниже – сапоги резиновые, там уже ничем не прошибешь.

Федька бегал кругами вокруг «шнауцера», заглядывал под низ, ложился, лез под капот, доставал щуп, потом сказал:

– Масло чутка гонит, но даже дергаться не надо – совсем немного. Даже уровень пока не понизился, до города точно хватит. Как идет?

– Нормально, тянет хорошо, – одобрил я. – Как там «тазик» мой, пойду гляну.

– Давай глянем, – согласился он.

Будь на жесткой сцепке что потяжелее – вышла бы ему боком наша гонка с тварями. Но у этого маленького и легкого автомобильчика разве что немного погнулся буксировочный крюк да краска вокруг него ободралась. И больше на первый взгляд ничего. Я похлопал его по лежащей на передке запаске и сказал:

– Не, брат «тазик», я теперь тебя не брошу. Это уж хрена.

Эх, плащ-палатка прорезиненная, памятник тому, кто тебя придумал, с большим капюшоном, просторную и длинную, до самых пят. Разве что руки торчат через прорези да рукава мокнут, если этими самыми руками баранку крутишь, так не все же время – сверху тент, если и брызгает, то теперь только сбоку, ветром наносит. А учитывая, что стограммулечку из фляжки хлебнул, чтобы от назойливой дрожи избавиться, так даже и потеплело немного, на душе повеселело.

День вернулся, как Федька и обещал, когда мы от Порфирьевска отъехали. Снова начало светлеть, если, конечно, мутный, пасмурный осенний день можно вообще как-то сопрягать со словом «свет» в одном предложении, ну и всякие попытки порвать нас в клочья прекратились. Ехали себе и ехали по не такой уж даже разбитой дороге. Место, где ее размыло, опять преодолели аккуратненько, при этом «шнауцер» немного напугал меня, вроде как собираясь застрять, после чего я решил, что и правильно, на фиг он мне такой нужен, – городу отдам. Полный привод мне нужен, а не этот загадочный. Только и радости в нем, что покатый капот, с которого всякая тварь соскальзывает.