Олег Шовкуненко - Звездная пыль калибра 5,56

Микульский лениво, как можно непринужденней повесил на плечо свою автоматическую винтовку. Все движения должны быть плавными и доброжелательными. Именно таким незаметным взмахом Ян разблокировал ножны и стронул с места увесистый боевой нож. Все эти действия разведчик совместил с выразительной жестикуляцией и регулярным постукиванием по пристегнутой к груди рации. Проблемы, мол, со связью. Подсунули скафандр с неисправной рацией, а ты теперь мучайся! Микульский надеялся, что его пантомима дойдет до удивленного американца или по крайней мере собьет его с толку. Продолжая изъясняться, Ян постарался заманить полицейского в ближайший укромный угол. Ну в самом-то деле, не резать же его прямо посреди улицы. Хотя квартал и казался пустынным, за каждым окном могли скрываться десятки глаз…

– Погоди, брат! – Разведчик вдруг вспомнил о двух изумрудных звездочках в соседнем окне. Ян повернул голову и очень огорчился, увидев, что девочка все еще смотрит на них. Она продолжала махать рукой, что-то кричала и от радости подпрыгивала выше подоконника.

– Hello, baby! – Ян боковым зрением увидел, как толстяк помахал ребенку, а затем, счастливо улыбаясь, ткнул себе пальцем в грудь: – She is my daughter.

Его дочь? В душе поляка все оборвалось. Он не сможет убить этого человека на глазах его собственного ребенка. А, будь что будет! Развеселый папаша не должен стрелять в первого встречного солдата только потому, что у того не работает рация. Да и судя по всему, полицейский спешит домой. Поздний вечер, дежурство закончено, самое время воссоединиться с любящей семьей. Необходимо напомнить ему об этом.

Микульский еще раз помахал девочке, затем повернулся к своему собеседнику, мотнул головой в сторону окна и, сжав кулак, оттопырил большой палец. Мол, дочка у тебя что надо!

Страж закона не остался равнодушным к похвале. Он радостно закивал головой. Микульский поддержал его настроение очаровательной улыбкой. Ну все, папаша, концерт окончен. Ян по-военному отдал честь, развернулся и уверенно зашагал по улице прочь от нового знакомого. Полицейский что-то закричал ему вдогонку, но Микульский даже не дрогнул. Что взять с человека, у которого не работает рация.

Несколько секунд он шагал как автомат, ожидая выстрела в спину. Но время летело, а его станцию никто не вызывал. Наконец Ян решил проверить. Он обернулся. Улица была пуста, а в шлюзовую камеру дома напротив шла подача воздуха.

Пронесло. Микульский перевел дух. Ему стало легче, но ненамного. «Головорез» вдруг понял, что не хочет больше убивать людей. Он изменился. Познав смерть целых миров, Ян стал ценить жизнь. Нет, не только свою, а жизнь каждого человека. По сравнению с жестокостью космоса она так беззащитна и хрупка. Что стоит ее задуть? Нажатие спускового крючка или взмах лапы охотника… и все: был человек – и нет. Но тогда почему все так? Почему только Микульский понимает это? А тысячи землян, словно стая гончих псов, идут по следу, переполненные желанием его прикончить! Нет, здесь что-то не так. Какой-то сбой, какая-то ошибка. Кто-то находится в плену чудовищных заблуждений. Но кто? Мы – «головорезы», положившие сотни своих жизней во имя счастья Земли, или они – обитатели таинственной космической станции, которые неизвестно почему объявили войну Галактическому Союзу? Во всем этом стоит разобраться.

– Ян, что там у тебя? – Голос Мартинеса прошептал из наушников. – Мы не можем долго занимать шлюз. Вдруг кто-то захочет подняться.

– Тихо ты! – зашипел разведчик. – Потерпи еще немного. Когда буду готов, сам тебя вызову.

Хотя они и договорились не использовать внутреннюю радиосвязь скафандров, Ян прекрасно понимал напарника. Он потратил слишком много времени на общение с полицейским. Товарищи начинают психовать. Того и гляди, на свой страх и риск отправятся вслед за ним. Давай, солдат, ты должен что-нибудь срочно отыскать.

Ничего похожего на убежище не видать. Это старые жилые кварталы. Дома тянутся нескончаемой чередой. Кирпичные постройки середины прошлого века приросли стеной к стене и образовали ровный, как стрела, узкий каньон. Что же делать? Микульский, сам того не замечая, перешел с шага на бег. Он уже не надеялся найти что-либо путное. Им сейчас сгодится любая будка или хоть какой-нибудь заброшенный подвал! Но нет, ничего! Везде, куда ни глянь, – бетонные латки и стальные герметичные двери.

Первый попавшийся ему на пути перекресток Ян проскочил. Привыкнув к просторам внеземных мегаполисов, поляк просто забыл, что в мире существуют такие крысиные лазы. Однако боковое зрение сработало, а мозг успел среагировать. Микульский затормозил и, сдав назад, заглянул в неосвещенный кирпичный каньон. Сам переулок ничего собой не представлял, зато выходил на довольно обширную площадь, в центре которой стояла старая церковь.

Поляк заинтересовался и решил подобраться поближе. Сооружение весьма странное, разведчик сразу это понял. В куполе дыра, звонница покосилась, но тем не менее дверь заменена на новехонькую шлюзовую камеру. Причем врезана она грубо и топорно, так, как будто работы выполнялись при жутком аврале. Причину такой странности Ян обнаружил очень быстро. Рядом со зданием церкви разместились две временные взлетно-посадочные площадки, а в одном из окон маячил флаг с красным крестом. Полевой госпиталь! Микульский видел такие сотни раз. Их разбивают где придется и как придется, только бы спрятать под крышу всех раненых солдат или потерпевших от стихии.

Без сомнения, в космическом городе что-то случилось, и совсем недавно. В голову приходила масса вариантов происшедшего, но разведчик не позволил себе остановиться ни на одном. Нет времени! Вблизи церкви никого, взлетно-посадочные полосы погашены, в окнах темень. Это то, что он искал! Глядишь, и лекарства какие-никакие завалялись, и бинты… Не теряя ни минуты, Ян вызвал Мартинеса.

Шаги «головорезов» гулко разносились по пустынному сумрачному залу. Освещение они включать не решились, поэтому в ход пошли фонари скафандров. Однако свет их оказался столь слабым, что проглатывался ненасытной мглой, словно пастью хищного кашалота. Но выбирать не приходилось – они имеют то, что имеют. Беглецы так и бродили – фосфоресцирующие привидения меж рядов граненых колонн, вонзившихся в непроглядную черноту высоких сводов.

От церковной утвари не осталось и следа. Места лавок, кафедры и исповедален заняли ряды походных коек. Сколько их здесь? Ян не брался сосчитать. Много. Наверное, больше тысячи, а то и целых полторы. Стоят, плотно прижавшись друг к другу. Некоторые койки уже подготовили к погрузке, они убраны и упакованы. Однако большая часть госпиталя все еще носит следы трагедии. Смятые постели, окровавленные бинты, капельницы, упаковки от медикаментов… Все выглядело так, словно люди только вчера покинули это царство боли и страданий.