Михаил Черных - Невозвращенцы

— Значит правду говорят, что вы уже давно за женскими юбками прячетесь.

— Я. Приглашаю. Гостей. На. Пир. — сквозь стиснутые в ярости зубы выдавил из себя Соти положенную фразу о гостеприимстве.

— Только, ты еду вели подать не ту, которую сами едите. А то мы не едим, что едят свиньи… Да, кстати… — и тот указал рукой на молодого воина в волчьей шкуре. — Это Альов. Пятый ульфхеднар нашего клана…

Теперь Соти понял все. Он понял смысл предупреждения богов во сне, понял и то как, следует правильно толковать прошлогоднее пророчество. «Не то, что я обманусь и поверну не в ту сторону за добычей. Знаки Локи и Одина не относились к походу. Знак Локи — вон он стоит. Ивар Суртсон. Довольно ухмыляется. Как ждал того момента, когда половина дружины уйдет. Хотя, почему как? Действительно ждал. Так вод куда на челноке сегодня утром поплыл его малец. Они уже давно приплыли и ждали удачного момента… А знак Одина… Что может сильнее порадовать Одина, чем яростная битва и прибавление в его дружине самых храбрых воинов? Таких как мы? И сегодня утром Боги предупредили меня еще раз. Последний…» — даже как-то отстраненно размышлял Соти, пока женщины быстро готовили стол в длинном доме к пиру.

Поведение гостей на пиру оказалось ожидаемо похабным. Они жрали и поносили и еду и хозяев. Пиво им было некрепким, вино — кислым, жареное — несоленым, соленья — пересоленным и т. д. Соти понимал, что скоро даже его приказ не удержит дружину от ссоры, а стоит всего лишь капле руды упасть на землю…

«Я не боюсь умереть. И все мои войны умрут без страха и уже через миг очнуться в обнимку с валькириями в Валгалле. Но я не могу допустить чтобы на род упало клеймо убийц гостей. Ведь если мы прольем кровь — то мы станем отверженными. И еще сотни лет будут говорить: Хельгисонар Убийца Гостя. Поэтому придется терпеть… Это мой долг как ярла, ибо это простому воину дозволяется защищать только свою честь, а мне, ярлу, не только рубить топором врагов, но и думать, и тянуть на себе честь всего клана. И даже такое…»

— А почему я на пиру не вижу твоей жены и дочери? — продолжал накалять обстановку Кетиль.

— Ты же знаешь, я вдов.

— Ха. Значит правду говорят, что ты не можешь с женщинами, а только с мужчинами? И что дочь твоя настолько страшна, что ее даже показывать боишься?

Стиснув зубы Соти отдал жестом приказ позвать дочь. Пока та готовилась, Кетиль продолжал непереносимо оскорблять его.

— Говорят ты служил у ромеев? Не зря… Не зря… Поднабрался ты у них… И кто же из дружины тебя любит, а? — некоторые из дружины начали уже доставать мечи, когда Соти сбил их настрой криком «Сидеть!». Спасла положение вошедшая Хальдис.

— Хм… — равнодушно сказал Кетиль, хотя Соти очень не понравилось, как блеснули у того глаза при виде вошедшей дочери. — Ну что ж, какому-нибудь старому треллю подойдет, помет овечий собирать…

Пока Кетиль был увлечен разглядыванием дочери, Соти сделал то, что уже давно должен был сделать. Он наклонил за шиворот к себе подающего блюда младшего [72] здесь младший — младший воин — то есть молодой парень, еще не входящий в дружину. и приказал тому бежать и созывать ушедших на потеху к соседям воинов. Но, как оказалось, Кетиль внимательно следил за Соти. Быстрый обмен взглядами с сидящими около выхода воинами и затея Соти провалилась. Когда младший проходил мимо одного из гостей, тот схватил его за руку и проревел.

— А ну, выпей со мной! А то я должен быть уверен, что выпивка не отравлена!

Младшему пришлось сесть рядом и выпить из кувшина пива. После этого уже порядочно набравшийся пришлый викинг схватил кувшин, сделал из него глоток, скривился и сплюнул прямо на стол.

— Как вы пьете эту овечью мочу! Такое у нас даже рабам не наливают. А ну — допей это все…

Гонец оказался потерян. Кетиль с усмешкой взглянул в глаза Соти.

Но время шло, и несмотря на грязные, непрощаемые оскорбления, ничего не происходило. Давно уже ушла с пира Хальдис, дружина сидела стиснув кулаки и зубы. Но молча. Терпела. За столом уже успел по несколько раз поменяться состав — упившиеся отползали, желающие размяться отходили недалеко на берег метать топоры и звенеть мечами. Оскорбления пошли уже по второму кругу, но Соти становилось все спокойнее. Он выигрывал.

«Тебе не удалось подбить нас на нападение. Теперь, завтра, ты уйдешь отсюда, и мы встретимся уже в море, или на пустынном берегу. И тогда моя дружина, запомнившая твои насмешки, отплатит тебе…» — довольно думал Соти, но тут его размышления были прерваны распахнувшейся настежь дверью.

Дверь распахнул один из ушедших еще до прихода на пир Хальдис воинов Бьярнарсонар. Все обернулись к нему и замолчали. Был он в ужасном состоянии — правая рука повисла без жизни, на лбу тонкая кровавая царапина, рот открыт для крика. Первые звуки уже начали вылетать из его горла, когда неведомая сила рванула того назад, на улицу. Впечатления были такие, будто неведомый, скрытый стеной великан рванул викинга за ноги. Еще мгновения за дверной косяк цеплялись руки но еще рывок и воин скрылся с глаз. Никто еще ничего не успел понять, и даже подумать, когда в открытой двери опять появился тот воин. С огромной скоростью его тело горизонтально ударилось об угол двери головой. Срубленная из толстых дубовых плашек дверь выдержала удар, чего нельзя сказать о теле хирдмана. Череп треснул как гнилой орех и расплескал свое содержимое по двери и викингам, сидевшим ближе всех к выходу. Тело из обрубка шеи еще фонтанировало кровью, когда кто-то невидимый потянул его за ноги наружу. Дверь с тихим скрипом плавно затворилась…

Все замерло… Викинги сидели в шоке. Они были все опытными и жесткими воинами, каждый из них видел или даже сам делал кровавого орла, участвовал в жестоких набегах, но такого не видел никто. Чтобы сильному воину, в кольчуге, легким движением разбили череп, как какому-то бесполезному младенцу в захваченной деревне… Все сидели парализованные. Тишина стояла такая, что было слышно, как трещит в камине огонь, обгладывая бревна, как тихо выливается вино из поднесенного ко рту кубка у одного из викингов, который забыл даже закрыть рот. Никто еще не успел ничего сообразить, как открывавшаяся принципиально только наружу, чтобы было легче обороняться в случае осады, дверь открылась внутрь — все запоры были выворочены в одно мгновение.

В представшем на пороге Соти с удивлением узнал того трелля, к которому неровно дышала его дочь. Но в каком он был виде… Кожаная куртка вся залита кровью, с правой стороны в теле дырка, да такая, что можно палец просунуть насквозь, рот сочится кровавой розовой пеной, а самое главное глаза, глаза полностью алые от крови. В них не было ничего человеческого, ни единой черточки — это были глаза дикого, опьяневшего от крови и убийства, зверя.