Дмитрий Матяш - Выход 493

Поэтому остается третий вариант — попробовать развернуть машины здесь и сейчас. Вернуться в ближайший городок, который они только что проехали — Березань — найти в нем место, где можно было бы пристроить машины, переждать день, а завтра вечером для рекогносцировки сначала выслать «Разведчик», а уж потом проверенным путем выдвигать экспедицию.

Глупо, как же это все глупо! — мысленно ударил себя Крысолов по лбу. — И поздно, ведь чтобы сейчас развернуть «Монстра» нужно или расчищать всю ширину дороги или отцеплять базы, а это все время, время, драгоценнейшее время.

Он все еще водил пальцем по карте, не замечая, что рука его уже не просто дрожит — она шелестит как те ленточки в вентиляционных шахтах, что он ради потехи в детстве цеплял к решеткам вентилятора. Лоб покрылся испариной.

— Может, я поведу? — обеспокоено наклонился к нему Секач, видимо, заметив что-то неладное в поведении своего друга и бессменного напарника.

— Да нет, все нормально. Отдыхай пока.

— Кирилл, — нахмурил лицо Секач.

Крысолов отложил карту и стер рукавом пот со лба.

— Серега, у нас сейчас нет времени на это. Я в норме.

Зашипела рация. Загорелась на модеме цифра 9.

— Валериевич, мы тянемся как черепахи. Тут только что был перекресток, может, попробуем найти другую дорогу?

Крысолов скривился и громко выпустил через ноздри воздух, будто ему нужно было в тысячный раз объяснить каким-то недоумкам, что играть в трансформаторной будке — опасно для жизни. Он бросил на Секача косой взгляд, словно это он заразил радиоэфир пустой болтовней, и поднес рацию к лицу.

— Бешеный, та дорога от перекрестка, что уводила на Переяслав-Хмельницкий, у меня на карте помечена красными иксами… Помнишь, что это значит, вояжер?

— Кирилл, но движение по магистрали реально становится хуже, — послышался встревоженный голос Тюремщика. — Как бы нам здесь не застрять, у меня же тридцать метров хвост? Потом развернуться, если что, сам знаешь…

— Попробуем прорваться, — оборвал его Крысолов и, отключив радиомодем, бросил рацию на панель.

«Чистильщик», стонущим от нагрузки клином упорно прокладывал себе дорогу, сминая, разрезая и раздвигая толщу изъеденных ржавчиной автомобилей, но прореха для проезда неумолимо сужалась, со временем став настолько узкой, что своими острыми краями грозила порезать скаты и повредить обшивки бортов.

Крысолов же продолжал проламывать путь сквозь стену из сплетенных между собой железяк, не думая, что будет, когда машина — а это было, судя по всему, неизбежно — остановится, не в силах прорываться дальше. Он силился не думать о том, что творится в головах тех, кто следовал по его пути, с надеждой всматриваясь во тьму. Как и о том, чем кончается для таких назойливых испытателей судьбы как он, вариант первый. Угроблением сразу трех машин — вот чем он кончается, суть твою!

Но «Чистильщик», вопреки всем шансам заковязнуть в бескрайнем, казалось бы, море ржавчины, двигаясь на пониженной передаче, подобно отчаянному носорогу, пытающемуся найти выход из непролазных джунглей, вгрызался в кладбище автомобилей все глубже и глубже, вынуждая останки легковушек скрипеть, стонать и запугивающее шипеть.

— Кирилл, — прильнув к зарешеченному боковому окну, полным изумления голосом, окликнул Секач, — ну-ка глянь!

Крысолов толкнул рычаг в нейтральное положение и, нажав педаль тормоза, опустил стекло со своей стороны. Сначала, не особо приглядевшись к четко выделяющимся на фоне сереющей ночи черным контурам, он не мог понять, что именно из окружающего их натюрморта привлекло внимания его напарника, но потом лицо его внезапно повеселело — по обе стороны дороги в ряд стояли танки. В едва достающих туда бликах света фар было видно, что они практически не тронуты ржавчиной.

— Замечательно, — облегченно выдохнув, похлопал друга по плечу Кирилл Валериевич. — Это просто, Серега, замечательно. Значит блокпост уже близко. Прорвемся, а там трасса должна быть чиста, как бульвар Леси Украинки.

Секач хоть и не был вчерашним бойцом, но блокпостов еще видеть ему не приходилось, а посему радость начальника экспедиции была понятной ему лишь отчасти. Да и что тут мудреного, в самом Киеве их уже давно не было, а за пределы киевского района Секач выезжал всего пару раз, и то в тех направлениях от блокпостов остались лишь островки бетонного крошева.

Крысолов же наоборот — знал о них слишком хорошо. Он даже видел однажды, как солдаты их устанавливали, выполняя приказ о введении карантина и временном ограничении миграций. Военные командиры некоторых округов, пребывая в блаженном неведении, надеялись, что Украина отделается одним ударом по столице, и принялись наивно устанавливать на дорогах блокпосты, надеясь в такой способ избежать распространения заразы. Они не знали, что к вечеру по Львову, Днепропетровску и Хмельницкому ударят еще несколько ракет, а ночью целеуказатель «крылатых» переместится на окраины Донецка, Харькова, Симферополя и Одессы, уничтожив там почти все живое и подняв в воздух тонны радиационной пыли, как и видел в своем сне Андрей. Некому ему было об этом сказать, поскольку Стахов, да и не только он, сам этого не знал, но ракеты падали действительно именно на окраины, пригороды. И уже никогда не узнать достоверно о истинных намерениях тех, кто их нацеливал. То ли ими движила благородная цель сохранить архитектуру городов для инопланетян, тысячу лет спустя решившихся посетить Землю. То ли из соображений гуманизма, чтобы оставить выжившим хоть призрачный шанс на продолжение жизни, ведь в противорадиационных укрытиях наверняка останутся люди. Но большинство из тех самых выживших склонялись к версии, что ракеты умышленно клали в пригороды, сделав при этом точную поправку на направление ветра, именно для того, чтобы сделать смерть человечества в разы мучительнее. Мгновенная смерть — слишком великая роскошь, не так ли?

Блокпост. Бетонное заграждение, через которое суматошные солдаты химвойск пропускают по одной машине в пять минут, кое-как проверяя документы, а медики проводят осмотры, поспешно обмахивая беженцев дозиметром. Их глаза уже не округляются, как тогда — вначале, когда счетчик зашкаливал еще на подходе к машине и безумно начинал трещать внутри нее. И еще никогда до этого времени карманы рядовых медработников не оттопыривались от такого количества бумажек, которые им всучивали и всучивали, дабы только они побыстрее пропускали, поставив в форме штамп «Здоров». Бумажек, которые пару часов спустя уже не будут абсолютно ничего значить. Как и все те формальности, что они выполняли под густеющими аспидно-серыми небесами.

Крысолов отчетливо помнил, как доведенные до отчаяния люди рвались к блокпосту сквозь стрекот автоматов, как валились под пулями будто скошенная трава. Ясно, будто это случилось вчера, перед глазами вставал, увлекающий на штурм, призывно вскинутый кулак отца и злосчастный миг, когда тот повалился наземь, сраженный в сердце одним из первых выстрелов. За все время Кирилл Валериевич так и не смог забыть этого и вряд ли когда-нибудь у него это получится.