Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло

Два робота, шпорами горяча коней, унеслись вперед хорошим галопом, напомнив Басманову своей статью и манерой посадки кадровых кавалергардов четырнадцатого года, в развернутом строю атаковавших немцев под Каушеном.

Чуткими локаторами, настроенными на поиск и распознавание своих , разведчики через три километра засекли «Иванова», бежавшего в хорошем темпе распадком между поросших бурым кустарником холмиков полуверстой западнее. Выехали ему наперерез.

Следуя программе и исполняемой роли (в данном случае — волонтеров в небольших офицерских чинах), роботы общались между собой на русском языке, причем — в нужной стилистике. Единственное, что они позволяли себе в отсутствие поблизости настоящих людей, так это намного ускоренный темп речи.

— Что-то видел?

— Все, что приказано. Существа типа «монстр» в количестве до пятисот особей. Существ других разновидностей не обнаружил. Механических средств, воздушных и сухопутных, при них нет. Доступные диапазоны эфира чистые.

— Чем занимаются?

— Закончили привал, готовятся к началу движения. Свидетели доложили верно. Они сожрали половину стада. Вторую половину оставили в живых. Двенадцать существ собираются гнать скот на северо-запад. Очевидно, там у них тыловая база, где требуется продовольствие.

— Как далеко до передового отряда?

— Передового отряда нет. Идут сплошной ордой. Последнее измерение — девять километров четыреста пятьдесят два метра до головной особи.

— Скорость на марше?

— От десяти до пятнадцати километров в час.

— Возвращайся к командиру, доложи. А мы проедем вперед. Твои сведения не полные. Посмотрим, как они реагируют на наше оружие.

Оба держали поперек седельных лук тяжелые снайперские винтовки «Взломщик», под патрон 12,7 мм, придуманный еще в тридцатые годы для «вечного» и в XXI веке надежно работающего в любом конце света пулемета «ДШК» [12] Дегтярева — Шпагина крупнокалиберный, обр. 1938 г. . Подольше служит, чем тот же «калашников», между прочим.

— Мне было разрешено вступать в бой только в крайних обстоятельствах.

— Тебя никто не упрекает. А мы своим делом займемся. Как макеты на полигоне, отстреляем всеми калибрами на всех дистанциях и под разными углами. И составим карточки-схемы. Это важно. У большинства буров стволы от 7 до 9 миллиметров. Ненадежно.

— Я пойду?

— Иди. По дороге встретишь командира Басманова, скажи, что ему лучше вернуться на позицию командира Оноли. Если мы не сумеем отогнать монстров, в открытом поле у людей меньше шансов, чем на высотах.

«Иванов» убежал, а конники, «Артем» и «Аскольд» (Белли с Карцевым, флотские офицеры, при именовании роботов не затрудняли себя оригинальными изысками. Начали называть их по алфавитному списку кораблей Российского флота), двинулись дальше.

Они действительно имели, кроме «Взломщиков», по «ли-метфорду» и «маузеру», основные винтовки англичан и буров, а также пистолеты «М-96», как написано в рекламе — «лучшее оружие для спортсменов и путешественников».

Хорошо тогда жилось «туристам». Вздумал постранствовать по миру — не нужно идти в агентство за путевкой и в ОВИР за паспортом, вместо этого — первым делом в оружейный магазин или к товарищу вроде лорда Джона Рокстона, который от щедрот снабдит тебя магазинкой с оптическим прицелом. И езжай хоть со станковым пулеметом через все границы, никто не удивится. Только в самых экзотических странах, вроде Андорры, могут ввозную пошлину попросить. Не заплатишь — и так пропустят, если докажешь необходимость.

Выслушав доклад «Иванова», Басманов подъехал к Девету.

— Через полчаса вы будете иметь возможность увидеть интересующие нас объекты. Мой разведчик советует для встречи отойти на пригодную для обороны позицию. Мы ее только что миновали. Разведчик и я сомневаемся, что ваши люди сохранят присутствие духа при встрече с врагом в чистом поле.

— Лично вы сомневаетесь? — В голосе генерала прозвучали агрессивные нотки.

— Минхер Христиан, я уже десятки раз говорил вам, Деларею, Кронье и самому президенту — мне ваши эмоции безразличны. Хотя бы вы в состоянии такое понять? Я не настоятель монастыря и не воспитатель евангелистской школы. Я помогаю людям, чье дело считаю справедливым. Но ни я, ни мои люди не собираемся заставлять вас делать то, чего вы делать не хотите. Если чудовища, несовместимые с вашей картиной мира, перебьют солдат, которых вы ведете, кое-кого сожрут, живыми или мертвыми, пожалуйста, не говорите, что в этом виноват я и мои офицеры, не сумевшие вас защитить и спасти. А прежде — убедить.

— Об этом не беспокойтесь. Мы благодарны всем, кто нам помогает, но свои проблемы позвольте нам самим и решать.

— Отлично, — в голосе Басманова прозвучало не совсем соответствующее моменту веселье. Что за беда? Товарищи по оружию очевидным образом полезли в бутылку . Как горцы какие-то, услышавшие поперек сказанное слово.

Теперь «будем посмотреть» . С чистой совестью.

Он привстал на стременах. Голосом, легко перекрывавшим в былые времена беглый огонь батареи и звуки разрывов вражеских снарядов, скомандовал:

— В-взво-од, ко мне! Стать, спешиться. Коноводы — убрать лошадей. Остальным — залечь. К бою!

— Езжайте, господин генерал, — указал рукой вперед полковник. — Первое для вас прикрытие — мои разведчики. Второй рубеж — здесь. Третий — на ко́пье, занятых поручиком Оноли. Дальше уже Блюмфонтейн. Если вернетесь — поделитесь впечатлениями…

Девет, очевидно, готов был согласиться с Басмановым, если бы его слова не были настолько издевательски-оскорбительны. Тут, конечно, и сам Михаил не проявил некоторой деликатности и терпимости. Буры, даже самые умные и воспитанные из них, находились на другом уровне развития и в другой психологической нише. А он, тридцатидвухлетний офицер, с совершенно иным воспитанием и жизненным опытом, считал, что мягкости в объяснении задачи и предельной жесткости в требовании ее исполнения достаточно для любого военнослужащего.

Применительно к русскому солдату и офицеру такая позиция была верной, даже — единственно верной. Но здесь — не срабатывало. Не было в самых архетипичных слоях самосознания буров таких автоматически всплывающих максим: «Сам погибай, а товарища выручай», «На миру и смерть красна», «Или грудь в крестах, или голова в кустах», «Не мы первые, не мы последние», «Помирать — так с музыкой» и так далее и тому подобное. «Жизнь — копейка, а судьба — индейка», хотя Козьма Прутков в свое время спросил: «Не совсем понимаю, почему многие называют судьбу индейкою, а не какою-либо другой, более на судьбу похожею птицей?»