Марина Абина - Грибница

Вместе с сыростью в город прокрался и смрад. Неубранные тела, если они находились на открытом воздухе, начинали гнить. Иссохшаяся плоть медленно и неохотно впитывала оседающий туман, но и тонкого размягчившегося слоя на останках хватало, чтобы природная похоронная команда взялась за своё дело. Если бы не ранние заморозки, приостановившие работу гнилостных бактерий, группе выживших под началом Сергеича пришлось бы срочно искать новое жилище вне города.

«Убираться надо с этого кладбища» — бубнили под нос и Фёдоровна, и Сан Саныч.

«Ещё не поздно подыскать новое место» — вставлял своё Пётр.

Начальник отмахивался, злился и досадливо морщился, думая, что как ни крути, но ранней весной им придётся бросить это прекрасное убежище. Столько усилий было потрачено зря! Взять хотя бы их новый котёл — сколько было возни, пока им удалось правильно подключить его?! Нет — бросать дом нельзя, он еще послужит им. Покинуть город придётся — это ясно, — но здесь останется их база. И дежурные. А запах… Запах ещё вполне терпим, иногда Сергеич и вовсе не замечал его, принимая сладость, оседающую в горле, за вкус очередной мятной жвачки. Поэтому в ответ на бурчание подчинённых Сергеич всегда отвечал примерно одинаково: «Никуда мы до весны не уедем. Трупы лежат повсюду — куда бы вы там ни собирались. А здесь у нас всё налажено: мы не замёрзнем и не будем голодать. Кроме того, не забывайте о банде Ярослава: станем мелькать по сёлам и он нас непременно выследит».

Петра — наиболее рьяного оппонента Сергеичу — сдерживали не столько доводы начальника, сколько состояние Катерины. Ей становилось хуже день ото дня. Уже не было сомнений, что беременность протекает неправильно. Пётр перелопатил гору литературы и наизусть выучил всю теоретическую базу принятия родов. Он теперь был совершенно точно уверен, что на шестом месяце плод должен быть гораздо меньше. Стремясь сдержать темп его роста, Катя почти не ела. В результате истаивало её тело, и вскоре женщина стала походить на призрак. Её качало от слабости, а плод в её чреве продолжал расти, вытягивая остаток сил. Пётр настоял на прекращении этой вынужденной голодовки. «Может ты неправильно определила срок зачатия?» — спрашивал он её в сотый раз. «Всё правильно, — устало отвечала она. — Ошибки быть не может». Пётр только вздыхал и брался за изучение очередной книги по акушерству.

Лена под тем предлогом, что не хочет стеснять беременную подругу, переселилась жить в комнату к Кириллу. Их обоих словно подменили. Лена повзрослела, из девчушки-хохотушки она превратилась в женщину и, как сытая кошка на солнышке, просто таки лучилась довольством.

Кирилл тоже стал степеннее, даже затрещины Витьку уже не выписывал так часто, как раньше. Теперь он излучал благодушие и почти всегда пребывал в хорошем настроении. Одно пугало его — что Лена вдруг узнает о его настоящем прошлом. Не раз Кирилл подумывал забрать её и уехать подальше от всей компании. И если Лена была явно не готова расстаться с вновь обретённым человеческим обществом, с мнимой защитой, которую оно давало, то Кирилл смотрел на вещи реальнее. Он больше полагался на свои силы, чем на поддержку друзей-подельников, но его сдерживало обещание, данное Сергеичу. Несколько месяцев назад, запертый в камере, изнывающий от голода и жажды, он продал тому свою преданность и не собирался нарушать данного слова — это было ниже его достоинства. А потом его тревогу убаюкал покой, принесённый унылой осенью.

Рейды в город стали не нужны: все крупные продуктовые магазины и склады к этому времени уже были опустошены и припасы надёжно спрятаны в потайных местах. Вместо физически-тяжёлой работы пришло время полентяйничать на дежурных постах. Ради Лены Кирилл расстарался на славу: в посадке на северо-восточном въезде, куда каждое утро они уезжали караулить путешественников, он выстроил настоящий блиндаж. Покрыл плоскую бревенчатую крышу толем, навалил сверху небольшой холмик земли с дерном, чтобы скрыть вход в подземную комнатушку. Внутри у них постоянно топилась буржуйка, было тепло, и никто им не мешал, так как дорога на северо-восток каждый день оставалась одинаково пустынной. Земляной пол казался периной, и с него не хотелось вставать. Ни Кирилл ни Елена доселе не знали такого пламенного и всепоглощающего чувства, такой обжигающей страсти. Никаких слов — только эмоции, образы и наслаждение. Новый наркотик. Приезжая к ночи на базу, они отчитывались привычным пожатием плеч и торопились в свою комнату. Задёргивали шторы, ворошили угли в камине и бросали на них два-три новых полена. Говорить не хотелось — всё и так было ясно. Они и не заметили, как стали одним целым.

После их отказа менять напарников по дежурствам, остальные пары тоже стали ездить на посты одним и тем же составом.

Витёк каждый уезжал на дежурства с Петром, но на месте вылезал из тёплой кабины и уходил. Петру было не интересно, куда уходит его младший напарник, кроме того, это было ему на руку — так ему не мешали заниматься обучением. Удовлетворившись однажды одним вялым ответом — «Пошляюсь по округе» — Пётр больше не расспрашивал Витька о том, куда тот ходит на самом деле и не докладывал об этом Сергеичу. А Витёк действительно шлялся по округе, только не один, а с Крысом.

Это было безумно интересно: проникать в места, куда обычно нет хода человеку. Витёк стал своим в царстве крыс. К нему уже привыкли и его не боялись, во всяком случае, не больше, чем крысы из одного клана могут бояться друг друга. Удивительно, но этих чёрных приспособленцев выжило множество, и они уже успели увеличить свою популяцию вшестеро. И Витёк вместо того, чтобы опасаться последствий этого, радовался стремительному увеличению клана вместе с Крысом. Он с жадным любопытством наблюдал, как его ментальный партнёр преследует крупную самку, ухаживает за ней, завоёвывает её. На месте Крыса он видел себя, а на месте его самки попеременно возникали то Ленка, то Ирка, то Катька, то девчонки из прошлого, а бывало, что и Евгения Батьковна занимала это место.

После того, как в жизни Витька появился Крыс, а особенно когда он начал таскать ему картошку из подвала, Витёк стал ощущать себя действительно счастливым человеком. У него была компания, где его принимали и даже боялись. Большую часть своего времени он делал, что хотел и мог позволить себе такое, чего не позволялось даже Сергеичу: регулярно отведывать варёной, печёной, жареной или толчёной картошечки — настоящая роскошь!

Уединяясь где-нибудь в старом дворике, детском павильоне или в парке, Витёк разводил костёр, грел на нем сковороду или вешал котелок над огнём и готовил крупные крахмалистые клубни, которые приносил ему каждую ночь Крыс. Четыре — пять штук каждый день. Не много — чтоб не заметили их пропажу с кучи, и не мало — как раз, чтобы полакомиться одному.