Олег Верещагин - Я иду искать. История вторая

За окном тронувшегося и набиравшего ход монорельса вдруг мелькнули развалины — свежие, закопченные, высвеченные прожекторами. «Вот тут были бои, — тихо сказал кто-то из стоявших, как и Олег, в коридоре. Тихо сказал, человек обычный не услышал бы, но Олег услышал, — два месяца они держались... — Молчи, — ответил женский голос, — мальчишка слушает, по-моему...»

Следы восстания. Олег прижался лбом к стеклу. Они праздновали победу, не вспоминая о тех, кто так помог им тогда — и для кого никакой победы не могло быть. Наверное, и его молчаливый спутник участвовал в восстании...

Теперь, когда уйдут горцы — символ славянской свободы — данваны до­бьют Сопротивление. Это только вопрос времени...

...В зеркале на двери Олег увидел себя. Джинсы остались прежними — тут носили такие, и Олеговы с честью вынесли все передряги. На белый сви­тер с толстым воротом-бубликом надета оранжевая тонкая куртка-ветровка с капюшоном и какой-то мультипликационной рожей слева, на груди. Короткие сапоги на липучках-захлестах, с искусственным мехом. Так вполне можно было по­казаться и здесь, и на улицах Тамбова. Разве что там в марте так будет холодновато. Из карманов ветровки — тоже по здешней моде — торчали перчат­ки-краги. Постригся Олег коротко — и почти с удовольствием, длинные воло­сы ему не очень нравились.

— Едем, — сказал Олег своему зеркальному двойнику и, украдкой оглядевшись, заставил дверь отъехать в сторону.

Первое, что Олег увидел в Хариане — огромную дыру в здании вокзала, какую оставляет бронебойный снаряд, выпущенный с близкого расстояния. Дыру заделывали рабочие в спецовках.

Вокзал и его окружение неприятно поразили мальчишку все тем же узнаванием. Шум, беготня, патрули «охраны правопорядка» с оружием в руках и не испорченными интеллектом физиономиями, какие-то личности в лохмотьях, кучкующиеся в темных углах, шумные компании молодежи, излишне громко и вызывающе заявляющие о себе; перед зданием — площадь, забитая транспортом (Олег узнал «шевроле», «саабы»!), поодаль, у ярко освещенных витрин — одиночками и группками прохаживаются или стоят вызывающе одетые обоеполые «ночные бабочки» и «мотыльки», из которых старшие годились Олегу в бабушки и дедушки, а младшие — в младшие же сестры и братья. На три стороны от вокзала тянулись людные, несмотря на раннее утро многоцветно осве­щенные улицы. В этой режущей глаз многоцветности не было ничего от вре­завшегося в память сияния радуг — кислотные цвета вызывающе кричали в глаза, бежали, сменяли друг друга, смешивались, рождая противоестественные, болезненные какие-то сочетания. Олег поднял голову. Звезд не было. И даже неистребимое Око Ночи расцвечивали воздушные рекламы — лазерные и пиротехнические.

«Неужели я все это уже видел — и не замечал?» — подумал Олег, наки­дывая капюшон. Холодно не было, но дул сырой ветер с неприятным запахом каких-то то ли фруктов, то ли ароматизаторов воздуха...

— Поедем на машине? — спросил Олег. Его проводник покачал головой:

— Тут близко, а машины легко отслеживаются со спутников.

— А где данваны?

— Вон там, — проводник указал на ранее не бросавшуюся в глаза Крепость. Она висела в небе над далекими окраинами, кажущаяся даже отсюда огромной и грозной. Конечно, она не висела — Олег различил скалу, судя по все­му — искусственную, на которой Крепость и возвели. — Сюда они редко спу­скаются... Идем, идем. Если все будет нормально — еще до рассвета будешь дома.

— Дома, — невольно повторил Олег. — Пошли.

Они пересекла площадь наискось и двинулись по одной из улиц — как раз в сторону крепости. Олег невольно рассматривал лица шедших навстречу людей — вроде бы самые обычные. Многие — да что там, большинство — внешне не отличались от горцев, но и у них в глазах была какая-то настороженно­сть ко всему и всем на свете, особенно легко читавшаяся мальчишкой, потому что он привык к таким глазам у себя в мире. Но встречались отталкивающе-неприятные лица, чисто физически неприятные: какие-то пятнистые, узколобые, широкоротые, у некоторых людей с такими лицами пальцы на руках име­ли одинаковую длину. Олег без объяснений понял — подарок от матери-приро­ды за помесь с хангарами, насильственную или добровольную. На хангаров бы­ли похожи и некоторые молодежные компании — но тут уж речь шла просто о прическе или элементах одежды. От таких чаще других Олег слышал брань и такие отличались особенно вызывающим поведением.

Прошли мимо роскошной церкви, возле которой сидело множество нищих. Из дверей густо пахло благовониями и слышалось величавое пение. — Олег краем глаза увидел ряды коленопреклоненных людей. Сразу за церковью два дома стояли в развалинах, там промелькнули две девчонки, одетых до ужаса знакомо: дутые куртки, лосины, сапоги на здоровенной подошве. Олег заме­тил, как одна из них подала подруге знак, и та быстрым движением положи­ла на обрез стены букет живых цветов. Обе тут же спрыгнули куда-то вглубь развалин и пропали. Мальчишка даже спрашивать не стал, зачем это — конечно, цветы предназначались тем, кто погиб тут во время восстания, раз­валины были свежие...

Прошли под здоровеным красочным плакатом, специально подсвеченным прожектором. Улыбающийся мальчик лет 10-12 ясными глазами смотрел на ул­ицу. Подпись глаголицей гласила:

ПРОГРАММА «ПЛАНИРОВАНИЕ СЕМЬИ»

ВСЯ ЛАСКА — ЕМУ ОДНОМУ!

Сразу после этого попался на глаза второй плакат, рекламировавший контрацепцию. Это был умело составленный коллаж, изображавший попрошайничающих, роющихся в отбросах, истощенных, голодных детей. Алые буквы словно кровоточили:

ЗАЧЕМ ЭТО ИМ ?!

Миновав целую цепочку магазинов, возле которых шныряли плохо одетые дети с блестящими глазами (как с плаката!), Олег и проводник перешли на другую сторону улицы и свернули в параллельную, такую же яркую и даже еще более людную. В одном из зданий Олег по неуловимым но ясным призна­кам узнал школу — наверное, у школ вообще какой-то особый запах и вид, может быть, даже одинаковый во всех частях Вселенной. Подъездную аллею тоже украшал плакат: парень обнимал девушку под надписью: «Позаботься о ней!» Ниже мельче было добавлено: «В вашем районе тоже есть пункт стери­лизации — живи сегодня!"

Это была реальность мира Олега, доведенная до абсурда, почти смешная... но люди вокруг были живыми, настоящими, вынужденными жить в этой ре­альности!

— Сюда, — указал проводник на переулок, похожий на щель, над которой тоже распростерся плакат: весьма цивилизованного вида хангар любовно обнимал славянку (чуть ниже его ростом). Лозунг играл всеми красками оптимизма:

СЕГОДНЯ — ОДНА СЕМЬЯ !

ЗАВТРА — ОДИН НАРОД !