Вячеслав Шалыгин - Бой с Тенью

— Дохлый, Панкрат, быстро! — приказал Бондарь, и двое «тунгусов» метнулись в сторону черного хода.

— Как же так, Володя? — Сноровский незаметно прижал Пашкова плечом к стене. — Пуля в башке, а он просто взял и куда-то ушел…

— Вера, — спокойно позвал доктор, — будь любезна, принеси снимок, там, над моим столом в зажиме висит, еще влажный… там рентгенограмма черепа только одна, не перепутаешь…

Вера действительно принесла снимок очень быстро.

Иван Павлович рассмотрел его на просвет и хмыкнул.

— Пуля…

— Пять, сорок пять, — добавил Бондарь. — Точно его физиономия?

— А ты не видишь? — Пашков усмехнулся. — Тогда прочти, что внизу написано.

— Написать можно что угодно…

— А мне это надо?

— Как же он тогда умудрился уйти?

В коридоре вновь объявился запыхавшийся Дохлый. Он сглотнул вязкую слюну и развел руками:

— Нет его… нигде… трщ капитан… Панкрат там на дверях остался, а Логинов пошел территорию проверять, только темно…

— Вот. Не просто уйти, а еще и убежать, — добавил Сноровский, указывая на воина.

— Слушайте, Иван Павлович, кто у нас спец по всяким тарелкам, келлам и прочей фантастике? — Доктор высвободился из-под его плеча. — Вы и объясняйте, почему человек вместо того, чтобы сыграть в ящик, играет с вашими бойцами в прятки…

Сноровский поджал губы и перевел взгляд на Веру. Та смотрела куда-то дальше по коридору, мимо него, «тунгусов» и о чем-то шепчущихся Феликса и Федора. Иван Павлович проследил за ее взглядом и уставился на торцевую стену. Кроме поясняющих табличек со стрелками, вправо — в боковой коридорчик и влево-вверх — на лестницу, на стене не проступало никакой полезной информации. Вера тем не менее не отрывала от нее глаз, словно читала на окрашенной поверхности какие-то слова.

— Ве-ра, — негромко обратился Сноровский, — ты что-то увидела?

Девушка перевела стеклянный взгляд на директора и нездорово улыбнулась.

— Я, может быть, ошибаюсь…

Иван Павлович встал рядом с ней и тоже взглянул на стену. Обычная оштукатуренная поверхность, вымазанная голубенькой краской. Ну, разве что не стандартной, отечественной, а импортной — все-таки частная клиника. Сноровский сделал несколько шагов к стене и склонил голову набок.

— Что? — спросил Бондарь. — Опять чертовщинка?

— А вот сам взгляни, — предложил Иван Павлович. — Элеонора… э-э… Карловна, можно вас на минуточку?

— Да… — медсестра подошла и, нервно поправив накрахмаленную шапочку, встала в ряд с гостями.

— Черный ход — это где?

— Вы шутите?! — она указала на стену. — Вот же он!

— Вы его видите?

Женщина сдавленно усмехнулась и покачала головой.

— Нет… но… я не понимаю…

— Это не страшно, — успокоил ее Иван Павлович. — Дохлый, ты отсюда выбегал?

— Так… это… нет, направо, потом налево, стеклянный такой фасад, а в нем дверь…

— Там летний сад и выход во дворик для прогулок, — пояснила медсестра, — а черный ход с пожарным щитом и дежурным освещением здесь, все, как полагается…

Она снова вытянула руку, указывая на стену, но тут же отдернула ее, будто обожглась.

— И ведет он, естественно, не во внутренний дворик, а на улицу, — закончил Бондарь. — Теперь все ясно. Вот так он и действует. Поэтому его никто не мог поймать.

— Нет, он же телепат, такие фокусы не по его части, — возразил Сноровский.

— Какие — такие? — поинтересовался Тимофей, приближаясь к стене. Недолго думая, он погрузил руку прямо в препятствие и вынул из стенки красное ведро. — Ваше? — он обернулся к медсестре.

Та охнула и попятилась, судорожно отмахиваясь, словно от роя назойливых мух.

— Хм, — Иван Павлович тряхнул головой. — Он растет — не угонишься. Так и до массового гипноза дело может дойти. Ну, в смысле, в масштабе страны…

— Вряд ли он полезет в президенты, — Бондарь повесил ведро на пожарный щит.

— А-а… — Пашков удивленно поднял брови и указал на черный ход. Дверь, щит, лампочка — все было на месте.

— Ага, — Сноровский похлопал его по плечу. — Иди, Володя, выпей, чтобы так не волноваться.

— Я завязал, — доктор вынул из кармана халата плоскую бутылку с коньяком и вручил ее Дохлому, — помянешь вместо меня…

— Кого?! — воин вздрогнул и выронил бутылку. — Что, еще кого-то потеряли?!

— Сам бы я ее разбить не смог, — ответил Пашков, с сожалением глядя на осколки. — Все, теперь точно завязал…

— Да я тебя сейчас! — Дохлый протянул руку к горлу доктора.

— Отставить! — приказал Бондарь. — А вы, доктор, идите-ка отдыхать… Не то со своими специфическими шуточками нарветесь на неприятности.

— Ушел, — врач пожал плечами и удалился в кабинет.

— Коз-зел, — процедил ему вслед Дохлый.

— Ладно, пойдем проверять оцепление, — сказал Бондарь. — Хотя вряд ли его кто-то увидел. С такими-то фокусами… Надо же… Копперхед, мать его…

— Копперфилд, — поправил Феликс. — Идите, идите, а мы тут побудем… Иван Павлович, у нас с Федей мысль возникла.

— Насчет чего? — Насчет того, что Соловьев так вот легко ушел с автоматной пулей в основании черепа.

— Ну?

— Помните ту карту, что вы отняли у матронарма?

— Не отнял, а взял напрокат… — Сноровский похлопал себя по лбу: — Как же это я сам-то не сообразил?! Точно! Коро-карта!

— Вот именно — Коро, — многозначительно подсказал Сошников.

— Где Мефодьевич?

— Едет сюда…

— Звони, пусть едет к вам на эту… внесистемную базу. И мы туда же выдвинемся. Все, ларчик захлопнулся. Никуда он теперь не ускользнет! Пусть хоть десять раз нас всех загипнотизирует!

Вид с крыши соседнего дома был довольно серым, но человека в черном одеянии он не интересовал. Его больше занимали три удаляющихся от больницы объекта. Первый — микроавтобус «тунгусов», второй — машина Сноровского и компании, и третий — невидимый без специальной подготовки ни одному живому существу, бесформенный, одновременно энергетический и материальный поток неопределимой сущности. Того, что пребывало сразу в пяти агрегатных состояниях и еще немного в шестом — в состоянии абсолютной пустоты. Того, что обладало способностью мыслить и не могло этого делать, так как не имело определенного вида и никак себя не самоидентифицировало. Того, что постоянно стремилось разрушать, но искало в этом процессе успокоение. Того, что сторонилось сложносочиненных систем, но не могло преодолеть свое влечение к сложнейшей системе вселенной — человеку и его сознанию…

Все плыло и терялось среди серой дымки, как будто окружающий мир катился на карусели в туман. Мелькали люди, машины, фонари, дома, деревья, снова люди, лица, голоса и мысли. Андрей сел на садовую скамейку и прикрыл глаза. Прохладный ветер щекотал шею и перебирал отросшие за последний месяц волосы. Добраться до парикмахерской было все некогда. Постоянная ноющая боль в затылке немного поутихла, вернее, стала жить своей самостоятельной жизнью, отдельно от Соловьева и всех его перевоплощений. Андрей осторожно потрогал лейкопластырь на шее. Он был сухим, да и особенной боли прикосновение не вызвало. Все-таки карта свою роль выполняла. Может быть, она ничего не залечивала, но давала время уладить все дела. Например, найти денежные средства на лечение. Вернуться за «средствами» домой «Сергей Петрович Колесников» определенно не мог. Там его наверняка ждали, если не менты, то те, кто устроил засаду в магазине, или бывшие соратники, что было, наверное, хуже всего. За ними внимательно следила Тень, Соловьев чувствовал это каждой клеткой организма. Он понял это хотя бы по тому, как быстро его вычислила Вера. Да и то, что она его вообще нашла, — наверняка было делом невидимых рук Проклятия. Случайно забрести в тот район она просто не могла.