Вадим Панов - Крест толкователей

— Глеб Андреич, опять?.. — неожиданно тонким голосом крикнул водитель внедорожника. — Да чистый я, чистый!.. И машина чистая — хоть обшивку всю вскрывай!

Ракитин присмотрелся и соскреб с хромированного радиатора мошку.

— Обшивку потом вскрою, — пообещал он, не поднимая глаз. — А сейчас пока двоих подбрось в одно место. На проспект Ильича. К прокуратуре, понял?

При его последних словах Каратаев и Дементьева удивленно переглянулись.

Ракитин отошел в сторону. Поправив на плече лямку рюкзака, Каратаев молча обошел его, окинув капитана выразительным взглядом. Затем открыл перед Деминой заднюю дверь.

Юлия Николаевна поставит ногу на подножку джипа. Перед тем, как подняться внутрь, она обернулась, и на мгновение ее глаза встретились с глазами Ракитина.

Усаживаясь на переднее сиденье, Каратаев в сердцах пробормотал:

— Вот, дебил…

Упитанный молодой человек заглушил уже заведенный было двигатель. Он медленно повернул голову и посмотрел на пассажира в упор.

— Ты кого это дебилом назвал, а? — спросил он.

— Да не парься ты, — посоветовал ему сквозь зубы Каратаев. — На этот раз — не тебя.

В этот момент из магазина вышел Самохин, прижимая обеими руками к груди доверху набитый пластиковый пакет.

«Жигули» Ракитина мчались по улице. На перекрестке машина сбросила скорость, свернула, а потом сразу же еще — теперь она двигалась в том же направлении, но уже по малой дороге. Наконец, автомобиль нырнул между домами и затормозил у одного из подъездов панельной пятиэтажки.

Дверцы хлопнули почти одновременно. Ракитин обошел машину спереди. Самохин встал на тротуар, однако не успел он сделать и двух шагов как пакет, который он нес в руке, вдруг вытянулся и дал у ручки трещину. Самохин охнул, нагнулся и подхватил его обеими руками. Затем достал из него обе полуторалитровые бутылки воды и протянул их Ракитину:

— Помоги-ка, Глеб… — сказал он. — А то не донесу. Четвертый этаж.

Самохин, прижимая к груди разорванный пакет, тяжело дышал. Он поднимался первым. За ним следовал Ракитин. В каждой руке капитана было по бутылке воды. Смотря снизу вверх на спину Самохина, она спросил:

— Может, хватит в прятки играть? Надоело уже. Говори, что случилось?

Самохин обернулся и бросил на него странный взгляд. Сомнение в нем было в равных пропорциях смешано с растерянностью и испугом.

— Да уж случилось… — не останавливаясь, ответил он. — После заварухи на КПМ я сразу рапорт написал. Как старший. Все, как было. Что видел. И все как есть. Боевые потери, один погибший. А потом — двинул домой, отсыпаться. У меня после этого два дня выходных. Думал, выйду вот на работу, а все уже и устаканится.

— Опять ничего не понял, — проговорил Ракитин. — А каком это смысле — все?

Наконец, Самохин остановился перед одной из дверей. Это был четвертый этаж. Он перехватил пакет крепче и прижал его для надежности подбородком. Достал из кармана связку ключей. Затем попытался одним из них отпереть дверь.

Попадать в замочную скважину ключ не хотел никак, поскольку рука Самохина заметно тряслась — то ли вследствие усилий, которые старший лейтенант затратил на подъем, то ли вследствие еще каких либо причин. Ракитин с интересом наблюдал за его действиями, прислонившись плечом к стене.

— В каком смысле, говоришь? — переспросил Самохин. — Сейчас сам узнаешь, в каком. Дай только дверь открыть.

Ракитин посмотрел на номер квартиры.

— Чья квартира? — спросил он. — Ты, вроде, в другом месте живешь.

— Нинкиных родителей квартира, — ответил Самохин. Лоб его, прямо на глазах, покрывался каплями пота. — Они на даче сейчас.

— Нинка — это кто? Жена?

Ключ никак не входил. Самохин криво усмехнулся и вытер рукавом лоб.

— Да какая там жена? Если жена про нее узнает, то башку мне сразу снесет, к чертям собачьим!..

Бесплодная борьба с замком стала понемногу надоедать Ракитину.

— У тебя руки трясутся. Так тебе не открыть. Поставь пакет, или дай попробовать мне.

В этот момент замок неожиданно щелкнул. Дверь под напором старшего лейтенанта неожиданно ушла внутрь. Самохин, едва не выронив пакет, все-таки успел его перехватить.

— У тебя сейчас тоже затрясутся, — предупредил он, сделав шаг вперед и пропуская перед собой Ракитина. — Проходи.

Ракитин и Самохин остановились в коридоре. Дверь в комнату была полуоткрыта. Из-за нее слышались чьи-то тяжелые вздохи, по полу коридора мелькали ритмичные тени. Ракитин прислушался. Он обернулся и посмотрел на Самохина, который, затаив дыхание, остался за его спиной. В полумраке лишь поблескивали его настороженные глаза. Ракитин мягко толкнул дверь и сделал осторожный шаг вперед.

Посреди комнаты занимался гимнастическими упражнениями голый по пояс человек. Он стоял на голове, упершись в пол обеими руками. Он сводил и разводил ноги в протертых шлепанцах, и на покрасневшей шее его вздувались жилы.

Человек был никем иным, как лейтенантом Луниным. В свою очередь, и он заметил Ракитина, который деликатно вошел в комнату вверх ногами.

Лунин пружинисто оттолкнулся от пола, тело его выгнулось дугой. Сделав в воздухе кульбит, он ловко вскочил на ноги, умудрившись остаться в шлепанцах. Теперь следователь военной прокураторы стоял перед ним в своем естественном ракурсе. Лунин вытянулся по струнке и во весь голос радостно пролаял:

— Здравия желаю, товарищ капитан!

Ракитин медленно поставил одну из бутылок на тумбочку. Открыл вторую и сделал длинный глоток из горлышка. Он искоса посмотрел на голую грудь лейтенанта, которую совсем недавно, буквально на его глазах, пробили три пули и автоматный штык.

— И тебе того же, Лунин… — с сомнением ответил Ракитин. — Если только ты — это и в самом деле ты.

— Понял теперь? Понял? — сказал Самохин, входя в комнату. Он подошел к столу и вывалил на него пакет. Один из огурцов подкатился к краю и упал на пол.

Ракитин вытянул перед собой ладонь, внимательно посмотрел на нее, затем перевернул тыльной стороной. Рука вела себя совершенно спокойно, и никакого тремора не было в ней и в помине.

Каратаев и Дементьева шли по коридору военной прокуратуры. Миновали часового, дежурившего с автоматом у бюста Дзержинскому. У одной из дверей, оббитой новым красным дерматином и сверкающей шляпками гвоздей, они остановились. Каратаев решительно взялся за ручку.

— Комната восемь, — сказал он. — Это здесь.

Рядом с дверью висела латунная табличка:

«ВОЕННЫЙ ПРОКУРОР ПОЛКОВНИК А. И. СКОРОБОГАТОВ»

Когда они оказались в приемной, навстречу им поспешно поднялся из-за письменного стола лейтенант Ростоцкий. Каратаев снял с плеч рюкзак и положил его на кресло, которое стояло у двери. Лейтенант подошел к Юлии Николаевне, которая, в свою очередь, уже стягивала и свой рюкзак.