Евгений Соломенко - Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

Тем более, что свидание с главным «чрезвычайщиком» Таганрога не состоялось. Ночью за городом рвануло газопровод – и начальник управления МЧС срочно отбыл, дабы лично руководить «работами по ликвидации».

Узнав об этом от дежурного по управлению, Таран флегматично чертыхнулся и извлек на свет очередную вяленую рыбешку. А Глеб, воспользовавшись моментом, заскочил на переговорный пункт и позвонил в Питер Насте: очень уж хотелось услышать голос любимой девушки.

Больше им в городе делать было решительно нечего, и искатели турецких баркентин отправились восвояси.

На этот раз Диков менеджер отчего-то направил моторку в обход, нацеливаясь на другой конец острова – дальний от лагеря.

– Мы что, не на базу? – удивился Глеб.

– На базу, только не сразу! – усмехнулся вполгубы Таран.

Больше вопросов начальник экспедиции не задавал.

Вот и берег. Одной рукой Таран играючи вытащил «торпедоносец» на песок, мотнул башкой:

– Айда за мной, Питерский! Сейчас учиним ревизию – чем там мои шнурки грушу околачивают, пока начальство в городе?

И двинулся вглубь острова.

Глеб даже немного запыхался, когда через полчаса они пересекли по диаметру этот песчаный пятачок, заброшенный посреди Таганрогского залива.

– А теперь тихо! – скомандовал менеджер. – Главное – внезапность.

Сразу сделавшись плавным и бесшумным, он перебежками пересекал участки открытого пространства, незаметно подбираясь к лагерю. Глеб, пытаясь копировать маневры Тарана, держался в арьергарде. И не переставал думать – как, должно быть, дурацки это выглядит со стороны: два взрослых, ответственных мужика играют в голливудских зеленых беретов, «берущих» командный пункт противника.

Командный пункт противника дислоцировался под навесом, за грубо сколоченным столом. Подозрения Тарана оправдались на все сто: «шнурки», действительно, околачивали грушу. То есть – расслаблялись душевно при посредстве могучей канистры. В данный момент из этой канистры долговязый мужик по кличке Петруччо наполнял эмалированные кружки. Вытянутое лошадиное лицо являло миру благолепие и безмятежность: нирвана, отдохновение души от тягот земной юдоли.

Как тамада Петруччо оказался не на высоте:

– Ну, славяне, вздрогнем! За всё хорошее!

Славянам, впрочем, Петруччин спич безусловно понравился: в едином порыве они сдвинули пиршественные чаши.

И тут из-под земли выросла глыбистая фигура Тарана.

«Бригадир» улыбался вполне добродушно. (Глеб впервые увидел улыбку на этом всегда отстраненном лице.) Ласковым голосом он вопросил:

– Что, шнурки? Кот из дома, мыши – в пляс?

Поднятые кружки застыли в воздухе, воцарилась скорбная минута молчания. Водолазы, застигнутые на месте преступления, мечтали провалиться сквозь землю.

Танцующей походочкой Таран подошел к столу, легко подхватил канистру и, перевернув, начал выливать драгоценную влагу под ноги «высокого собрания», в крупный кварцевый песок.

Водолазы, десять лбов, поднялись с лавок. Понурив повинные головушки, провожали они тяжким взором божественный нектар, утекающий в никуда.

Когда канистра выплакала из себя последние портвейновые слезы, Таран вернул ее на стол. Затем мягко шагнул к Петруччо и начал его бить.

Он бил методично, размеренно, спокойно. Бил левой и правой, и снова левой – по печени, и правой – в скулу, и левой – по нижним, «плавающим» ребрам.

Всё происходило в абсолютном безмолвии. Молчали подавленно водолазы. Молча сгибался под ударами бедолага-Петруччо. И его истязатель делал свое дело тоже без слов, без единой эмоции. Это была не расправа, это было показательно-воспитательное мероприятие. Если бы только не кровь, заливавшая лицо Петруччо, – ещё пять минут назад такое безоблачное и счастливое…

Глеб наблюдал происходящее, пребывая в каком-то гипнотическом параличе. И вдруг он отчётливо осознал: это – не люди, а кролики. И если менеджер-молотобоец решит забить своего работягу до смерти, никто и пальцем не шевельнет, чтобы защитить товарища.

Ярость вулканической лавой выплеснулась из души. Глеб подскочил к Тарану, остановил лапищу, занесённую для очередного удара.

Таран был бойцом опытным. Но Глеба несло на крыльях обуявшее его неистовство, он действовал неожиданно ловко и споро. Развернул Менеджера к себе, саданул ногой в пах, ослепляюще всадил кулак в массивную переносицу и, наконец, всей силой своей ненависти сокрушил Таранову челюсть. И этот железобетонный монолит не выдержал, свалился на песок.

Но… Глеб не поверил глазам. Глыба тут же перекатилась через плечо, упруго вскочила на ноги-тумбы. И вот он снова стоит, отирая с губ обильную кровь, и улыбается – второй уже раз за сегодняшний день улыбается!

Улыбался он Глебу. И тот изготовился к бою не на жизнь, а насмерть. Но Таран, сплюнув темно-бордовый сгусток, повернулся спиной, бросил через плечо:

– За мной должок, Питерский. Запиши на свой счет!

И неспешно направился к «штабной» палатке.

Глеб ушел на дальний берег острова, упал в остывающий песок и слушал мерный плеск волны – извечный метроном планеты. Вечереющее солнце слабо пробивалось сквозь сомкнутые веки, ласкало умеренным по такому случаю светом.

Веки, все же, пришлось разлепить, когда рядом послышалось сдержанное сопение. Подле Глеба приземлился Гемоглобин.

В здешнем водолазном сообществе Гемоглобин смотрелся инородным телом. Остальные-то оказались, как на подбор, – мужики видные и крепкие, Гемоглобин же был низкорослым и далеко не атлетом. Видимо, ощущая собственную ущербность, ещё в первый день, когда все только съехались, он чрезвычайно горячился и толкал костлявыми локотками массивных сотоварищей:

– Слышь-ко! Ты не гляди, что я в анбалы не вышел, – это конституция моя такая. А главный показатель мужика – знаешь какой? Гемоглобин. Так у меня знаешь какой гемоглобин? В два раза превышенный – как у молодого бычка! С этаким гемоглобином я любому анбалу харахери сделаю за милую душу! Как японский самурай!

С той поры этого тамбовского самурая иначе, как Гемоглобином, не звали.

И вот теперь Гемоглобин совсем некстати материализовался подле Глеба. Словно бы не замечая такого соседства, минуты три он созерцал кромку горизонта и меланхолично сопел носом. А потом, обращаясь исключительно к горизонту, изрёк:

– Ехай от нас, начальник!

– Что? – опешил «начальник». – Куда «ехай»?

– А куда хошь. Главно дело – чтоб от нас.

И невелеречивый Гемоглобин опять намертво сомкнул свои уста истины. Ещё пару минут повитал в заоблачных эмпиреях – и выдал на-гора:

– Зря ты с упырем этим связался. Сделает он тебе харахери и сожрёт с потрохами.

– Это мне-то – бежать? – напрягся Глеб. – Да я, если что, уволю его к чертям собачьим – и дело с концом!