Евгений Соломенко - Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

– Ну кто в этой гнилой России, способен оценить твой талант? – нудилась, между тем, «дурында». – Эти спившиеся уроды, у которых мозги смёрзлись от нескончаемых зим?

Васыль слушал знакомую «песню» и скрипел зубами. «Про уродов – это ты напрасно! Урод здесь – один: я самый! И не хрена тут сопли пускать – ах, любимый, ах, отдохни! Отдохну. Когда ты заткнёшься».

Но она не думала затыкаться.

– Ты посмотри: все, кто чего-то стоит, – уже давно там! А тебе-то с твоим талантом сам Бог велел! Да за одну твою скрипку – знающие люди говорили – нам в Америке бешеные деньги отвалят…

Настя вошла в раж, трясла его за плечо, словно тщась вытрясти долгожданное решение:

– Не тяни время! Люди-то про скрипочку наслышаны – могут ведь и просто отнять…

Сейчас Васыль по-своему даже веселился. «Конечно, Барби, наслышаны: ты же им и настучала! А теперь заманиваешь меня в мышеловку. Только солировать в этом концерте – не с твоими куриными мозгами!».

Теперь он уже каждый день ложился с ней в постель. Когда постель отсутствовала, он брал Настю на столе, в кресле, на полу. Брал – страстно желая ее податливое тело и ненавидя ее лживую душу. Но на все призывы уехать неизменно отвечал отказом.

– Ну почему, любимый? Почему, лампедузик мой родной? – обвивала она его руками-лианами.

«А вот это тебе знать ни к чему!» – усмехался про себя «родной лампедузик».

У него была иная мечта – круто настоянная на ненависти. Он люто ненавидел художников всех времен и народов. Эти малеватели холстов, вступив в сговор с его единородным папашей, сделали Васыля Гаращука своим рабом, украли у него детство. «Что ж, долг платежом красен! Папаша свое уже получил (жаль – не от меня). Теперь очередь – за вами, господа мазилы!»

Раз за разом Васыль наносил интернет-удары по мировым музеям живописи: Эрмитажу и Лувру, Третьяковке и Прадо, Дрезденской галерее и Галерее Уффици. Он блокировал их компьютерные системы охраны, снимал деньги с их счетов, заключал от их имени немыслимые сделки, провоцируя скандалы и судебные процессы… Этот компьютерный диверсант сделался для них чёрным ангелом, проклятием, кошмаром.

Но Васылю уже было мало виртуальных атак, хотелось ударить побольней. И тогда родилась эта мечта, стала смыслом существования: «Всё, господа малеватели, скоро вам амбец! Я спалю всю эту „бессмертную“ лавочку – и через несколько лет никто не вспомнит ваших имен!».

Он сожжёт их в одном огромном костре, – последний великий огнепоклонник, наследник пророка огня, великого Заратустры. А потом уедет в далекие горы, на родину папы Гиваргиза и будет там разговаривать со звездами, и станет, наконец, счастлив. Там, в стране Ашшур, он излечится от ненависти, которая разъедает его, как ржавчина – стальное днище корабля. Под высокими и чистыми звездами Васыль научится прощать и любить, сделается мудрым и всепонимающим, как папа Гиваргиз – король «холодных сапожников», отшельник и мудрец, поклонник гениального Страдивариуса.

А эта кукла Барби зря теряет время, обольщая своего «лампедузика» райскими кущами Золотого Миллиарда. Его цель – не греть задницу на желтом песочке Майями, а взорвать чёртов Эрмитаж.

Васыль знал, как это сделает. Для него – классного диггера – не составит труда наведаться в подземелья, пролегающие под картинными залами. Наведаться, нафаршировать их гексогенчиком – и жахнуть. Чтобы в белый свет, как в копеечку!

Одна только закавыка: где взять гексоген? Несколько раз он предпринимал попытки раздобыть взрывчатку через интернет, но всякий раз терпел фиаско.

Когда Платонов позвонил ему про подполковника ФСБ, который просится на подземную экскурсию, Васыль почуял неладное: «Видать, разнюхала Контора Глубокого Бурения про мои игры вокруг гексогена. Вот и прислала топтуна – удостовериться. Что ж, удостоверим его. И успокоим. Навсегда!».

Диггер отправился в подземный Храм Николая Второго, к юродивому «стражу», которого знал давненько (забавы ради молодой диггер нередко заглядывал в «Храм»). Васылю не составило труда подговорить безумного служителя культа, чтобы тот подстерег гостя неправедного и отправил в лучший мир. А назавтра Васыль уже тащил заезжего подполковника в галерею, где его ждала смерть.

Если же убогий оплошает – не беда: пусть даже и сболтнёт лишнего! Кто он, собственно, есть? Религиозный фанатик, псих стопроцентный. Ну какой следователь поверит такому чучелу с мозгами набекрень?

Впрочем, на радость Васылю, до следствия не дошло.

Теперь-то подполковник перестал его беспокоить: гость из Москвы, вроде, и впрямь – не по этому делу. Тревожило другое: время идет, а гексогена нет и нет.

И вот сейчас, под занудную Настёхину «песню», его озарило! Васыль рявкнул:

– Кончай фуфло гнать! Закрой пасть и слушай! Никуда я не поеду – до поры, до времени. Но ускорить ту пору – в твоих силах!

Привлек Настю к себе, зашептал жарко в ухо:

– Будет тебе скрипочка. Хозяевам скажешь: инструмент отдам только на бартер. В обмен на гексоген.

Ровно двести кило, и чтобы не вздумали дерьмо втюхивать! И так обмен не равный: скрипка Страдивари – это целое состояние! Черт с ними – согласен переплатить за риск…

Под его рукой Настя затрепыхалась:

– Ты что, Лампедузик? Какие хозяева?!

– Те самые – которые цену за скрипочку тебе уточняли. И предупреди: никаких передач на нейтральной территории! Свяжешь меня с твоими людьми, я им обозначу место назначения. Там они и скрипку получат.

И прикрикнул, чтобы прервать глупое Настино комедиантство:

– Хорош дурочку валять! Одевайся и бегом – к своим умникам: я ведь и передумать могу!

Пока он договаривал последнюю фразу, Настёха поспешно натягивала колготки.

Доска объявлений

Мастерская по реставрации живописных полотен старых мастеров купит расходные материалы:

1. Гексоген.

2. Пластит.

3. Бикфордов шнур.

4. Капсюли-детонаторы.

(Санкт-Петербург, 20.. год)

Сегодня – очередной променад вдвоем по набережной: Викинг с Роджером – шерочка с машерочкой, сиамские близнецы, смертельные друзья. За всегдашними спорами незаметно миновали Летний сад, Мраморный дворец, Эрмитаж. Напротив Адмиралтейства, уже почти пройдя мимо медного льва, Роджер боковым зрением уловил, как тот выгнул спину и, скосив глаза на подполковника, плотоядно облизнулся.

Ледогоров хмыкнул презрительно: «город поехавших крыш» продолжал играть с ним в игру без правил. «Можешь не облизываться, драная африканская кошка: я – существо теплокровное, не железяка какая!».

Но долго ещё подполковник ощущал спиной сверлящий взгляд. Повернув гривастую башку, зверь изучающее смотрел Роджеру вслед и что-то про себя прикидывал.