Андрей Чернецов - Конь бледный

Угощались уже второй час. За это время опорожнили две бутылки «Казаков» и доедали третью банку знаменитых с советских времен консервов.

«Крестоносцы» поведали предводителю «Загона» свою историю. Султан поцокал языком, повозмущался, несколько раз пообещал поиметь в сугубо извращённой форме мам всех похитителей ребенка. Но видно было, что на самом деле ему вся эта история глубоко параллельна. Его больше волновали насущные проблемы собственного отряда.

— Так что, отпустишь нас? — в очередной раз задал щекотливый вопрос Опрокидин.

— А тебе чито, Байкер, плохо у меня в гостях? — уклонился от прямого ответа хозяин.

Сам же отчего-то косил глазом на журналиста, рассматривая его так, словно в первый раз увидел.

— Времени нет рассиживаться, — ответил святой отец. — Промедление смерти подобно.

— Как гаварил великий Ленин, — хохотнул Султан.

Чадов удивился было начитанности узбека, но затем увидел на одной из стен эту самую фразу, подписанную именем вождя мирового пролетариата, и успокоился.

— Симерть, симерть, — зафилософствовал джентльмен удачи. — Она тут за нами по пяткам скачет…

— Это ты о Коне Бледном? — напрягся пастырь.

Бандит сосредоточенно засопел.

— Вы его тоже видели? — вмешался журналист.

— Есили бы я его видел, то нэ сыдел би сейчас тут с вами. Май люди видели. И гиде они теперь?

— И что это, по-вашему?

— Шайтан!

— Ты не ответил, — вернул разговор в прежнее русло священник. — Отпустишь нас?

— Атпустить не магу, — вздохнул Каримов. — Угавор с вояками и «долговцами» есть: никого пастароннего не прапускать через территорию без сагласавания.

— И что, ты плюнешь на закон гостеприимства? — усовестил его отец Иоанн. — Выдашь нас на расправу?

— Я бы и хател вам памочь, — буркнул Мирза. — Но меня тут же заложат, и тагда мине несдабравать.

— Ты боишься собственных людей? — удивился батюшка.

— Шакалы они поганые! — плюнул в сторону двери вожак. — Каждый спит и видит, что займет мае место!

— Что же делать? — пригорюнился Степан.

— Не может быть, чтобы не было выхода! — решительно молвил Опрокидин. — Султан, ты мой должник, помнишь ли? Я ведь спас тебе жизнь.

— Да помню я, помню, — не стал отнекиваться бандит. — Есть адин выхад… Вернее, делавое пиредлажение…

— Ну, говори, не томи!

Каримов выпил еще полстаканчика, заев коркой хлеба с «Завтраком туриста», и лишь потом приступил к делу.

— Видите ли, май люди в паследнее время сыльна упали духом. Я, как настаящий камандыр, нах, должен заботиться об их настраениях. Правильна?

— Разумеется, — подтвердил священник, недоумевая, к чему клонит узбек.

— Вот! — поднял вверх палец Султан. — Паэтаму я пиредлагаю вам сделку. Вы устроите нам здесь спартивный праздник, шоу, нах, а я вас за эта атпушу на все четыре стороны. Если пабедите, канечна… И людей дам. Люди вам абязательна панадобятся. Патаму чта шестера против сотни «грешникав» — эта плахой расклад. Савсем плахой, нах…

— Какое шоу? — не понял Чадов.

— Баи без пиравил, — бухнул прямо в лоб узбек. — На пабедытеля. Ведь пабедытеля нэ судят, нах!

Лукаво прищурил свои и без того узкие глазки, превратившиеся от этого в щелочки.

— Ну, ты и гнида, Султанчик, — не поверил своим ушам батюшка. — Это же…

— А чито? — крякнул бандит. — Когда еще поймаешь двух таких мастеров рукапашнаго боя? У нас тут развлечений мала. Баб совсем нет, только водка, ахота на мутантов и наркота.

— Мы согласны, — процедил сквозь зубы отец Иоанн. — Кого выставишь против нас?

— Такых же гастей, как и вы, — подмигнул Мирза. — Каторых никито не будет искать…

— Но это форменное самоубийство! — воскликнул журналист. — Сражаться врукопашную в этих защитных костюмах? Нонсенс! А без них сдохнем из-за радиации.

— Не валнуйтесь, — успокоил его Султан. — Зидесь есть специальный зал для тренировок, абарудованный «долговцами». Туда пачти не праникает радиация. Так что драться можна в легких кастюмах.

— У меня два условия, — тоном, не терпящим возражений, сказал Опрокидин.

— Какие? — насторожился главарь бандитов.

— Первое: мы деремся не до смерти. Второе: мы не выступаем друг против друга. Идет?

— Дагаварылись! — хлопнул в ладоши Каримов и не удержался, чтобы не съязвить: — Вот чито значит стать попом…

Их провели в импровизированную раздевалку, где предложили удобные защитные костюмы заморского производства. Хоть на них и не было никаких опознавательных знаков, но качество пошива говорило само за себя.

Наверное, у миротворцев позаимствовали, подумал Степан. Каким именно образом произошло это «одолжение», журналист не захотел уточнять. Есть и есть, зачем лишние вопросы. Главное, что в них удобно было двигаться.

— А как вы начали изучать боевые искусства, отче? — полюбопытствовал Чадов, переодеваясь. — Это не расходится с православными канонами?

— С канонами это не то что не расходится, а даже наоборот, — пояснил батюшка. — Нельзя забывать, что христианская церковь — это в первую очередь церковь воинствующая. По Священному писанию именно она станет первым заслоном на пути Тьмы в конце всех времен. Вот и надобно совершенствоваться, чтобы продержаться подольше и дать остальному миру возможность собрать силы. В Зоне это ох как пригождается.

— Насколько я знаю, очень долго церковь двояко относилась к боевым искусствам. Четко отделяя практиков восточных единоборств… Что-то изменилось по отношению к «восточникам»?

— Невежество, только невежество причина этой двоякости. Так называемая «восточность» — надуманный невеждами термин, оправдывающий отсутствие у этих же невежд здравого смысла и желания совершенствоваться. Слава Богу, наконец это поняли. Многие священнослужители и прихожане занимаются единоборствами и не скрывают этого…

— Но ведь единоборствами занимаются не только христиане…

— Все мы братья. И с мусульманами, и с иудеями мы находимся в одной ветхозаветной традиции. Поэтому никаких разногласий у нас нет и быть не должно. И с представителями других традиционных религиозных конфессий нам тоже делить нечего. Зло же, его природа, во всех традициях одинаково. Религия — это прежде всего вера в Любовь! Но в Любовь не абстрактную, а в жертвенную. Когда, например, один человек отдает всего себя, защищая честь страны, честь своей команды, другой человек ложится под пулю, прикрывая собой ребенка, а третий умирает за рабочим столом в НИИ, положив всего себя на алтарь науки. Это одна вера, одна жертва, одна Любовь.

В раздевалке, кроме них, готовились к бою еще пять человек. Седой верзила с уродливым шрамом через все лицо, худощавый парень в красном защитном костюме (Степан окрестил его «Модником»)… Здоровущий зверообразный негр. Откуда здесь взялось дитя знойной Африки? Темнокожих вообще в Зоне не так много. Прежде всего среди миротворцев. А такой монстр сразу бросается в глаза. Вон, все лицо исписано тонкой вязью причудливой татуировки. Не иначе, состоял при своем боссе в роли экзотического пугала.