Кирилл Мошков - Увидеть Хозяина

Потом мы ехали в магистральном экспрессе, более комфортном и скоростном, чем метро. Там мы наконец немного поспали. В семь утра по абсолютному мы, зевая и протирая глаза, вышли на станции «Транзит – Восточное Старое Ядро». В семь тридцать пять добрались до станции метро «Технологический институт имени Мессершмидта» – название изрядно меня повеселило (хотя я беспрестанно зевал и еле волочил ноги). Около восьми утра мы уже поселились в маленькой институтской гостинице, где документы вновь предъявили Дик и Фродо – но это были не те документы, по которым мы селились в «Шелке и бархате». Вот, оказывается, за чем ездил вчера Дик! Уж не знаю, где и как он сделал это, но те из нас, у кого были хоть какие-то галактические документы – то есть он сам, Фродо и Ланселот – получили новенькие карточки членов «Добровольной Галактической ассоциации содействию развития любительского космояхтинга», организации весьма почтенной, имеющей в Империи сотни тысяч членов и разветвленную инфраструктуру. Документы имели важнейшее отличие от подлинных паспортов их владельцев: в них были другие имена и другое гражданство, хотя фотографии и биометрия были подлинные. Фродо Таук, гражданин имперской колонии Новая Голубая Земля, стал именоваться Фарго Драйклекс и превратился в подданного Имперской Метрополии из Космопорта. Я отметил про себя, что в Космопорте много немецких фамилий, и что новая фамилия Фродо буквально означает «Три Кляксы». Подданный Имперской Метрополии из Космопорта Ричард Лестер гражданства не поменял, но превратился в Лестера Ричардса. Что до гражданина Свободного Мира Элевайн Робина Локсли, то он теперь стал Ланселотом Худом, что было вполне логично: ведь Робин Локсли и Робин Гуд – одно и то же лицо, а сделать прозвище именем совсем несложно. Святослав, Като, я и Мари для поселения никаких документов не показывали: достаточно было, что документы предъявили один-двое из нас, в этом отношении Космопорт был очень либерален.

Класс отеля – вернее, хостела – «Старина Мессершмидт» был ниже, чем у «Шелка и бархата», всего одна звезда, но зато здесь были одноместные комнаты, расположенные блоками по восемь с общей кухней и столовой; хостел был полупуст, так как период абитуры, на который он был, собственно, рассчитан, еще не наступил, и мы без помех заняли целый блок, заплатив и за лишнюю – восьмую – комнатушку, так что теперь мы могли нормально организовать охрану блока. Я поселился в ближней ко входу комнате, вновь установив у самой двери – так, чтобы видеть его с постели – хрустальный шар; напротив меня поселился Святослав, рядом с ним – Като, а рядом со мной – Ланселот, так что в случае чего было нетрудно поднять тревогу и перекрыть вход в блок.

В восемь двадцать я наконец упал на кровать и моментально заснул. И спал до часу дня. Нас никто не побеспокоил, и шар нейтрально поблескивал на полочке у двери, когда я открыл глаза. Я несколько секунд вспоминал, где я и почему, а вспомнив – вскочил. У меня откуда-то была твердая уверенность в том, что сегодня должно случиться что-то очень важное. Так оно и оказалось.

В столовой блока, скромно обставленной и довольно унылой, сидели за широким столом Фродо и Дик. В углу в потертом мягком кресле Святослав полировал куском кожи лезвие меча. Остальные, видимо, были в комнатах.

– Проснулся? – Фродо был озабочен. – Слушай, я проверил по всем возможным каналам эту злосчастную, Графа Роланда. Она, судя по всему, совсем не та, за кого себя выдает, но кто она такая – выяснить невозможно. Мне написал МегаСан. Он, как и мы, очень озадачен ее поведением, и еще: он то ли проговорился, то ли специально выдал мне одну информацию… точнее, подсказал, как связать одно с другим. Гляди.

Фродо подтолкнул ко мне свой блокнот, который лежал перед ним на столе.

Я повернул невесомую книжицу к себе и тут же увидел большой прямоугольник виртуального экрана, висящий над блокнотом в воздухе, и светящуюся панель клавиатуры, проецирующуюся прямо на поверхность стола. Одно из окон занимало большую часть экрана: как я понял, оно содержало письмо – нечто вроде тех посланий электронной почты, которыми мы в Институте экономики обменивались по внутренней сети, но только выглядящее в точности как напечатанный на бумаге документ. Правда, один абзац был выделен фиолетовым, как будто кто-то аккуратно заштриховал этот абзац на бумаге толстым фломастером, в результате чего все буквы в нем из черных стали почему-то белыми.

«Касательно твоего сообщения. Мы сопоставили несколько источников. Подмастерья зашевелились пять дней назад. Когда он был в ЗД, какой-то груз был доставлен из Старого мира и отправлен туда же, куда затем отбыл и он. В ЗД фиксируется неживое. Не думаешь ли ты, что члены Любителей должны быть в курсе? И еще: у тебя ведь есть земляки среди Любителей.»

Я вернул блокнот Фродо.

– Я ничего не понял, честно говоря. У нас есть что-нибудь съестное? Я бы кофе попил.

Дик поднялся.

– Сейчас я тебе завтрак закажу, мы-то уже поели. Кофе вон, в кофеварке. Справишься?

Я осторожно пригляделся к этой кофеварке (если бы Дик не назвал так этот аппарат, я никогда в жизни не догадался бы о его назначении), осторожно вставил в гнездо один из стаканчиков толстого вспененного пластика, торчавших из специальной кассеты рядом с прибором, и нажал на единственный участок передней панели, который, сообразно с моим скудным опытом общения с теперешней бытовой техникой, мог как-то соотноситься с кнопкой включения-выключения прежних времен. Раздалось шипение, бульканье, и в стаканчик пролилась черная дымящаяся жидкость, запахом немного напоминавшая кофе. Тем временем Святослав откуда-то из стены вынул большой, едва ли не в локоть длиной, сэндвич, завернутый в тонкую прозрачную пленку и при этом горячий. Я уже знал, откуда он его достал: это была Доставка, входившая в стоимость номеров. Меню Доставки было очень скудное и не слишком вкусное, но вполне удовлетворяло самым главным для нас показателям – было сытным и доставлялось практически моментально. Как именно – я даже голову ломать не хотел.

Святослав из своего кресла, вытянув меч перед собой и, глядя одним глазом вдоль лезвия, заметил:

– Кофе этот ваш не могу пить, противный он, и изжога от него сильная. Возьми, э-э… Майк, квасу. Дик мне квасу с утра заказал. Слабый квас, но добрый, пить можно.

Я сделал глоток кофе, действительно тошнотворного – водянистого, приторно-сладкого и совершенно не похожего на кофе по вкусу – и тут же отставил. Бутылка, которую Святослав передвинул ко мне по столу концом меча, и впрямь имела надпись «ПРЕМИУМ СИБИРЬ КВАС». Я осторожно попробовал. Это был квас. Действительно, слабоватый, но с хлебным запахом и приятно кисленький. Чего только не встретишь в этом мире.