Кирилл Мошков - Увидеть Хозяина

Во всяком случае, я понял именно так, и, боюсь, при моем уровне знакомства с точными науками иначе понять и не мог. Главное-то я сразу усвоил: хорошо, что это – не реактивный привод (фотоактивный, например), господствовавший в предшествовавшие столетия. На фотоактивном движке до системы Толиман нам бы пришлось тащиться пару лет. А инерционные челноки ходили каждые два часа, и лететь нам нужно было меньше суток.

Толиман – система из трех звезд, в общей сложности двадцать обитаемых планет и околопланетных орбитальных поясов, и летают туда из Космопорта в основном с пересадкой на Станции Толиман – это что-то вроде небольшого локального Космопорта, только в сотни раз меньше, и оттуда в считанные часы можно добраться до любой из планет системы. Мы долго шли по бесконечному коридору посадочной зоны Третьего Зала Ожидания, устало переговариваясь и пытаясь договориться о деталях предстоящего поиска; на утопленных в стенах огромных экранах с приглушенными возгласами двигались объемные персонажи бесконечных рекламных роликов, и вдруг Фродо и Дик, шагавшие впереди, резко свернули, спустились в какой-то новый коридор, вдоль которого стояли очень удобные широкие кресла, и стали устраиваться в этих креслах, приспосабливая в углублениях под ними свой багаж.

Святослава это совершенно сбило с толку.

– Ты же сказал, на корабле лететь? – спросил он Дика.

Дик засмеялся.

– А мы уже на корабле. Присаживайся, дружище. Давай новый мешок – там, над креслами, в багажник можно положить.

Мы купили Святославу новый кожаный рюкзак, который ему очень нравился. В прежнем его мешке до сих пор лежала основная часть наших денег, которыми с нами посредством моего пятака невольно поделилась валютно-кредитная система Космопорта.

Като уложил в багажное отделение над креслом свои мечи, аккуратно завернутые в ткань, сунул свой фуросики со скромными пожитками под кресло и спокойно уселся рядом со Святославом, который продолжал озираться (видимо, он ожидал все-таки увидеть мачту и парус).

– А таможня, паспортный контроль? – только и спросил я, садясь напротив Святослава, через проход.

– На выезде? Зачем? – удивился Дик, помогавший Мари убрать ее вещи в багажник. – Документы нужны только на въезде. Мы взяли семь мест, при регистрации на рейс там, у кассы, показали использованные гостиничные карты. Этого вполне достаточно.

Фродо, уже сидевший рядом со мной, добавил:

– Ты же видел, мы и въехали в Космопорт безо всяких документов.

– Этого я не понимаю. – Я затолкал под кресло рюкзачок, который купил еще неподалеку от «Шелка и бархата», в универмаге «Твердая Цена»: там у меня было немного купленной в том же универмаге одежды, бутылка «СИБИРЬ ПРЕМИУМ КВАСА», блок питания для зарядки мультикома и золингеновский нож. – Само слово «Империя» вызывает у меня представление об очень жесткой системе, которая твердой рукой контролирует всех своих подданных.

Ланселот, который еще стоял, засмеялся.

– Это прежде всего очень большая система, Майк. – Он с хрустом потянулся, затем ухватился за края багажных отделений над проходом, приподнялся на широко разведенных руках и так повис, покачивая в проходе своими грубыми остроносыми сапогами: разведчик привык к ежедневной разнообразной физической активности, и дни относительного спокойствия в Космопорте вызывали у него тоску по сильным движениям. – В большой системе легко найти маленькие дырочки. Конечно, обычный турист, который прилетает в Космопорт на рейсовом корабле, никогда без документов в Космопорт не попадет, его в лучшем случае тем же рейсом отправят обратно. Но мы-то не обычные туристы. Немного везения, немного специальных знаний… Точно так же Империя, конечно, контролирует своих подданных – тех, кто сам послушно позволяет себя контролировать. Но стоит сделать шаг в сторону, и ты оказываешься вне поля зрения системы. А что, в твое время было не так?

Я вспомнил своего бывшего одноклассника Борю Хмельника, который при помощи двух последовательных переездов пропал из поля зрения военкомата и избежал армейской службы, вспомнил встреченного в Белграде алма-атинского хиппи по имени Жангельдин, который приехал в Югославию из СССР через Румынию и Болгарию автостопом вообще без всяких документов, вспомнил рассказ Джерри Павича о его переходе китайской границы в Тибете туда и обратно – и согласился с Ланселотом.

Тем временем бархатный мужской голос объявил, что близится старт и всех просят занять свои места и пристегнуться. По салону, равнодушно улыбаясь, прошел белозубый стюард, которого интересовало только, правильно ли застегнуты у нас ремни и защелкнуты ли багажники над нашими головами. Над большими экранами в стенах зажглись, сменяя друг друга, цветные табло, которые, видимо, отмечали разные степени готовности к старту. Когда загорелись зеленые, в салоне раздался веселый женский голос, объявивший, что говорит командир пассажирского челнока «Фоккер 7000» шкипер Линда Миллер, что наш челнок, следующий рейсом 945-89 из Космопорта на Станцию Толиман, получил разрешение на вылет, что в ближайший час нас просят не вставать с мест, а через час подадут закуски и напитки, и что по расписанию мы прибудем на Станцию Толиман через девятнадцать часов сорок пять минут.

Дик сказал, что мы летим на старой модели челнока, и это очень жаль, потому что на более новых машинах на стенные панели подается изображение снаружи, и мы могли бы видеть поверхность Космопорта. Впрочем, лично я сожалел об этом недолго. Пребывание в Звездном Доме изрядно меня утомило. Стыдно признаться, но во время второго в моей жизни космического перелета я поначалу глухо спал. Проснувшись – обнаружил, что безмятежно спят все остальные, кроме Ланселота, который сосредоточенно читал что-то в своем блокноте. Я поглядел на хрустальный шар – он был нейтрально-розоватый, почти без блеска. Я шепотом осведомился у Робина Худа, где на челноке можно поесть, и в соответствии с полученными инструкциями успешно посетил кафе в носовом отсеке. Вернулся – все по-прежнему спали (я видел, что спит большинство пассажиров и в других салонах). Я хотел почитать что-нибудь, но ближайший терминал был в бизнес-салоне на верхней палубе, а снова уходить от своих мне не хотелось. Я немного послушал музыку во встроенной в замечательно удобное кресло развлекательной системе, но быстро устал от музыки, потому что мало что понимал в бесконечных электронных пульсациях, а как настроиться на музыку другого жанра – не сообразил. Потом я посмотрел на той же системе довольно глупый объемный мультфильм, посвященный совершенно непонятной мне драме сложных трехсторонних отношений какого-то наследственного космопортовского воздушника (ненормально мускулистого юноши, который ходил по Главному Залу Ожидания в ужасно рваном рабочем комбинезоне), ослепительно красивой (хотя на мой взгляд – невыносимо вульгарной) миллионерши с какой-то Земли-Большой и какого-то Синего Гремлина, который одновременно яростно мешал и самозабвенно помогал матримониальному будущему этой странной парочки. Чем мультфильм кончился – я не знаю, потому что опять заснул – и, как выяснилось впоследствии, проспал и оттого снова не заметил гиперскачок. Проснувшись в следующий раз, я с интересом послушал, как Мари полушепотом рассказывает Дику о сложной истории взаимоотношений автохтонного населения ее планеты (которое, как я понял, было гуманоидным, но не происходило от переселенцев с Земли) и иммигрантов, к которым принадлежала в том числе и она сама (правда, уже в седьмом поколении). Потом я снова ходил есть, на этот раз вместе с Мари, и она в кафе призналась, что ей ужасно грустно расставаться с нами, хотя она и понимает, что ей предстоит вместе с нами сделать очень важное и нужное дело. Она так расчувствовалась, что, когда мы выходили из кафе, даже чмокнула меня в щеку, и это было очень приятно. Потом выяснилось, что до посадки остается всего час, и вновь надо лечь в кресла и пристегнуться. А потом была Станция Толиман, где надо было сразу же расстаться, потому что на этом небольшом пересадочном узле очень строгие правила, и пересесть можно только на тот рейс, на который у тебя билет.