Ник Трой - С петлей на шее

Вдруг в ноги что-то с силой ударилось, опрокидывая навзничь. Уже падая, я понял, что ни за что не смогу подняться в шевелящемся ковре крысиных тел…

Что-то сильно рвануло за воротник, падение прекратилось, и я взмыл в небо.

— Держись! — прохрипел Джексон, изо всех сил подтягивая меня.

Ухватившись за металлический пол вертолета, с помощью коммандос я буквально зашвырнул тело в трюм. Сердце бешено колотилось, все еще не веря в то, что сегодня кончина откладывается. Руки еще не перестали дрожать, словно до сих пор спуская курок КАта. Перед глазами застыл кошмарный вал серых тел, невероятно красная кровь на льду. А в ушах стояли крики погибающих…

Вертолет мерно потряхивало, иногда почти заваливало набок ветром, но это было уже привычное чувство полета. Рядом орал ругательства Джексон, похохатывая и всхлипывая.

Ми-24 взял курс на Гарнизон. Наше последнее пристанище.

Мы еще не знали, что Гарнизон уже охватила чума безумия…

— Да его под суд надо отправить за такое выполнение операции!

Я расставил руки, помогая снимающим с меня броню ребятам. Тело невыносимо ныло от усталости. Вдобавок сильно болела правая стопа, на которой болтался изгрызенный крысой ботинок. Вичка опять будет кричать, что появились новые кровоподтеки и ссадины.

— Какой суд? — почти весело спросил Борзов, ласково поглаживая поцарапанную обшивку Ми-24. — Какой, мать вашу, суд?!

Генерал, похоже, был рад тому, что вертушка вернулась на базу почти без повреждений. И гибель десяти человек, включая Хранительницу и мое звено, его нисколько не волновала. По крайней мере, с виду не скажешь, что генерал уж очень расстроен. Хотя, может быть, я просто преувеличиваю.

— Военно-полевой! — прошипела Веселкова, сжимая кулаки. — Он же всех подставил! Кто знает, может быть, на этих трупах, что он приволок, болячка новая?! А у нас гражданских полно!

Старшая Хранительница гражданских прав Веселкова сейчас до боли напоминала плакат времен Советского Союза. Где мужчина или женщина с укоряющим видом грозили пальцем и говорили что-то типа: «Не дай разведчику пролезть!» Кожаная форма обтягивала подтянутую фигуру Хранительницы так, словно та собралась сниматься в извращенной порнографии. Высокая грудь, не сочетающаяся с мощными бицепсами и широкими плечами, нагло выпирала из расстегнутой до середины куртки, виднелись коричневые кружки сосков.

— Вы знаете, генерал, что будет, если инфекция действительно сохранилась в телах? — замогильным голосом спросила Веселкова, прицельно смеривая карими глазами Борзова. — Это обеспечит стопроцентную заболеваемость Гарнизона!

— Ну так и пойдете с нами в карантин, товарищ Старшая Хранительница, — наконец разлепил губы я. — Нечего боевую группу в ангаре первой встречать… все за информацию боитесь?

— Хантер Керенский, я не за себя боюсь, а за вверенных мне людей! — ненавидяще сощурила глаза амазонка. — А за свои слова вы ответите! Это прямое оскорбление моих гражданских прав!

Я улыбнулся. Спорить с сумасшедшей себе дороже, но от того, чтобы ударить ее же оружием, я отказаться не мог.

— Во-первых, вы первой нарушили мои гражданские права, когда вмешались в действия группы. По вашей вине погиб ни в чем не повинный человек, которого вы без подготовки отправили в рейд. Во-вторых, я ничего не нарушал. Забрал тела товарищей по вполне объективным причинам. Времени снимать с них броню и оружие не было, это раз. Необходимо выяснить причины их смерти и прочитать последние записи в бортовом журнале, это два! И на закуску — мы должны заботиться друг о друге! Даже о мертвых товарищах, иначе кто тебе в следующий раз спину прикроет, зная, что тебя бросят там, как собаку?!

От такой отповеди Старшая Хранительница пошла пятнами. Заметила, что разоблачаемые от брони коммандос одобрительно закивали, недобро сощурила глаза:

— Ну это еще разобраться нужно, почему погибла Хранительница! Могли ли ваши действия быть преступными и следствия…

— Хранительница! — наконец рявкнул Борзов, отвлекаясь от вертолета. — Пока я еще здесь главный! И никому не позволю инкриминировать моим солдатам недоказанные преступления! Это вам ясно?!

Веселкова окаменела. Смерив ненавидящим взглядом меня, сквозь зубы ответила:

— Ясно, генерал.

Потом развернулась, махнув рукой двум амазонкам, и выскочила из ангара. Девушки, словно тени, исчезли вместе с ней. В пыльном и темном ангаре вдруг сразу посветлело и даже стало легче дышать. Техники, что замерли в ожидании скандала, с неохотой вновь вернулись к своим делам. Только старый пропойца завгар так же продолжал копаться в ящике с инструментом, явно не интересуясь ничем, кроме своего похмелья.

— А ты молодец, хантер, не дал себя в обиду, — хмыкнул генерал, подходя ближе. Потом понизил голос, доверительно сообщив: — Но ты все равно поаккуратней. У этих сук все больше власти. Тут вчера, после вашего вылета, собрание было. Почти демонстрация. И знаешь что?

— Что? — послушно спросил я, видя, что Борзов терпеливо ожидает вопроса.

— Гражданским до смерти надоела спокойная жизнь. Почти все население единогласно проголосовало за власть Хранительниц. Даже «отставные»!

Я с наслаждением сбросил последнюю пластину, принялся разминать спину. Но, услышав слова генерала, удивленно вскинулся:

— Даже амебы?!

— Даже они, — хмуро подтвердил Борзов. — Хранительницы назвали их героями покруче вас, хантеров. Мол, пока вы с пистолетиками прохлаждаетесь, «отставные» здесь всю погоду делают. Строят, убирают, укрепляют. Короче, чуть ли не благодетели великие! А то, что они, сволочи, в «метель» до дрожи в коленях боятся сунуться, чтобы жрачку найти, никто и не вспоминает!.. Короче, эта Веселкова та еще штучка. Это про нее, будто жена пошла на выставку змей, а вернулась с медалью за первое место!

Я озадаченно потер лоб. Слишком много новостей свалилось на меня в последние сутки. Хранительницы, хренова демонстрация, свободы «отставных».

— Короче, мы крайние? — устало спросил я.

— Угу, — подтвердил Борзов, возвращаясь к вертушке. — Но ты пока, хантер, не забивай себе этим голову. Сходи домой, остынь. Мы с ребятами сами разберемся, что здесь к чему. Опять же, медикаменты распакуем. Твоих похороним… Нет! Все-таки ты молодец! И вертушку вернул, и такую кипу лекарств вытащил! Эх, сокол, тебя бы к ордену!

— На что мне его цеплять? — кисло спросил я.

Проследив взглядом за опасливыми и брезгливыми движениями солдат, что вытаскивали из чрева вертушки тела хантеров, я направился к выходу. Без массажа, крепкого сна и чашки кофе я не проживу и дня. В голове билась только одна мысль: «Только бы Вичка не начала всегдашней истерики! Или пусть начинает, но только после сна! Иначе застрелюсь! Ей-богу, а ведь застрелюсь!»