Валидуда Анатольевич - Время Обречённых

– Вы, Антон Иванович, клоните к тому… – Маннергейм замолчал, пришедшая ему в голову мысль показалась совершенно дикой.

– Это же очевидно, – вступил в их диалог Мервуев. – Или вы, Карл Густавыч, знаете иную причину разразившейся Мировой Войны?

– Я вам назову хоть сто причин, – задумчиво произнёс Маннергейм. – Но по сути, сказанное Антоном Ивановичем укладывается в цепочку предпосылок Великой Войны… Простите, господа, мне надо это обдумать. Крепко обдумать.

В кабинете на полминуты настала тишина. Экскурс Деникина предназначался, главным образом, для правителя Финляндии. Что касается остальных, они, как говорится, были в курсе. Кроме Лопухова. Он-то и высказал свои давно вынашиваемые соображения:

– Позвольте, господа… Раз уж речь зашла о причинах Мировой Войны, не рассматривался ли вопрос крушения трёх мощнейших военных монархий Европы? Не кажется ли вам, что это одна из целей войны?

– Рассматривался, – сообщил Кутепов. – И не раз рассматривался. Англосаксы и французы… и падение трёх мощнейших империй. Выпадение трёх крупных игроков из обоймы сильнейших. К счастью, не навсегда. Россия до сих пор жива.

– И по сути та же империя, – сказал Каппель и повернулся к Деникину. – Мы вас прервали, Антон Иванович.

Маннергейм оторвал глаза от поверхности стола и посмотрел на Деникина.

– В результате Мировой Войны, – продолжил тот, – парижская система рухнула. Прекратился обмен ассигнаций на золото, началась инфляция, деньги стали печатать тоннами и нате – инфляция превратила экономики в почти полный хаос. Банкноты с номиналом в миллион и даже миллиард стали нормой. За пять лет войны населения Европы напрочь забыло о золотом стандарте и у той самой прослойки деловых кругов развязались, наконец, руки. Они начали делать капитал из ничего и приобретать всеми доступными способами материальные ценности. Не зря говорят, кому война, а кому и мать родна. Как известно, в начале двадцатых сложилась генуэзская система, по которой центробанкам было рекомендовано взамен дефицитного золота вводить валюты ведущих стран.

Деникин усмехнулся.

– Стран Антанты, – уточнил Маннергейм. – Фунты, североамериканские доллары, франки… Золотодевизный стандарт(8). Тут можете опустить, Антон Иванович.

Деникин кивнул. Заострять тему он счёл нежелательным, прекрасно зная, сколько крови попили британские девизы из Финляндии в двадцатые. Не к чему сейчас напоминать Маннергейму об его прошлых ошибках.

– Итак, продолжим, – сказал он. – Что есть ассигнации западноевропейских стран и североамериканских штатов по генуэзской системе и в особенности после самой острой фазы кризиса тридцать первого – тридцать третьего годов? Не что иное, как мера доверия граждан к финансовым обязательствам своих стран, выраженная в одной второй наполнения каждой из валют стран Антанты. Иными словами – их ассигнации наполовину фикция. Да-да, натуральная фикция. А что есть ассигнация в России с середины двадцатых? Выражение меры товарного производства, меры труда, меры промышленного базиса и всей совокупности отраслей экономики… или как сейчас у молодёжи говорить принято: "инфраструктура" той или иной отрасли… Тем самым, чем крепче экономика в количественном и качественном выражении, тем "полновесней" рубль. Таким образом, с каждым новым заводом, с каждой новой построенной магистралью, банкнота становится всё "твёрже" и выпуск новых ассигнаций для насыщения внутреннего спроса нисколько не сказывается на удешевлении рубля. Однако… Всё вышеизложенное в полной мере справедливо при отсутствии банковской лихвы, как фактора играющего на обесценивание денежной массы. Хотим иметь стабильно управляемые ревальвацию и дефляцию(9), следовательно, необходимо преодолеть это препятствие.

Деникин сделал паузу, удостоверившись, что внимание соратников приковано всецело к нему. Лекторским тоном, выработанным ещё во время учебы в Академии генштаба, он продолжил:

– Теперь, господа, касаемо пресловутого банковского процента. Что есть лихва? Это некая абстракция. В своей сущности это явление можно выразить следующим образом: казначейства печатают и распространяют бумажные деньги так, чтобы фиктивное имущество банков, государственных и частных, заменялось действительным имуществом, то есть бумага в обмен на настоящие ценности: землю, урожай, недвижимость, товары промышленного производства и тому подобное. Банки ссужают фикцией заёмщиков, а те в последствии выплачивают проценты на заём. Чем сложней процент, тем сильнее понижается ценность ассигнаций. Это и есть так называемая "естественная инфляция". Если же заёмщик не в состоянии платить, не редко из-за вызванной банками же инфляции, у него изымается в пользу банка собственность. То есть натуральные ценности. Таким образом, господа, банки получают ценности из ничего. Банковские издержки можно не учитывать.

– Лихва – всё та же фикция, – сделал вывод Маннергейм. – И на этой фикции построена англосаксонская цивилизация.

– Вот именно, Карл, – устало вздохнул Кутепов. – А теперь представь, если эта порочная экономическая модель возьмёт верх во всём мире.

– Не дай Боже, – вырвалось у Маннергейма. – Тогда придут времена, когда многие национальные правительства превратятся попросту в ту же фикцию.

– Теперь ты понимаешь, Карл? – спросил Кутепов.

– Да… – правитель Финляндии поджал губы. – Рано или поздно в странах Антанты в полную силу проявятся несколько финансовых кругов. И со временем все спектакли с правительствами и парламентами останутся лишь для населения.

Маннергейм помолчал несколько секунд, задумчиво рассматривая отблески света полуденного солнца на полированном линкрусте стола, и также задумчиво проговорил:

– Власть нескольких финансовых кругов над всею Землёй. И бесконечные войны на периферии англосаксонского мира. У аборигенов напросто не будет возможности сбросить долговую кабалу, их уделом станут войны, анархия и продажная, якобы национальная власть.

– Это далеко не всё, – развил мысль Деникин. – У аборигенов отпадёт надобность в равномерно развитых экономиках. Где-то станут производить только текстиль, где-то останется лишь металлургия, а где-то животноводство.

– Это вы, Антон Иванович, пожалуй, хватили, – покачал головой Каппель. – Картина получается совсем уж апокалипсическая.

– Вы сомневаетесь, Владимир Оскарович? – нахмурился Деникин. – Я представил себе вариативную тенденцию развития озвученного миропорядка. И только.

Каппель как-то нейтрально пожал плечами и промолчал.

– Знаете, соратники, что самое паскудное? – сказал Кутепов, – что России уготована роль аборигенов.