Владимир Яценко - Десант в настоящее

— тихонько затянул Отто, — Бомбы и гранаты. Девушки плачут — Как вы там, солдаты?*

Припомнились традиционные перебранки, без которых не обходилось ни одно фамильное празднество или застолье. Родной брат отца матери служил "старшим куда пошлют" при штабе генерала Хёппнера. Вопрос о том, почему Четвёртая танковая группа неделю ждала приказа о наступлении, обсуждался с такой горячностью, будто время 3 июля остановилось. Будто они, старые перечницы, с изъеденными ржавчиной псориаза руками и налитыми кровью глазами, по-прежнему решали судьбу Ленинграда. Будто на дворе всё ещё лето 41-ого: танки стоят, а русские прячутся по лесам, не в силах понять: где у них запад, где восток, и в какую же, чёрт подери, сторону им бежать…

"Почему он умер своей смертью в 56-ом? — надрывался старческий дисконт. — Его не увольнять надо было в 42-ом, а расстрелять в феврале 38-ого вместе с Бломбергом! Всё тогда было бы по-другому!.."

"Я спросил у отца: почему они так волнуются, почему кричат? Ведь всё давно закончилось. Перемололось, смешалось с землёй и сгнило, оставив после себя миллионы страниц книг и мемуаров, неотвратимо засасываемых тишиной и забвением в пыль запасников библиотек. Это всё в прошлом, это никому не нужно…

— Ничего не закончилось, — ответил папа. — Для них это было вчера. Ожидание победы и сокрушительный разгром. Для них — это катастрофа, которая убила всё: молодость, надежды, мечты… Это не они кричат. Это их совесть воет. На дожитии у них ничего нет, кроме этих воспоминаний. Они живы только тем летом. А сегодня всего лишь ждут смерти. Очень долго её ждут…"

Закружилась голова, в глазах потемнело. Приподнятая для следующего шага правая нога заскользила в сторону, не находя опоры.

Отто, выставив перед собой руки, упал.

"Война не закончилась, — услышал он голос отца. — Война не заканчивается, пока жива память о ненависти…"

Несколько мгновений лежал неподвижно, пытаясь понять, что произошло. Зашевелился, попробовал подняться, и вновь рухнул в траву. У него отчаянно кружилась голова. Перед глазами плыли тёмно-фиолетовые пятна, в ушах шумело.

"Это от голода, — пытался он себя успокоить. — Наверное, это я уже "взалкал". Или солнечный удар…"

Он даже обрадовался. Это было отличное объяснение. "Меня убило солнце!"

Потом он вспомнил, что в этом мире нет звёзд.

"Какая разница? Значит это тепловой удар, голод и обезвоживание организма. Точно! Я потерял много влаги".

Не пытаясь открыть глаза, на ощупь, он отыскал контейнер с водой, перевернулся на спину и попытался тоненьким ручейком полить воду себе на лицо.

Ничего не вышло.

Или он промахнулся и впустую израсходовал остатки воды или заросшее бородой лицо потеряло чувствительность.

Тогда Отто смочил водой бинты и осторожно вытер ими лицо. Это помогло. Стало легче. Он расправил бинты и положил их себе на лицо. Потом осторожно чуть приоткрыл глаза. Да. Всё в порядке. Уже прошло. Он видел светлую массу бинтов и полоску голубого неба, чуть выглядывающую из-под марли.

Отто попытался расслабиться.

Он немного передохнёт, потом двинется дальше.

До вечера осталось совсем немного. Вот-вот должна была показаться река. Да и не река, так, — речка, ручеёк, скачущий по камням, берущий начало от самого ледника. Если прыгать с камня на камень, то можно будет легко справиться с этим препятствием.

Вопрос только в том, способен ли он ещё прыгать?

Отто услышал хруст давленой травы и дробный топот маленьких ножек.

— Солдат! Солдат!

"Флавий, — тепло подумал Отто. — Догнал-таки…"

Гном плюхнулся рядом.

— Плохие новости, солдат, — сказал Флавий. — Мортаны впереди, совсем рядом. Надо возвращаться, переждать.

Отто сбросил с лица высохшие бинты, подтянул к себе вилы и, тяжело опираясь на них, встал на ноги. Один-единственный взгляд, и он упал обратно.

— Это мортаны? — прохрипел Отто, не узнавая своего голоса.

— Мортаны, — подтвердил карлик. — Идти сможешь?

От ужаса сдавило горло, Отто не мог выдавить из себя ни слова.

— Сейчас не пройти, — видя его состояние, сочувственно сказал Флавий. — Нужно Сестру подождать. Шуд этих тварей как-то заговаривает, слушают они его…

— Что это такое? — Отто справился, наконец, со своим голосом. — Мортаны, откуда они?

— Неизвестно, — беспечно махнул ручкой карлик. — С год назад объявились, раньше о них и не слыхивали. Да мало ли у нас зверья? И всё чудища. Ты сам-то водицы нашей испей, ежели матодой брезгуешь, тогда и посмотрим на твоё истинное лицо.

Отто уже не слышал. Он вспомнил свою сапёрную лопатку с надписью "Gott mit uns", которой копал подземный ход под улицей Свердлова в Камышлове. Вспомнил своё нытьё в первый армейский месяц. Вспомнил, как не хотелось ему под окриком капрала и проливным дождём окапываться. Вспомнил истерическую ругань и проклятия, когда бруствер с невыдержанным углом ската внезапно съехал и завалил выкопанную в полный рост траншею с курсантами…

"Лопату мне, — забилось в голове. — Пол мира за лопату! Уж я бы сейчас закопался…"

— Как подлетят, не дёргайся, — наставительно шептал гном. — И старайся не думать… ну, у вас, армейских, это хорошо получается, этому вас учить не надо.

Отто, чуть приподнявшись на руках, выглянул из травы: восемь жёлтых шаров, переливаясь фиолетовыми пятнами, неспешно плыли в его сторону. Первый ужас от вида старых знакомых уже прошёл, и теперь Отто, оценив скорость и расстояние противника, был готов действовать.

— Доставай огниво, — приказал Отто.

— Зачем? — удивился Флавий.

— Чтобы жить.

Он встал на колени, вонзил острые вилы в упрямый, не знакомый с плугом грунт, и одним движением вывернул чёрный, с рыжими полосками глины камень. Перевернул, разбил руками, рассыпал, и вот уже около квадратного метра сухой травы присыпано землёй.

— Жги траву впереди нас, — зашипел он замешкавшемуся Флавию и опять вошёл вилами в грунт.

— Так нельзя, — запротестовал карлик. — Трава слишком сухая. И ветер. Может сильно разгореться…

— А нам и нужно, чтоб сильно разгорелось, — Отто не мог понять сомнений Флавия. — Не теряй времени, поджигай!

— Нельзя, может быть большой пожар!

Отто с силой вонзил вилы в грунт, выхватил их кармана зажигалку, прополз несколько метров вперёд и поджёг сухую траву. Жёлтое пламя, сначала колеблясь, а потом, разгораясь, всё уверенней, потянулось к небу.

— Остановись! — закричал Флавий. — Что ты делаешь, сатанинское отродье!

С удивительным проворством гном подскочил к Отто и принялся топтать огонь.

Отто пришёл в ярость:

— Ах, ты, нелюдь! — заревел он, дёрнул за пляшущую перед его носом лодыжку карлика, опрокинул гнома на спину и твёрдыми, как камень, пальцами ткнул его под рёбра.