James Swallow - Немезида

Сержант склонился над трупом и сделал что-то, чего Койну не удалось увидеть. Когда он снова распрямился, то держал в руке латную перчатку. Но нет, не перчатку. Это была искусно изготовленная аугметика, механическая замена потерянного в битве предплечья. Он снял её с трупа, как будто это была реликвия.

Но Хорус не...

– Мой капитан, – прогрохотал сержант, скорбно кивая и взвешивая в руке свой болтер, – мой капитан...

Сердце Койна превратилось в холодный камень в его груди. Его глаз привлекло движение: губернатор Никран торопливо отделился от остальных аристократов и направился вниз по ступеням к Астартес. Шум толпы становился громче, и Каллидусу приходилось напрягаться, чтобы услышать сержанта, который говорил в звукоприёмник вокса в шейном кольце своего нагрудника.

– Это Корда, – прорычал он с нарастающей злостью. – Позиция не, я повторяю, не безопасна. В нас стреляли. Брат-капитан Седирэ... был убит.

Седирэ. Каллидус знал это имя. Командир Тринадцатой Роты. Но это невозможно. Воин, которого застрелил Келл, носил мантию, уникальное одеяние, принадлежащее самому примарху...

– Хорус? – позвал Никран, и когда он подошёл ближе, по его лицу заструились слёзы. – О, ради Звёзд, нет! Пожалуйста, только не Воитель!

– Приказы? – произнёс Корда, не обращая внимания на лепечущего аристократа. Койн не мог слышать ответ, переданный в бусину в ухе сержанта, но сжавшиеся челюсти космодесантника поведали, что именно ему было сказано. Каллидус почувствовал вспышку страха и, развернувшись, бросился прочь, рванув вниз по ступеням в направлении людского сборища.

Койн услышал за шумом толпы звучный голос Никрана, и обернулся на бегу. Губернатор, сотрясаясь от рыданий, заламывал руки перед бесстрастным Астартес в серой броне. Его слова нельзя было разобрать, но не вызывало сомнений, что он умоляет Корду или взывает к нему, приводя бесполезные оправдания.

Воин скупым движением поднял ствол своего болтера и выстрелил в губернатора в упор, разнося его тело в клочья. Люди Корды последовали его примеру, все как один разворачивая своё оружие к знати и казня их.

Перекрывая басовитый грохот болтерного огня, Астартес проревел приказ, который прорезал шум столпотворения как нож.

– Сжечь город! – выкрикнул он.

Спотыкающаяся Соалм шла через сцену бойни, сжимая бакт-пистолет и волоча за собой ларец. С ней была Сайноп, которая изо всех сил пыталась поддержать второй конец сундучка. Все люди аристократки были мертвы.

Заполненный песком воздух был насыщен звуками выстрелов и криками боли, и казалось, что куда бы они не свернули, им отсюда не выбраться.

Соалм запнулась об остатки лачуги, и в этот момент её настигли последствия прокатившейся волны призрачного ужаса. Остатки псионического разряда сделали воздух густым и маслянистым – а затем она услышала гулкие крики Йоты, усиленные вокодером шлема Кулексус.

– Святая Терра... – прошептала пожилая женщина.

Это могло быть только предсмертным криком: ничто другое не могло нести в себе такие устрашающие эмоции.

Соалм обернулась на звук и увидела, как умирает Йота. Из содрогающегося тела с выбросом шума и света высвободились крупицы тошнотворной энергии, и маскировочный комбинезон осел, а серебристо-стальной шлем отлетел прочь. Из чёрной униформы, свалившейся грудой тряпья, выплеснулись густые клубы серого праха: заполнявшее её тело распалось в мгновение ока. Шлем с лицом-черепом остановился, и из него высыпалась ещё одна порция тёмного пепла, подхваченного завихрениями ветров.

– Дженникер! – выкрикнула её имя Сайноп, когда к ним метнулась размытая тень. Вененум почувствовала мощный удар и отлетела в сторону, выпустив ларец. Пока она кувыркалась, ей удалось сделать два быстрых выстрела из бакт-пистолета, и она была вознаграждена щёлканьем и шипением попавших на кожу кислот.

Убийца Йоты вырос из гудящего песка, освещаемый со спины резкими сиянием всходящего солнца. Она тянулась к токсичному корду, когда он беспощадно врезал ей кулаком, разоружив её силой своего удара. Бакт-пистолет отлетел прочь и был потерян. Соалм почувствовала резкую режущую боль в груди от сломанных рёбер. Упав на землю, она попыталась опорожнить желудок – и обнаружила себя на клочке влажной земли, в грязи, образовавшейся из песка и пролитой артериальной крови. На неё обрушилась когтистая ступня, и хрустнула ещё одна кость. Соалм услышала смех и подняла глаза.

К ней склонялась нависшая над ней извивающаяся тень – и тут откуда-то появился кусок железной трубы, который обрушился на хребет убийцы, вызвав взрыв яростного шипения. Соалм зашевелилась, отчаянно пытаясь отползти; по её телу пробегали волны страшной боли.

Сайноп с лицом, пылающим праведным гневом, отвела назад своё импровизированное оружие и нанесла убийце новый удар, вкладывая в него всю силу, какую только могла собрать пожилая женщина. "За Бога-Иператора!" – выкрикнула она.

Однако третий удар убийца ей нанести не позволил. Он остановил падающую на него железную трубу и, удерживая её на месте, выбросил вторую руку, сжимая тонкую птичью шею Сайноп и вздёргивая её в воздух. Сделав свирепый толчок, он извернул кисть с зажатой в ней трубой и использовал её, чтобы проткнуть аристократку. Затем он отшвырнул тело и зашагал прочь.

Он подошёл к тому месту, где лежал упавший ларец, и Соалм слабо вскрикнула, когда чернильно-чёрная, текучая плоть убийцы заструилась в запорный механизм и вскрыла его изнутри. Древняя книга упала в песок, и Соалм увидела, как побледнела и пропала оболочка стазисного поля вокруг неё.

– Нет, – прохрипела она. – Ты не можешь... Ты не можешь её получить...

Убийца нагнулся и подобрал Лицензию, с небрежной быстротой пролистывая древние страницы, сминая и разрывая бумагу.

– Нет? – произнёс он, не оборачиваясь к ней. – А кто меня остановит?

Он добрался до последней страницы и оглушительно, ненавидяще расхохотался. У Соалм чуть не разорвалось сердце, когда он вырвал лист из переплёта бесценной реликвии Еврота и свернул в кулёк желтоватый пергамент. Ей показалось, что она мельком увидела на странице мерцание жидкости, поймавшей солнечные лучи.

Затем, как будто это был какой-нибудь деликатес, который он дегустировал на банкете, убийца запрокинул голову назад и открыл рот. Его раздвоенные челюсти распахнулась как непристойный цветок. На его щеках и шее открылось ещё несколько клыкастых ртов, он наклонил к себе бумагу и проглотил кровь Бога-Императора.

Он начал кричать и завывать, и буйство уродливых форм его плоти превратилось в ураган извивающихся листовидных отростков, щупальцеобразных образований, скрежещущих зубами ртов. Он потерял контроль над своим телом, его красно-чёрная кожа изгибалась и вспухала, принимая тошнотворные и омерзительные формы.