Дэниел Уилсон - Роботы Апокалипсиса

— Нолан, где твоя сестра? Где Матильда? — спрашиваю я, взяв его хрупкое лицо в ладони.

— Она пострадала, когда ты ушла.

Я давлю в себе страх — ради Нолана.

— Нет! Где она? Отведи меня туда.

Нолан молча указывает рукой.

С ребенком под мышкой, я, расталкивая людей, бегу по коридору к изолятору. За спиной две пожилые женщины спокойно упираются спинами в громыхающую дверь. Благодарить их нет времени, но их лица я запомню. Я буду молиться за них.

В этой длинной, обшитой досками комнате я еще не была. В центре — узкий проход, по обеим сторонам которого висят занавески. Я отдергиваю их, ищу свою дочь. За каждой занавеской — новое ужасное зрелище, но мой мозг ни на что не реагирует. Сейчас я смогу обратить внимание только на одно личико.

И вдруг я вижу ее.

Моя малышка лежит на каталке, а над ее головой нависло чудовище — машина-хирург, закрепленная на металлической руке. У робота десяток пластмассовых ног, завернутых в стерильную бумагу, и каждая что-то держит — скальпель, крючок, паяльник. Не останавливаясь и не обращая на меня внимания, машина работает над лицом Матильды, делая резкие, точные движения — словно паук, плетущий паутину.

— Нет! — визжу я. Поставив Нолана на пол, я хватаю машину за основание и тяну изо всех сил. Робот, сбитый с толку, поднимает руки в воздух. В эту долю секунды я пинаю каталку, и она увозит Матильду прочь от машины. На моей ноге снова открылась рана, и я чувствую, как по голени течет кровь.

«Весельчак», должно быть, уже совсем близко.

Я наклоняюсь над каталкой. С дочерью произошло что-то страшное. Ее прекрасных голубых глаз больше нет.

— Матильда?

— Мама? — Она улыбается мне.

— Доченька, ты не пострадала?

— Кажется, нет. — Матильда хмурится. — С глазами что-то не так. Что случилось?

Дрожащими пальцами она касается тусклого черного металла, который вставлен в ее глазницы.

— Видеть можешь?

— Да, могу. Я вижу то, что внутри, — отвечает Матильда.

Откуда-то из глубины поднимается волна ужаса. Я опоздала: они уже причинили вред моей девочке.

— Что ты видишь, Матильда?

— Я вижу то, что внутри машин, — отвечает она.

На то, чтобы добраться до ограждения, уходит всего несколько минут. Я переношу Матильду с Ноланом через забор. Ограду всего пяти футов в высоту легко преодолеть: это еще одна приманка для потенциальных освободителей — на самом деле заключенных удерживает не изгородь, а спрятанные сторожевые пушки.

— Мама, давай! — подгоняет меня Матильда, оказавшись в безопасности.

Но рана кровоточит уже сильно, кровь скапливается внутри башмака, а из него вытекает на землю. Я совершенно измождена, и все силы уходят на то, чтобы не потерять сознание. Схватившись за сетку, чтобы не упасть, я в последний раз гляжу на своих малюток.

— Я всегда буду любить вас. Несмотря ни на что.

— О чем ты? Пойдем! Ну пожалуйста! — умоляет Матильда.

Мое поле зрения сужается. Я словно смотрю на мир через два отверстия размером с булавочную головку: все остальное — тьма.

— Матильда, бери Нолана и уходи.

— Мам, я не могу. Там пушки, я их вижу.

— Соберись, золотко. Теперь у тебя есть дар: посмотри, где пушки, куда они могут стрелять, найди безопасную дорогу. Возьми Нолана за руку и не отпускай.

— Мама, — упрашивает Нолан.

Я выключаю все чувства. Так надо. Позади меня слышен вой моторов — на поле съезжаются «танчики». Я повисаю на сетке, но где-то нахожу в себе силы крикнуть:

— Матильда Роза Перес! Спор закончен. Бери брата и уходи. Беги и не останавливайся, пока не уйдешь очень далеко, слышишь? Беги — немедленно, или я очень сильно на тебя рассержусь.

Матильда вздрагивает, услышав мой голос, и нерешительно делает шаг назад. Мое сердце разбивается на куски. Это похоже на онемение, которое растекается из груди по всему телу, уничтожая мысли и пожирая страх.

Матильда сжимает губы и, как обычно, упрямо хмурит брови — только вместо голубых глаз чудовищные имплантаты.

— Нолан, — говорит она, — что бы ни случилось, держи меня за руку и не отпускай. Сейчас мы побежим — супербыстро, понял?

Кивнув, Нолан берет ее за руку.

Мои маленькие солдаты. Выжившие.

— Я люблю тебя, мамочка, — говорит Матильда.

И мои дети исчезают.

У нас нет больше никаких сведений о Лоре Перес. А вот судьба Матильды — это совсем другая история.

«Это ведь не оружие, да?»

Новая война + 10 месяцев

После того как наступил час ноль, специалист Пол Блантон не только выжил в Афганистане, но и чувствовал себя вполне неплохо. В следующем фрагменте Пол рассказывает о том, как нашел артефакт настолько важный, что он изменил ход всей войны. Притом находка была сделана в крайне неблагоприятных условиях, когда Полу пришлось спасать свою жизнь.

Сложно определить, что именно помогло молодому переводчику — удача, проницательность или и то, и другое. Лично я считаю, что любой родственник Лонни Уэйна Блантона уже наполовину герой.

С биноклями в руках мы с Джабаром лежим на горе.

Время — около десяти утра. В Афганистане сезон засухи. Полчаса назад мы засекли короткий сеанс связи между автоматами — стремительная передача данных по радио, возможно, распоряжений для разведчика. Но с таким же успехом информацию могли передавать и танку, или еще чему похуже. Так что мы с Джабаром решили окопаться и подождать, пока не появится эта штука, чем бы она ни была.

Ну да, фактически это самоубийство.

Местные мне ни секунды не доверяли, и поэтому нам с Джабаром было запрещено приближаться к главным укреплениям. Большинство афганцев укрылось в огромных искусственных пещерах в провинции Бамиян. Эти пещеры — реально древняя фигня: какие-то отчаявшиеся люди вырубили их прямо в скале, и уже тысячу лет народ собирается здесь, если начинается война, голод или мор.

Технологии меняются, но люди остаются теми же, что и раньше.

Усевшись в круг, старики с бородами как у Санта-Клауса и бровями, которые пытаются удрать со лба, стали пить чай и орать друг на друга. Они не могли понять, почему автоматы-беспилотники прибыли не куда-нибудь, а именно сюда. И поэтому радиоперехват поручили нам. Для Джабара такое дело — фактически наказание, однако он помнил, что я спас его в час ноль. Хороший парень. Борода у него растет скверно, но сам он парень хороший.

Место, куда нас засунули — Банд-э-Амир, — такое красивое, что аж глазам больно. Небесно-голубые озера, коричневые горы — и все это обернуто в утесы из ярко-красного песчаника. Здесь, на высоте, атмосфера такая разреженная, что крышу сносит. Честное слово, свет совсем другой, тени слишком темные, подробности слишком четкие. Чувствуешь себя так, словно на другую планету попал.