Игорь Подгурский - Подземный рейд

Иногда он замолкал, закатывая глаза к потолку, чтобы потом разродиться очередным: «В смысле?» Менялась лишь интонация и тембр голоса, но никакой ясности это не прибавляло.

Старшему инспектору по службе было положено хранить спокойствие. Но уже через полчаса хваленая выдержка профессионала дала трещину. Федотов жахнул рукой по столешнице. С сухим треском сломалась ручка, зажатая в кулаке. Вторая за сегодняшний день.

Следователь больше не шипел, он сорвался, заорав на Бормотова, который преданно улыбался ему в лицо: «Хватит тупить! Пошел вон отсюда!» – и повелительным жестом указал на дверь.

Лицо Алексея приобрело нормальное выражение. Он на глазах превращался в дееспособного человека. Лифтер ужом выскользнул в коридор, не забыв мстительно хлопнуть дверью. Последнее слово осталось за ним.

Следователь достал из стола очередную ручку и пробурчал вслед Алексею: «Надо бы с вами пожестче разбираться. Пожестче!» В последнее время у него стало входить в привычку разговаривать с закрытой дверью.

Как будто специально, но события в жизни Олега, выпавшие на его долю в октябре, явно не радовали. Загадочная и непонятная смерть Плевка, последующие беседы в спецотделе. К чести следователя, вешать на Шаржукова всех собак он не собирался, а круг недоброжелателей у Плевка был слишком широк. При жизни тот мало с кем ладил и даже после своей кончины сумел многим испортить настроение. Безопасники долго и нудно мотали нервы не только двум лифтерам, но и другим каэсэсовцам похожими вопросами: «Что делали?», «Где были в тот день?», «Как относились к безвременно почившему?» Шаржуков в разговорах лишь пожимал плечами и отвечал односложно, стараясь не ляпнуть чего-нибудь лишнего. Загвоздка у дознавателей заключалась еще в одном. Точное время кончины Плевка установить было трудно. На труп наткнулись, когда он пролежал в одном из многочисленных закоулков много дней. Требовать поминутного алиби в течение недели у каэсэсовцев, бывших с покойным в плохих отношениях, было делом бессмысленным и муторным. Обе стороны, следователи и допрашиваемые, это прекрасно понимали.

В журнале записи нарядов у Плевка не числилась разнарядка в тот район города, где нашли его обезображенное тело. Вывод лежал на поверхности: каэсэсовец был на халтуре. Что или кого он искал, осталось невыясненным. На трупе отсутствовал форменный комбинезон, а стандартный набор амуниции был аккуратно сложен у стены. Больше ничего. Кто это сделал, зачем сняли форму с тела? Зачем? Почему? Вопросов больше, чем ответов. Дело о смерти сотрудника Службы еще не было закрыто, но мало кто сомневался, что тоненькая пластиковая папка уголовного дела по факту насильственной смерти с несколькими фотографиями трупа, листами протоколов допросов подозреваемых и осмотра места преступления рано или поздно окажется в архиве. Скорее раньше, чем позже.

Невозмутимый Шаржуков и взъерошенный Бормотов шли по коридору главного здания Службы. Лешина личина идиотика быстро спала с лица, с таким трудом сдерживаемые на допросе эмоции требовали выхода. Он яростно жестикулировал и, как заводной, повторял одно и то же:

– Чудом ушли! Чудом! Слышь, Олежек, чего молчишь. Ведь чудом ушли! А? Чудом.

Похоже, его слегка подзаклинило. За друзьями числилось немало грешков, мелких и не очень.

– Из тебя в прошлом вышел бы хороший семафорщик. Цены тебе на корабле не было, – непрошибаемый Олег к посещению следователя отнесся философски. – Хватит махать, уже перед глазами рябит. В этот раз мы не при делах. Ничего следователь на нас не повесит. Мы ему не по зубам… руки коротки.

– Это ты его грохнул? – неожиданно спросил Алексей. – Только честно. Я – могила! – Бормотов сложил большой и указательный пальцы вместе и сделал жест, будто застегивает рот на «молнию». – Ну ты крут! Но, по-моему, это перебор даже для тебя.

– Я тебе сейчас по башке грохну! – Олег на всякий случай оглянулся. Никто не слышит Алешкин треп. Второй раз общаться с дознавателем не хотелось. – Клянусь, не я!

– Чем клянешься? Ну-ка, ну-ка!

– Самым дорогим на свете, клянусь… – Шаржуков выдержал паузу и мстительно добавил: – Твоим здоровьем, трепло!

Леша замолк на полуслове. Было видно, что такая клятва ему не по душе. Он хотел что-то сказать, но вдруг схватился за сердце обеими руками.

– Ну ты и зараза, – только и успел произнести Бормотов. Он закатил глаза, захрипел… Алексей прислонился к стене и уже собрался картинно сползти на пол. Надо наглядно показать другу, что есть вещи, которыми шутить не стоит.

Но тут его агонию прервали на пике кульминации. Сердечко у лифтера «прихватило» неподалеку от зала Славы. Из-за неплотно закрытой двери донесся слаженный гром мужских голосов, вещавший от первого лица:

– Я клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным и бдительным сотрудником Коммунальной Службы Спасения, выказывать вышестоящим начальникам беспрекословное повиновение, исполнять приказы со всей решительностью и всегда строго хранить служебные тайны, которые мне доверены.

Я клянусь сознательно осваивать новые знания, всегда поддерживать честь нашей Службы. Если потребуется, я клянусь не пощадить ни своей крови, ни своей жизни ради общего блага и во имя долга. Настоящим клянусь своей честью, что в мире и в час испытаний, на земле, под землей, на море и в небе, всегда и везде я буду честно служить. Я буду подчиняться установленным правилам и своим начальникам. Я буду дорожить честью Службы больше, чем собственным существованием. Я буду повсюду и в любых условиях. Я до последних сил буду выполнять то задание, которое поручено. Я обещаю вести себя честно и открыто. Я буду держаться ровно с моими товарищами и всегда и во всем им помогать. Я никогда не преступлю свой служебный долг, будь то из-за родственных связей, по дружбе, зависти, из-за вражды или по любой другой причине. Если же меня поставят на руководящую должность, я обязуюсь быть справедливым по отношению к подчиненным, заботиться об их благополучии, быть их советчиком и руководителем, а также буду стремиться к тому, чтобы быть для них вдохновляющим примером. Я буду исполнять все это, следуя своей чести и совести. И да обрушится на меня самое ужасное наказание Службы и презрение товарищей, если я нарушу свою торжественную клятву! Я принимаю на себя эти обязательства свободно, понимаю их буквально и не имею цели их нарушить. Я хорошо и добросовестно буду исполнять обязанности, налагаемые на меня. Клянусь предавать своих мертвых земле. Смерть не властна надо мной. Мое тело – тлен. Душа моя вечна. Да поможет мне Бог! Я приношу эту священную клятву перед лицом товарищей. Я готов как настоящий каэсэсовец в любое время положить свою жизнь за принесенную клятву. Клянусь!