Сурен Цормудян - Наследие предков

— Но то была война, командир. У нас же с этими пришельцами не война, а голимое недопонимание, вот и все.

— Только не надо мне снова про то, что первым огонь открыл я…

— Но ведь это так. Дело ведь не в свастиках?

— И да, и нет. Пленный ведь четко и ясно дал понять, кто они такие. Они прямые преемники тех нацистов.

— Да и черт с ними! У Советского Союза с Гитлером в свое время тоже был заключен договор.

— И чем он обернулся?..

— Не передергивай, Васильич. От наших предложений тогда отвернулись и Франция, и Британия, и Польша. Они не захотели совместно с нами угомонить безумного Адольфа. И тогда мы пошли на договор с ним самим, чтоб выиграть время. И мы его выиграли, как ни крути. Отодвинули границы. Наладили производство новых танков. Да ты сам все знаешь. Тогда, в тех обстоятельствах, договор с Германией был необходим. И сейчас нам надо, пускай временно, но хоть как-то примириться с этими чилийцами.

— Возможно и так. Но какой-то червячок сомнений… Что мы выиграем? Время? А для чего? Отодвинуть границы и наладить производство новых танков? — Стечкин усмехнулся.

— Может, Михеев договорится с Пятым фортом, и мы получим если не их помощь, то хотя бы пару их танков, что остались от седьмого полка и которые где-то прячет Самохин?

— Сколько уже нет вестей от Андрея? Наверняка сгинул. Попал в засаду, как Скворцов тогда…

— Ну так нам нужен этот чертов альянс, чтобы больше никаких засад на наших парней. Хотя бы ради этого, Паша.

— М-да, — вздохнул Стечкин, давя окурок в пепельнице, среди остатков других, совсем недавно выкуренных папирос. — Если бы это чертов ублюдок Самохин изначально согласился на наше переселение, то всего этого сейчас не было… Хотя, с другой стороны, Эдик, если бы мы ушли отсюда, то не узнали бы о десанте чилийцев, пока те не закрепились бы на нашей территории и не начали хорошо подготовленную свою экспансию. Может, не зря мы тут? Может, мы и есть эта самая отодвинутая граница? Может, теперь мы — Брестская крепость?

— Может и так, — кивнул Шестаков. — Только вот сейчас я не вижу альтернативы перемирию. Если мы выиграем время, то, возможно, эту альтернативу и найдем. Но сейчас…

Дверь в помещение внезапно открылась. На пороге стоял Борис Колесников.

— Ты чего, капитан? — Стечкин уставился на его взволнованное лицо.

— Бэтээр Михея вернулся!

— И что?! — вскочил командир.

— Михей тяжелый! В броне две дыры от фаустов! Кныш легко ранен!

Стечкин кинулся на выход. Оттолкнув своей массой Колесникова, он побежал по коридору в санчасть бункера. Борис и Шестаков рванули следом…

Лицо механика-водителя Кныша было перепачкано сажей. Даже та часть, что была прикрыта респиратором, который он надел, двигаясь уже по зараженной местности. Ведь герметичность бронемашины была уже нарушена попаданиями фаустпатронов. Он сидел и тихо всхлипывал, то и дело ругаясь на доктора, перевязывавшего ему руку.

— Док! Да что ты меня кантуешь?! Царапина! Михеем займись!

— Сержантом уже занимаются. В порядке он будет. Отделался легче, чем нам казалось. И не ори на меня. Я все-таки старше по званию.

— Что было?! — воскликнул влетевший в санчасть Стечкин.

Кныш попытался встать, как и полагалось по уставу при входе командира, однако Павел надавил ему на плечо ладонью:

— Сиди братка, не вскакивай. Что случилось, я спрашиваю?

— Засада. Примерно в том же месте, где они бэтэр Скворцова накрыли. Михей сказал, что на полной скорости надо проскочить. Так и делали. Может, если б не он, то нас обоих там…

— А чего вы, дурни, тем же путем поперлись?!

— Так там дорога давно укатана. Да, топи местами, но лучшей все одно нет. В других местах долго пробираться, а у нас топлива мало на повышенные обороты. Да и дело срочное.

— А что вас так долго не было? И куда топливо делось? Мы ведь с большим запасом всегда давали.

— В том и дело… — Кныш поморщился от осколочной раны в руке. — В том и дело, командир. Нас в Пятом форте опоили и заперли. Да топливо все наше стащили.

— Ну не сука этот Самохин? — выругался позади командира Шестаков.

— Погоди, Эдик. А что потом? — нахмурился Стечкин.

— Потом… Там у них есть такой старший сержант, Тиграном кличут. То ли армян, то ли дагестанец. Он-то нас ночью и выпустил. Потом мы за топливом катались к его тайникам. Ну и их заодно подвезли.

— Кого?

— Ну Тиграна, потом этого… Саню, который у них спец по подземельям. И бабу, медика. Они сказали, что есть какой-то туннель, который аж от Кенига в Балтийск ведет и немецкую часть нашего бункера цепляет. Говорит, Самохин хочет найти этот тайный ход. А они сами его хотят найти, чтоб нам помочь… Что там с Михеем, а?

— Множественные осколочные, — вздохнул Колесников, выйдя из соседнего помещения. — Пока без сознания. Но, говорят, выживет. Ничего опасного. Главное, что крови не так много потерял. А осколки даже в тело как следует не впились. Пронесло.

— Слушайте, товарищ майор! Саня этот сказал, что корабль, возможно, аж из Чили! — продолжал взволнованный Кныш.

— Мы уже знаем, — кивнул командир.

— Откуда!

— «Языка» взяли.

— «Языка»?! — Кныш вскочил. — Где эта падла?!

— А ну сядь! — рявкнул Стечкин. — И вообще, голуби, зарубите себе все на носу: есть правила даже у войны! И в соответствии с этими правилами мы о пленных заботимся и бережем их жизнь! Мы — русские солдаты, а не какие-нибудь рейнджеры из Абу-Грейб! [28] Абу-Грейб — тюрьма в Ираке, где группа американских солдат производила пытки и издевательства над заключенными иракцами.

Последнее название мало кому и мало что говорило. Но Стечкин его помнил. Для него было бы постыдным делом издеваться над пленным. И не потому, что пленный мог быть ключом к гипотетическому альянсу, а просто потому, что издеваться над пленными — это фашизм.

Шестаков взял командира под руку и вывел в коридор.

— Ты слышал? — тихо заговори он.

— Самохин мразь, конечно…

— Нет. Я про туннель. А что если Тигран его найдет? И что если этот туннель действительно идет к нам? Вот тебе и ключик к безопасной эвакуации.

— Но если его найдет Самохин…

— В том и загвоздка. Вот тебе и еще один повод к миру с пришельцами. Нам нужно выиграть время. В том числе — и для Тиграна.

«В этом месте 22.XI.1953 погиб Яша Субботин, 1940 года рождения».

И чуть дальше другая табличка: «ОСТОРОЖНО! ЗАМИНИРОВАНО!».

Осветив фонарем надписи, Тигран обернулся.

— Третий раз уже! — раздраженно бросил он. — Саня, сколько мы тут плутать будем?

Загорский извлек из кармана бумажный кулек с мелками.

— Надеюсь, что недолго, — поворчал он, делая отметку в виде стрелки и выводя над ней цифру «один».

Делал он это особенно тщательно, не как обычно, небрежной отмашкой. Крот старательно выводил стрелку и цифру. Казалось, это помогает ему упорядочить потоки мыслей и тревог в голове. Загорский с головой окунулся в свою стихию, и теперь все тревоги и горести отошли на второй план. А еще он сейчас давил этим белым мелком странный страх пред жутким бледным ликом, что преследовал его последнее время.