Тимофей Калашников - Изнанка мира

Синий угол, стена и неприбранный пол постепенно перестали кружиться пред глазами, уравновесились, и тошнотворная канитель чуть заглохла. Пролежав, казалось бы, целую вечность, Зорин смог повернуться на спину.

«Оборвалась!» — первое, что пришло в голову, но веревка оказалась цела.

Кирилл приподнялся, однако ноги были словно чужие.

«Хотел повеситься, а стал инвалидом…»

Быстро нащупав петлю, пальцы освободили горло. Скользкая изгибистая поверхность веревки тихо прошуршала по выцветшему кителю и легла где-то справа. Зорин попытался встать. Ноги отозвались сильным зудом и судорогой.

Не в состоянии терпеть боль в ступнях, Кирилл опрокинулся обратно, ощутимо саданувшись затылком об пол. Россыпь искр вспыхнула перед глазами и тут же растворилась в сероватой штукатурке потолка.

— Кто я теперь? — губы юноши едва шевелились, но голос громко отдавался в ушах. — Зачем я сюда пришел?

Словно ненужный мусор, припорошенный пылью, как прошлогодним снегом, он лежал на грязном полу, прикрыв глаза.

«Вот куда тебя привела глупая страсть детства…» — шептало внутреннее «я».

Когда-то, несколько недель, дней или даже часов назад, такие слова взорвали бы Зорина, заставили бы огрызаться. Теперь же взгляд Кирилла был чист и безмятежен. Ни тени былой эмоциональности на лице, ни волнения в груди, ни упрямой складки, пересекавшей лоб… Лицо юноши было спокойно. Посмотри сейчас на Зорина кто-нибудь со стороны, решил бы, что парень мертв — так отрешен был неудачливый самоубийца в этот момент.

Память Кирилла, выхватывая отдельные сцены, разворачивала перед ним банальную историю влюбленного юноши, свежеиспеченного коммуниста, слепо верящего любому слову «друга», «любимой», «Партии», а потом обманутого, преданного и забытого всеми. Он наблюдал за жизнью этого наивного человека, но не чувствовал с ним ни малейшего родства, наоборот, комментировал события почти с улыбкой.

«Неотвратимо наступающее счастье… — интересно, если бы кто-то сказал тебе, чем все кончится, ты все равно помчался бы в тюрьму?.. Отец умер за Красносельскую, но ведь убившие его ганзейцы тоже были уверены, что честно выполняли свою задачу, совершали подвиг во имя блага своих станций… Обман и предательство Ирины, — а кто бы захотел умирать за грехи сбежавшего папаши?.. Подлость Сомова — конечно, волей-неволей будешь проявлять дружелюбность к тому, кто только что спас тебя от смерти… Как это все напоминает разные варианты игры, — только вот правила в ней одни и те же: добейся собственного благополучия любой ценой…»

Ничего. Последняя картинка памяти прошла стороной.

Кирилл не хотел думать о Сомове, он не желал слышать про Ирину. Ему было плевать. Глаза закрылись.

Лампа над дверью на секунду погасла и снова зажглась. Моргнув еще пару раз, плафон сдавленно свистнул и взорвался с негромким хлопком, хищно плюнув под веки слепящую свору фотонов. Комната утонула во тьме.

Сквозняк уже не тянул свою едва слышную песню, петли не вторили его заунывным куплетам, дверь замерла, будто в киселе. Пыльная, синяя бытовка с телом лежащего человека затерялась во множестве прорытых когда-то коридоров Московского метрополитена…

Чернота расступилась, рельсы обозначились двумя сероватыми полосами, да и шпалы стали чуть более различимы. Кирилл упрямо шел по совершенно пустому тоннелю в сторону Боровицкой. Мало кто направлялся в столицу подземного государства в такую рань, поэтому только неровные шаги юноши разгоняли глушащую все звуки тишину.

Он появился на заставе в час пересменки, как раз в то время, когда ночной караул сдавал оружие и территорию вновь заступающим. Гражданского населения на платформе не было видно вовсе. На блокпосту царила, как показалось Зорину, сущая неразбериха. Кшатрии с озабоченным видом носились взад-вперед, не обращая ни малейшего внимания на подошедшего.

— Документы! — окрик сбоку раздался так неожиданно, что юноша вздрогнул.

Он только теперь обратил внимание, что из узкого коридора, перегороженного решеткой, на него кто-то смотрит. В очерченном мелом квадрате, «на тумбочке», рядом с телефонным аппаратом в тюбинговой нише, стоял совсем еще молоденький солдатик. Впрочем, лычки на его погонах означали сержантское звание, но Кирилл все равно не разбирался в знаках различия, принятых в Полисе. Однако то, что кшатрий торчал на посту, в то время как остальная смена сдавала территорию, говорило само за себя: по армейским меркам служивый был пока «духом» и в караул заступил, чтоб быть «на подхвате».

Поняв это, Кирилл хотел пройти мимо, ничего не говоря, но кшатрий сорвался с места и, уцепившись за рукав юноши, повторил свое требование.

«Совсем зеленый», — подумал Зорин, привычным жестом потянувшись к плечу, чтобы снять рюкзак, и, оторопев, понял, что рюкзака-то и нет. И где он мог потеряться, оставалось только гадать.

— Нет документов… с собой… — проговорил Кирилл, медленно отрывая от рукава тонкие, но цепкие пальцы. — Меня брат ждет… он местный. Пропусти!

— Фамилия и место работы брата! — не уступал салага.

— Да пусти ты, чего вцепился? — юноша все еще не мог прийти в себя.

Кисти сержанта разжались, но с пути он не ушел, а напротив, заступив Зорину дорогу, потянул из кобуры пистолет.

Оружие Зорин заметил только сейчас. Дело принимало нешуточный оборот. «Та-а-к, и кто такому припадочному „ТТ“ доверил?..»

— Сталкера Зорина позови, — тихо сказал Кирилл, делая шаг назад.

— Имя!

— А то среди ваших сталкеров Зориных пруд пруди, — покачал головой коммунист, но все же добавил: — Павел.

— Па-авел Зо-орин, на вы-ыход! — прокричал срывающимся голоском сержант в сторону станции.

Из ближайшей подсобки высунулось чье-то раздраженное лицо.

— Эй, ты дурак, что ли?! — послышался недовольный голос. — Чего орешь?

По всей видимости, это был старшина караула.

— Так вон… — смутился сержантик, указывая на Кирилла. — Говорит, что ждут его у сталкеров…

— Документы есть? — недослушав, бросил старшина.

Юноша помотал головой и чуть развел руки в стороны.

— Павел Зорин, говоришь? Проверим, — кшатрий скептически оглядел странного посетителя, весьма сомневаясь, что такое помятое, извозюканное в грязи чучело может иметь родственников, да еще среди сталкеров.

В подсобке забасили мужские голоса. Через минуту из двери выбежал бравый молодец и быстрыми шагами устремился в сторону платформы.

— Кирюха! — Павел издали узнал фигуру брата, и лицо его озарила радостная улыбка. — Наконец-то! Я уж обыскался тебя!

Но когда он подошел ближе, улыбка исчезла, уступив место нешуточной тревоге.

— Да ты едва на ногах держишься! Что случилось? Где твой рюкзак? — спросил сталкер, с изумлением разглядывая юношу, с ног до головы перемазанного в серой пыли. Брат стоял, слегка покачиваясь, и сжимал правой рукой заткнутую за пояс арматурину… то есть, нет, даже не арматурину, а просто кусок изрядно тронутой коррозией трубы с неровным, острым краем. — Ладно, ладно, после расскажешь.