Андрей Посняков - Отряд

Денек и впрямь выдался чудный - с легким морозцем и пушистым снегом, с бирюзовым, чуть тронутым золотисто-палевыми облаками небом, с сияющим почти по-весеннему солнышком. Сидевшие на стрехе воробьи радостно щебетали, не видя подбиравшуюся к ним рыжую нахальную кошку. Оп! Та наконец тяпнула лапой - хвать! Мимо! Подняв нешуточный гвалт, воробьиная стайка перелетела на ближайшую березу, а кошка, не удержавшись, кубарем полетела в сугроб, слету вставая на лапы.

- Так тебе и надо, Анчутка, - погрозила пальцем Марьюшка. - Не воробьев - мышей в амбаре лови!

- Прогуляться, говоришь? - Прохор сделал вид, что задумался. - Инда, что же - пошли! Только это… матушка не заругает?

- Не заругает, - засмеялась девчонка. - Наоборот, рада будет, что не одна пошла, а из своих с кем-то.

Про батюшку Прохор не спрашивал, знал уже - Тимофей Анкудинович с утра раннего выехал в Коломну - договариваться со знакомым купцом о железной руде. Потому-то и закончили сегодня рано, правда, отнюдь не по принципу «кот из дому, мыши в пляс» - заданный хозяином «урок» выполнили: без обеда трудились и почти что без передыху. Зато вот и закончили - едва полдень миновал.

- Эх, что ж делать? - Прохор почесал бороду и махнул рукой. - Пошли!

Таких гуляющих, как они, на Кузнецкой хватало, и чем ближе к центру, тем больше. Когда свернули на Ордынку, ахнули: вся улица была запружена народом - молодыми приказчиками, подмастерьями, купцами, детьми боярскими, девушками в цветастых платках и торлопах, детьми с санками и соломенными игрушками, какими-то монахами и прочим людом. В толпе деловито шныряли торговцы пирогами и сбитнем:

- А вот сбитенек горячий!

- Пироги с капустою, с рыбой, с горохом!

- Сбитень, сбитень!

- Пироги, с пылу, с жару - на медное пуло - дюжина! Подходи-налетай!

Прохор подмигнул девушке:

- Хочешь сбитню, Маша?

- Маша? - Марьюшка засмеялась. - Меня только матушка так называет, да еще бабушка звала, когда жива была… Царствие ей небесное! - девушка перекрестилась на церковную маковку.

- Бабушка, говоришь? - усмехнулся Прохор. - Ну, вот теперь и я буду. Не против, Маша?

- Да называй как хочешь… Только ласково! Ну, где же сбитень?

- Сейчас.

Парень поискал глазами мальчишку-сбитенщика, подозвал… Как вдруг, откуда ни возьмись, вынырнули трое нахалов в кафтанах немецкого сукна, подпоясанных разноцветными кушаками.

- Эй, сбитенщик! Налей-ко нам по стакашку!

- Эй, парни, сейчас моя очередь, - спокойно произнес Прохор.

Все трое обернулись, как по команде. Чем-то они были похожи - молодые, лет по двадцать, кругломордые, глаза смотрят с этаким презрительным полуприщуром, будто и не на человека вовсе, а так, на какую-то никчемную шушеру.

- Отойди, простофиля.

- Ой, Проша, уйдем, - уцепилась за руку Маша.

- Ого, какая красуля! - Один из парней ущипнул девушку за щеку. - Пойдем с нами, краса, пряниками угостим!

Вся троица обидно захохотала.

- Постой-ка, Маша. - Прохор осторожно отодвинул девушку в сторону и обернулся к нахалам. - Эй, гниды! Это кто тут простофиля?

- Как-как ты нас обозвал?! - Парни явно не ждали подобного, по всему чувствовалось, что здесь они были свои, а здешний народец их откровенно побаивался.

- А ну, отойдем поговорим! - Один из парней вытащил из-за голенища длинный засапожный нож.

Народ испуганно подался в разные стороны.

- А чего отходить-то? - Пожав плечами, Прохор сделал шаг вперед и, не замахиваясь, профессионально ударил того, что с ножом, в скулу левой рукой, а ребром правой ладони нанес удар по руке.

Вскрикнув, нахалюга отлетел в одну сторону, нож - в другую. А Прохор, как и полагается давнему кулачному бойцу, быстро оценив ситуацию, молнией метнулся к оставшимся.

Р-раз! - с ходу заехал правой, да так, что парнище кувырком полетел в сугроб.

Два! - треснул третьему ладонями по ушам.

Тот аж присел, заскулил:

- Ой, дядька, бо-о-ольно!

Стукнув нахала кулаком в лоб - так, чтоб повалился наземь, Прохор подскочил к выбиравшемуся из сугроба. Тот, дурачок, еще бормотал какие-то угрозы. Пару раз намахнув по сусалам, молотобоец схватил обмякшего парня в охапку и под злорадный хохот присутствующих забросил за первый попавшийся забор.

- От молодец, паря! - крикнул кто-то в толпе. - Осадил посадскую теребень!

- Счас! - Прохор вытер руки о полы кафтана. - Остатних тоже заброшу.

Он поискал глазами нахалов… ага, сыщешь их, как же - давно уже и след простыл. Да и черт с ними!

- Прошенька! - кинулась на грудь Маша. - А вдруг они бы тебя - ножиками?

- Не сделан еще тот ножик… - Прохор усмехнулся и весело подмигнул девушке. - Ну что? Идем дальше гулять? Ой, сбитню-то так и не попили. Эй, сбитенщик!

- Да ну его, этот сбитень, - отмахнулась девушка. - Потом попьем. Пошли-ка лучше к реке.

- Пошли.

Дивный по красоте вид открывался с южного берега Москвы-реки! Заснеженная пристань с вмерзшими в лед судами, людное торжище - торговали прямо на льду! - красно-кирпичные башни Кремля, зубчатые стены, сияющие купола соборов, высоченная громадина Ивана Великого.

- Да-а, - восхищенно протянул Прохор. - Красив город Париж, и Тихвинский посад ничего себе, но Москва, пожалуй, всех краше!

- То верно, - Марьюшка вдруг зарделась, будто Прохор не Москву, а ее похвалил, помолчала немного. - Как ловко ты их раскидал!

- Я ж кулачным бойцом был, Маша!

Прохор все думал, как бы перевести разговор на Ефима… Но вокруг было так красиво - пушистый, искрящийся на солнце снег, гуляющие люди, светлая лазурь неба над красными башнями Кремля - и сердце билось так радостно, что совсем ни о чем не хотелось думать. Прохор почесал бороду, помолчал да спросил напрямик:

- Говорят, ты с княжичем каким-то дружилась?

- Кто говорит? - Глаза девушки посмотрели с вызовом, зло. - Врут! Да, приходил в гости один парень… Не знаю, может, и княжич… Ефимом звать. Но он мне не по нраву пришелся - пухлощекий, жирный, да и по возрасту - совсем еще дите. Я ведь ему так и сказала - вот ворота, а вот поворот, - так он, представляешь, на Чертолье поперся, за приворотным зельем. С тех пор вот не приходил еще, видать, зелье на ком-то пробует.

- За приворотным зельем, говоришь? - задумчиво переспросил Прохор. - А откуда ты про то знаешь?

- Сам сказал, когда прощался. Иду, говорит, за Черторый, к колдуньям, - все одно, мол, ты моей будешь! Ну, как там у него все вышло, не знаю - еще не приходил.

- И не придет, Маша, - Прохор вздохнул и понизил голос. - Убили его на Черторые во прошлую пятницу.

- У-убили? - Марьюшка всхлипнула. - Как убили, кто?

- Какие-то лиходеи.

А у девчонки уже дрожали плечи.

- Ефи-им… Хоть и не люб ты мне был, а все же…

- Ну, не плачь, не плачь, Машенька, - попытался утешить Прохор. - Чего уж теперь.

- Господи-и-и, Господи-и-и… - плача, причитала девушка. - Да за что же мне такое наказание… Сначала - один, потом - второй… Не хочу! Не хочу, чтобы был третий!