Андрей Посняков - Отряд

Купец скабрезно засмеялся, ну а парни, простившись и поблагодарив за вино, решительно удалились. Раз уж обещали девке отыскать братца - отыщут. А вина можно и после выпить, сколько влезет.

Пройдя темным переулком с покосившимися заборами, зашагали вдоль заросшего репейником и чертополохом оврага - ведущая напрямую к реке тропинка как раз и шла мимо, за избами. Иван внимательно всмотрелся вперед - хоть и темновато уже было, да видно, что к пристани никто не шел, не спускался, - обширная, поросшая невысокими кустами пустошь выглядела совершенно безлюдной. Ну, не мог больше никуда деться парень! Либо спускался бы к реке, либо - шел бы сейчас рядом с избами… А может - лежит убитый в кустах? Или - в избах?

- Митрий, давай по кустам, мы - по избам, - живо распорядился Иван. - Ты, Прохор - с той стороны, а я с этой. Ежели что - кричим.

Обнажив саблю, Иван перешагнул валявшиеся на земле ворота и, войдя на пустынный двор, внимательно огляделся. Покосившийся забор отбрасывал под ноги длинную размытую тень.

- Архип, - оглядевшись, негромко позвал Иван. - Эй, Архипка!

Показалось, кто-то шевельнулся в избе…

Юноша осторожно подошел к входной двери… Чей-то пронзительный, словно бы нечеловеческий крик внезапно полоснул по ушам!

Выставив вперед саблю, Иван рванул дверь… и отпрянул, пропуская орущую, бросившуюся под ноги тень. Кошка! Черт бы тебя побрал…

- Эй, есть здесь кто-нибудь? - громко позвал юноша.

Никто не отзывался. Сквозь провалившуюся крышу были видны первые звезды. Осторожно осмотрев горницу, Иван вышел во двор и, обследовав амбар, выбрался прочь, направляясь к следующей избе, вернее, к ее скелету, черневшему обожженными балками саженях в пяти левее…

На всякий случай покричал:

- Прохор, как там у тебя?

- Ничего, - тут же отозвался Прохор.

Ого! Да он совсем рядом, оказывается.

- Там все прогнило уже, - выйдя из-за ограды, пояснил молотобоец. - Не зайдешь - крыша обвалится.

- Ну, ясно, - Иван повернулся, махнул рукой и хотел было еще что-то добавить, но не успел - кто-то громко закричал на пустыре, ближе к реке.

Парни переглянулись:

- Митька?

И со всех ног бросились к пустоши. Метнулись под ноги репейники, колючие кусты, ямы. Обиженно залаяв, бросились прочь растревоженные бродячие псы. Пахнуло какой-то затхлостью, тленом и еще чем-то мерзостным, не поймешь даже сразу - чем.

- Сюда! - выскочив из кустов, замахал рукой Митька. - Скорее!

Парни подбежали к приятелю в един миг:

- Ну?

- Он здесь, Архипка-то… Похоже, дышит…

Отрок лежал на спине, раскинув в стороны руки. Кафтан его был расстегнут, рубаха разорвана на груди - однако кожа чистая, белая, без всяких порезов и крови.

- Видать, не успел… спугнули… - пояснив, Митька нагнулся к мальчику и, потрогав пульс, легонько побил по щекам.

- А? Что? - Отрок испуганно распахнул глаза. - Кто здесь?

- То я, Иван, не видишь, что ли?

В светлых глазах мальчишки проскользнуло узнавание и несказанная радость:

- И верно - Иван! Господи… А где же тот, страшный… Ошкуй!

- Ошкуй? - Парни вздрогнули. - Как ты сказал?

- Ошкуй, - постепенно приходя в себя, уверенно повторил отрок. - То есть - тело человечье, а голова - медвежья. Белая такая, зубастая… Господи-и-и… - Архипка вдруг зарыдал, бессильно уронив голову.

- А ведь он не мог далеко уйти, - Прохор сильнее сжал в руке саблю. - Ошкуй это или кто еще, но он где-то здесь, в кустах, прячется! Осмотрим, пока не совсем стемнело?

- Запросто! - Иван попробовал пальцем клинок.

Оставив обладавшего недюжинными медицинскими знаниями - еще с французских времен - Митрия с отроком, парни пошли к чернеющим ореховым зарослям, тянувшимся до самой балки, - больше здесь просто негде было спрятаться. Иван чувствовал, как азарт погони и злость встают откуда-то из груди, поднимаются, делаясь все шире и шире… вот уже ударили в голову…

- Слева! - крикнул вдруг Прохор. - Вон там, у жимолости!

Ошкуй - или какая иная тварь, - услыхав крик, дернулся, выскочил и, согнувшись, со всех ног припустил к пристани.

- Бросится в реку - не догоним! - кричал на ходу Прохор.

Иван понимал и другое - если эта тварь не ошкуй, а все же человек… На берегу было довольно людно. Пойди, разыщи! А бежала тварюга быстро, не угонишься. Иван пару раз споткнулся и чуть было не упал, выронив саблю, тем не менее не останавливался, бежал, не слыша позади крика Прохора, - тому повезло меньше, он угодил-таки в какую-то яму, коих было множество на Чертолье, и теперь вот отстал, выбирался…

А Иван сознавал, что не успевает…

Позвать людей? А как же!

Иван на бегу закричал во все горло…

Не хватало воздуху, и получилось тихо… Впрочем, похоже, кто-то услышал…

- Держи его, держи-и-и!

Бах!

Юноша на бегу запнулся о какую-то корягу, перевернувшись, упал, едва не сломав шею… А когда поднялся на ноги - фигура бегущего маячила уже далеко впереди. Эх, сейчас бы пистоль… а лучше - пищаль…

И тут грянул выстрел!

Иван инстинктивно пригнулся - показалось, что стреляли в него. У ошкуя - пистоль? Господи…

Выстрел раздался еще раз!

Стрелял тот самый, что бежал впереди… впрочем, там маячило уже довольно много людей. И стрелял вовсе не в Ивана.

Услышали!

Услышали, господи!

Спустившись к пристани, юноша, тяжело дыша, подбежал к стрелку:

- Ну что, попали?

- Навряд ли, - с сожалением отозвался тот. - Ловкий, стервец, оказался - похоже, выплыл.

Он обернулся, и Иван не сдержал удивленного крика, увидев перед собой… стряпчего Артемия Овдеева!

- Вот так встреча! - заулыбался тот. - А это кто там позади, с саблей?! Никак, Прохор? Господи, парни… Вас-то я и ищу!

Белила ложились ровно. Высунув от усердия язык, купецкая доченька Филофея проворно работала беличьей кисточкой - мазала сверху вниз, а щеки - еще и вкруговую, да все приговаривала:

- Во-от, во-от, во-от… Ну, таковой красавицей станешь, Василисушка, жених возвернется - не узнает.

- Уж пора бы возвернуться-то, - озабоченно промолвила Василиска. - Ишь - смеркается.

- Ничего, успеют - трое парняг, чего с ними сделается-то? Братца бы токмо нашли.

- Найдут. Раз пошли - найдут. Из-под земли вытащат - уж они такие.

Покончив с белилами, Филофея аккуратно сложила их в шкатулку, точнее, в небольшой сундучок, в котором, кроме белил, еще имелись румяна, помада, кисточки и разные благовонные притирания. Назывался весь этот наборчик просто - «сундучок», такими у Москвы-реки торговали купцы-персияне. Стоил «сундучок» денег немаленьких и был по карману далеко не всем, а уж у кого был, те всячески им хвалились, вот как сейчас Филофейка. Да, там еще небольшое зеркальце было, в «сундучке»-то.