Андрей Посняков - Отряд

Умело подсурьмив подружке брови, гостья приступила к щекам. Тут нужно было не торопиться, красить тщательно да следить, чтоб румяна ложились ровным кругом - чуть скривишь, совсем не по-модному будет.

- Ну вот, - девушка с довольным видом оглядела результаты своего труда и протянула зеркало. - На-ко, посмотрись… Каково?

- Ой, красиво-о-о! Подай-ко, Филофеюшка, гребень - волосы расчешу. Эвон он, на поставце лежит, гребень-то.

Гостья потянулась за гребнем - резным, из рыбьего зуба, с изображением белого медведя - ошкуя, - оценила:

- Экий у тебя гребешок баской. А ошкуй-то - словно живой. Ишь, щерится. С топором!

- То Иван из-под Кром привез. Нравится?

- Очень! - призналась девушка.

Василиска рассмеялась, махнула рукою:

- Так забирай, коли понравился!

Филофея явно обрадовалась, но для вида, конечно, покочевряжилась, так, самую малость, чтобы подружка не передумала, - гребешок-то купеческой дочке и впрямь сильно понравился. А уж если что ее нравилось - умрет, но выпросит или купит, как вот ожерелье, к примеру. Да уж, своенравной девушкой была Филофея, но ведь и доброй - коли подарок приняла, сразу и отдаривалась, не любила ходить в должницах. Помолчала, подумала, гребешок, как бы между прочим, в рукав убрала, потом молвила:

- А тебе, Василисушка, вижу, румяна глянулись?

Василиска зарделась - да, румяна б ей не помешали… как и белила.

Филофея словно подслушала мысли:

- А, - сказала, - забирай румяна - твои. Вместе с белилами.

- Вот благодарствую! - Подружки обнялись, закружились, смеяся, по горнице… даже не услышали, как вошли парни.

- Вот это да! - Поглядев на накрашенную Василиску, Иван живо спрятал улыбку в кулак.

Ну, а Прохор с Митрием не стеснялись - ударились в покатуху.

- Ох, - держась за живот, смеялся Митька. - Ты, сестрица, поди, на поле собралась - ворон пугать?

- Дурни вы, - ничуть не обидевшись, отмахнулась девушка. - Ничего в красоте женской не смыслите. Верно, Ваня?

Иван закашлялся:

- Да… уж… - И быстро перевел разговор на другое, с чего, собственно, и надобно было начинать. - Филофея, мы там братца твоего привели с Чертолья. До самого дому проводили, теперь вот лежит - отлеживается.

- Отлеживается?

Гостья побледнела, и улыбка сошла с лица ее.

- Да не переживай, цел он - ни одной царапины.

- Цел? Да что случилось-то?

- Думаю - сам расскажет.

Забыв и попрощаться, девушка убежала домой, к братцу, а Василиска, смыв под рукомойником наведенную красоту колодезной водицей, накинулась с расспросами - что да как?

Ей, конечно, рассказали… так, в общих чертах. А уж потом, после ужина, и совсем огорошили:

- Овдеева встретили, обратно на службу в Земский двор звал, - он теперя там почти главный начальник.

- Овдеева? - не поняла девушка. - А кто это?

- Стряпчий один… - пояснив, Иван рассмеялся. - То есть теперь уже не стряпчий - стольник. Недавно государем жалован!

- Та-ак, - протянула Василиска. - Опять, значит, на старую службу? Не знаю даже - радоваться иль грустить. Опасно ведь!

- Так жисть-то - она вообще опасная! - хохотнул Прохор.

А Митька добавил, что, в общем-то, они еще ничего не решили, и Овдееву ничего конкретного не обещали.

- Сказали лишь, что подумаем.

Василиска покачала головой - в нарушение всех старомосковских традиций, она сейчас сидела с парнями за одним столом - уж больно любопытно было, да и вообще - кого стесняться-то? Кругом все свои.

Парни тоже ей доверяли, а потому тут же, за трапезой, и приступили к совету. Стоит ли принимать предложение стольника? Не зазорно ли для чести? Подумав и поспорив, решили, что нет, не зазорно - все же ведь России служить будут, а не только царю. Сколько уж сменилось этих царей за столь короткое время, можно сказать, на глазах прямо - Борис, Федор, Дмитрий. Ребята, кстати, присягали одному Борису, Федору не успели, что же касаемо Дмитрия, то…

- Пусть хоть и самозванец, да ведь царь, - задумчиво произнес Митрий. - Нельзя ведь совсем без царя-то. Нешто тогда порядок будет? Да и не царю служить будем - Отечеству! Как и служили, не переставая. Опять же, ошкуя кто ловить будет? Овдеев ведь его недострелил, промахнулся.

- Овдеев, кажется, ничего человече, - утерев губы, заметил Прохор. - И самоз… государь к нему благоволит. Как-то под его началом служиться будет?

- Эх, был бы Ртищев!

- Что и говорить - уж Андрей Петрович нам бы растолковал, что к чему…

- Андрей Петрович бы растолковал? А у самого голова на что?

- Ладно вам спорить, - Иван поднял бокал. - Помянем Ртищева, братцы.

- Царствие ему небесное.

- Земля пухом.

Выпив, помолчали, задумались. Конечно, по всему выходило, что предложение Овдеева надо принимать - и Родине послужить, и так, для самих себя, чтоб бездельем не маяться. А порухи для чести тут нет никакой - царь Борис, которому присягали, умер, Федора - то ли убили, то ли сам убился, как бы то ни было, теперь царь - Дмитрий, расстрига он там или еще кто. Вот коронуется - и будет очень даже законным государем, и не важно, какое там у него прошлое. Честно говоря, Ивану Дмитрий был даже симпатичен - веселый такой, запросто подойдет, поговорит - не по-царски, конечно, но, черт возьми, приятно!

- К тому ж он нас должен помнить, - добавил Митрий и тут же поправился: - Я не говорю, что мы должны специально искать его милостей, но все ж таки и бегать от них не должны.

Иван вдруг расхохотался:

- Ай да Митька! Хорошо сказал, черт: не бегать от милостей.

- Ага, - в тон ему поддакнул Прохор. - Можно подумать, они на нас дождем сыплются, милости-то. Но, вообще - да, служить надо! Я - за!

- Я тоже! - тут же воскликнул Митька. - А ты - Иване?

- Ну и я - за, - подумав, махнул рукой Иван. - Куда ж я без вас?

Все трое молча повернулись к Василиске. Та улыбнулась:

- Что ж, мыслю - верно решили. И порухи чести тут никакой нет, не царям - Отечеству служите.

- Стало быть - так тому и быть! - подвел итог Иван. - Завтра с утра заявимся в приказные палаты.

- Оденьтесь получше, - напомнила Василиска. - Кафтаны я пересмотрю, где надо - заштопаю, а уж амуницию сами глядите.

Девушка вскоре зазевала, поднялась в светлицу, спать, а парни еще долго сидели за столом, разговаривали. Обсуждали нового царя, гадали, какие при нем будут порядки, ну и, конечно, не обошли стороной чертольского упыря - ошкуя. О нем-то Иван потом и думал, пока не заснул. Каким образом упырь подстерег Архипку? Заранее выглядывал или так, случайно? Нет, не похоже, чтобы случайно… То есть нет, встретил-то он его, может, и случайно, а уж дальше… Чем Архипка выделялся из толпы себе подобных подростков-отроков? Одежкой, знамо дело - купеческий сын, не из бедных - кафтан с золотым шитьем, рубашка шелковая… На такого, в общем-то, и любой тать вполне мог польститься - ограбить. Но вот польстился - ошкуй. «Тело человеческое, а голова - медвежья» - Иван припомнил слова отрока. Как такое быть может? Может, оборотень какой по Чертолью рыщет? Ага, а потом жир да внутренности своих жертв продает колдунам да ворожеям! Продает ли? Так ведь тогда и не выяснили… Ничего! Теперь, ужо, будет и время, и немаленькие возможности!