Андрей Посняков - Отряд

Насколько возможно очистив одежку от грязи, юноша, не обращая внимания на насмешки, взобрался в седло и поехал дальше. Ну, подумаешь, в лужу упал, с любым может случиться… Зато солнца еще больше стало! Этак быстро высушиться можно. Галдяй снова улыбнулся… Пока какой-то рыжий отрок, нагло ухмыльнувшись, не бросил в коня камень. Лошадь дернулась, подскочила, и незадачливому всаднику стоило больших трудов удержаться в седле. И все ж удержался! Посмотрел вокруг горделиво - вот вам! И, подбоченясь, поехал дальше, гадая: может, кончится скоро его невезенье? В приказ вот взяли, должность положили, жалованье, дело доверили важное.

Пожарище подьячий увидал сразу: мудрено было не увидать черную выгоревшую проплешину, отчетливо выделявшуюся среди других строений. Спешившись, Галдяй старательно походил по следам пожара - помня совет Ивана, тщательно осматривал место происшествия. Правда, так ничего и не высмотрел, сказать по правде, сапоги только испачкал. Отойдя, нарвал у какого-то забора лопухов, наклонился, вытирая сажу… Выпрямился, глянул… Господи, а лошади-то нет! Угнали! Или, может, сама отвязалась, ушла?

Ругая себя самыми последними словами, Галдяй побежал по улице, смешно размахивая руками. Лошадь! Надо же - лошадь! Казенная! Подбежал к каким-то мужикам:

- Вы лошадь не видели?

- Лошадь? Не, не видали. А что, сбежала, что ли?

Не слушая их, парень побежал дальше - позабыв про стеснительность, приставал к каждому встречному:

- Лошадь не видали? Лошадь? Гнедая такая, с попоной старой…

Нет. Никто не видел. Свели!

В самых расстроенных чувствах Галдяй вернулся обратно к пожарищу. Двое белоголовых пареньков, босоногих и тощих, взобравшись на остатки забора, показывали пальцами на подьячего и смеялись:

- Лошадь свели! Лошадь свели! Вот раззява!

- Чем хохотать, лучше б сказали: не видали ль лошадь-то? - обиженно вздохнул Галдяй.

Ребята захохотали еще громче:

- Не, лошадь не видали… Видали цыгана. Верно, он и свел.

- Ну да… - Подьячий взъерошил пятерней заросший затылок. - Видать, он, больше некому. А вы кто ж такие? Здешние?

- Знамо, здешние, - с важностью отозвался один из парнишек, на вид чуть постарше другого. - Эвон, в той избе раньше жили.

Он показал на дымящиеся развалины. Галдяй пожал плечами:

- Что, сгорела изба-то?

- Не сгорела, - шмыгнул носом отрок. - Приставы развалили…

- Чтоб огонь не прошел, - звонким голоском дополнил второй. - Пожар тут недавно был. Большунный - страсть!

- Пожар… - Галдяй покивал и поинтересовался, много ли народу сгорело.

- Да не много, - мазнул рукой старшенький. - А, почитай, все, что на сгоревшей усадьбе жили.

- Все трое! - с важностью выказал свою осведомленность младший. - И хозяин, и оба его слуги - и молодой, и старый.

- Хозяин-то, Гермоген Петрович, хороший был. Чудной, но хороший. Парсуны все малевал. Бывало, нас во дворе поставит - рисует, то «поретрет» называл. Похоже.

- И не «поретрет», а «портерт». Парсуна такая. - Перебив братца, младшенький поковырял в носу. - А когда не нас, когда просто во-он ту березину рисует или улицу - то «пэй-заж» называется.

- Чудной был боярин - это ж надо, краски дорогущие на нас тратить да на какую-то там березину!

- А слуги его тож рисовали? - Галдяй уселся на бревно рядом с поваленным забором - надоело уже стоять.

- Слуги-то? Не, слуги не рисовали. Дядька Джон все по двору с пищалью ходил, воров пасся, хоть Гермоген-боярин всегда говорил, что красть у него нечего.

- Дядька Джон? - тут же переспросил Галдяй, стараясь придать голосу некое удивление, что, впрочем, получилось у него плохо - ну да мальчишки не обратили внимания, малы еще были, наверное, лет по девять-десять.

- Дядька Джон - аглицкий немец, - пояснил старший.

- А второй слуга у них Телеша Сучков был, - младшенький не отставал от брата. - Молодой парнище, противный. Нас увидит, догонит - обязательно затрещину даст или подзатыльника. Вот уж гад ядовитейший!

- Типун тебе на язык, Михря! - заругался старший. - Он же помер. Телеша-то в огнище сгорел, а ты его - гадом.

- Гад и есть… - Младшенький утер сопли. - Знаешь, что он со мной на заполье делал? Потом расскажу.

- А что делал? - тут же поинтересовался подьячий.

- Да так… - Видно было, что пареньку не очень-то хотелось рассказывать, а Галдяй и не настаивал - какая разница, что там делал один из сгоревших слуг. Все равно уж теперь - мертвый.

- А нам государь пять рублев дал! - неожиданно похвалился старший отрок. - На новую избу.

- Ну? - Галдяй удивленно вскинул брови. - Неужель пять рублев?

- Точно! Мамка Матрена в Кремль хаживала, так государь ее самолично принял и денег пожаловал. На, говорит, Матрена, - расти детей. Сейчас-то мы на постоялом дворе живем, на Остоженке, у дядьки Флегонтия - то родич наш дальний, - а к осени матушка сруб купит да наймет артельных, те уж живо новую избу сладят.

- Повезло вам! - Подьячий с завистью почмокал губами.

- Чего ж повезло-то? - удивился младший парнишка. - Избу вон по бревнышку раскатали - и те сгорели.

- Да не в том повезло, что избу раскатали, - наставительно заметил Галдяй. - А в том, что царь вашу мамку отметил! Ишь, рублями пожаловал - милость-то какая, понимать надо!

- Да мы понимаем. Матушка уж по всей Остоженке разнесла.

- Чего разнесла, рубли?

- Тю! Не рубли - весть. О милости царской.

- Ну, ладно. - Старший паренек спрыгнул с забора. - Пойдем, Михря, а то мамка обыщется, скажет - с утра ушли и до сих пор нету.

- Так путь-то неблизкий, Кольша! Где Остоженка и где Покровская?

- Все равно - идем. Чего не слушаешься? Я за тебя ответственный!

- Видали мы таких! - Оттолкнув брата, Михря вихрем помчался по улице, только пятки сверкали. Остановился у старой березы, обернулся:

- А ну-ка, догони!

- Делать нечего - за тобой гоняться, - пробурчал старший, Кольша.

Привстав, Галдяй дернул его за рукав:

- А вы чего сюда-то приходили? На родные места посмотреть?

- Да нужны они нам больно! - Кольша усмехнулся. - А ходим сюда каждый день - подбираем всякую мелочь, что от избы нашей осталась. То гвоздь нашли, то воротные петли - все в хозяйстве сгодится.

- То верно.

- А сегодня вот - шиш, пусто. Видать, соседи все подобрали.

- Так вы не только у своей избы, вы и на пожарище поглядите, - посоветовал Галдяй.

Кольша рассмеялся, показав неровные зубы:

- А то мы такие дурные, не посмотрели! Все руки вишь… - он вытянул черные от сажи ладони. - И ничего! Одни вон обломки, - он презрительно пнул ногой закопченный обломок кувшина, - во множестве тут валяются.

- Во множестве…

Галдяй не поленился - нагнулся, подобрал черепок, отчистив рукавом, посмотрел - красивый, с выпуклым рисунком в виде виноградной лозы.

- Много, говоришь, тут таких?

- Да полно. Эвон, смотри сам.