Андрей Посняков - Отряд

Иван ухмыльнулся:

- Ты, кстати, как деньги в Тихвин доставлять думаешь?

- Векселем. На имя отца Паисия, судебного старца.

- Да, уж этому человеку доверять можно. Вот кого бы в отцы посаженые, жаль, далече он. Да и монах.

- Есть у меня один шустрый отрок, - продолжал тему Митрий. - Человек надежный, его с векселем и отправлю.

- А деньги в вексель где переводить будешь?

- Как это - где? У англичан, вестимо.

- А что, англичане и в Тихвине есть?

- А они, Иване, по всей России-матушке есть, если ты не заметил.

Оставив Митрия разбирать челобитные - ох уж, и утомился же от них за день! - Иван, в ожидании Прохора, отправился навестить Галдяя Сукина. Незадачливый подьячий был обнаружен им в людской горнице, в компании непосредственного начальника - дьяка Ондрюшки Хвата.

- Поклон тебе, Ондрей Василич! - входя, шутливо бросил Иван. - Чего домой не идешь, поздно ведь?

- Здоров, Иване! - дьяк дернул бородкой. - Уйдешь тут, с этакими-то обалдуями! - Он с презрением кивнул на поникшего головою Галдяя, скромно стоявшего в уголке. - Лошадь, вишь, увели у него. Про между прочим - казенную! - Ондрюшка вновь повернулся к подьячему: - Так, может, ты ее пропил?

- Не-е, господине… Не пью я.

- Не пьешь? - Дьяк подскочил к несчастному парню ближе и схватил за волосы. - А ну, дыхни!

Понюхал… и отошел разочарованно-устало. Присел на угол столешницы:

- Признайся - в кости проиграл?

- Не…

- В колпачки у шпыней рыночных?

- Как можно?

- Иль в новомодную игру - карты?

Галдяй грустно вздохнул и еще больше поник головою. Чуть оттопыренные уши его горели пожаром.

- Ну, вахлак! - Ондрюшка Хват погрозил парню кулаком. - Ну, погоди у меня… - Он обернулся к Ивану, пожаловался: - Не знаю, что с ним и делать.

- Так что делать? Пусть за лошадь платит - хоть в течение года, что еще-то? - Иван вдруг хохотнул. - Ладно лошадь, в Каменном приказе, рассказывали, лет пять назад приказную избу украли!

- Как так - избу? - заинтересовался дьяк. - Чтой-то я такого случая не припомню… Хотя, нет, вспоминаю смутно…

- Они там только новый сруб поставили, вечером. Утром приходят - нет сруба! За ночь украли, разобрали по бревнышку.

- Да… - Ондрюшка Хват вновь подошел к Галдяю и без замаха ударил кулаком в грудь. Подьячий скрючился, застонал. - Повезло тебе, паря, - усмехнулся дьяк. - Ежели б не лошадь, избу проворонил, прикинь - сколько б тебе платить?!

Поболтав еще немного, Ондрюшка засобирался домой. Проводив его до крыльца, Иван придержал за рукав скорбно бредущего следом подьячего:

- А ну-ка, пошли ко мне. Поговорим.

Заведя Галдяя в горницу, кивнул на лавку:

- Садись. Квасу испей.

Оторвавшийся от челобитных Митрий с любопытством уставился на подьячего:

- Что, коняку твоего нашли?

- Не, господине…

- И черт с ней, с конякой, - отмахнулся Иван. - Давай-ка лучше о деле. Опросил кого, выяснил что-нибудь?

- Опросил, - с готовностью закивал Галдяй. - Это… соседей… и слева, и справа, и протчих, и это… еще прохожих, вот…

По тому, как торопливо перечислял подьячий, по его бегающим глазам, Иван тут же понял - врет. Никого он не опрашивал, ну, разве что совсем случайных прохожих.

- И что видоки показали?

- Это… Показали, что сгорели все.

- Ну, ясно, - хмыкнул Иван. - А поподробнее?

- Что хозяин сгоревший - парсуны любил рисовать, а слуга его, старый - человек хороший, а вот молодой, Телеша, к мальцу одному приставал прегнусно…

- Что за малец?

- Да, как звать, не упомню. Белоголовый такой… Во! Их матушке государь пять рублев пожаловал, на избу.

- Ага… Больше ничего не проведал?

Галдяй опустил глаза:

- Ничего.

- Что ж… Хоть что-то.

Подьячий приподнялся с лавки:

- Так я это… пойду?

- Иди. Чего зря сидеть-то?

- Ну, тогда прощевайте, до завтрева, - низко поклонившись, Галдяй вышел.

Митрий покачал головой:

- Вот, тоже, деятель. Однако где же Прохор? - Он подошел к окну и неожиданно рассмеялся: - Эвон! Идет, кажется…

Заскрипев петлями, приоткрылась дверь, и в горницу заглянул… нет, не Прохор, а давешний незадачливый подьячий.

- Чего тебе? - зыркнул на него Митька. - Потерял что?

- Не… Я вот это… дополнить…

- Ну, входи, коль что решил, - пригласил Иван. - Рассказывай.

- Эвон… - Галдяй суетливо вытащил из поясной сумы завернутый в грязную тряпицу черепок. - На пожарище отыскал. Таких там во множестве.

- Ну, отыскал так отыскал. Все?

- Все, господине. Пойду я.

- Иди, - кивнув, Иван перебросил черепок Митьке. - Что скажешь?

Митрий внимательно осмотрел осколок, понюхал, даже на язык попробовал:

- Кажется, маслом каким-то пахнет. А вообще, кувшин-то был приметный - эвон, лоза виноградная. Явно не у нас в мастерских слеплен. Сходить завтра на рынок, узнать?

- Сходи, - отмахнулся Иван. - Зря, конечно, прогуляешься - что нам с этого черепка? Но, помнишь, Ртищев учил вникать в любую, даже самую, казалось бы, никчемную мелочь?

- Да помню, - Митрий завернул осколок в тряпицу. - Потому и спрашивал.

Прохор явился почти сразу после ушедшего подьячего, наверное, они даже встретились по пути. Зашел, остановился с ухмылкой у двери. Митька с Иваном разом вскинули головы:

- Ну, что?

- Да ничего хорошего, - пожав плечами, отозвался парнище. - Мертвяков-то уже на погост отвезли, зарыли.

- Жаль, - искренне огорчился Иван. - Хорошо, хоть приставы из пожарной чети осмотреть успели.

- Вот-вот, - Прохор согласно закивал. - И я говорю - приставы.

Он обернулся к приоткрытой двери и громко позвал:

- Никифор! Никифор! Ты пришел уже?

- Да тут, - послышался чей-то глуховатый голос.

- Так что стоишь? Заходи.

За дверью откашлялись, и в горницу вошел высокий нескладный мужик с горбатым носом и узкой бородкой. Мужик был одет в длинный красный кафтан, подпоясанный желтым шелковым поясом, и юфтевые сапоги с низенькими каблуками.

- Пожарной чети Земского двора пристав Никифор Онисимов, - поклонясь, отрекомендовался вошедший.

Иван засмеялся:

- Да знаем, знаем, что Никифор, чего кланяешься?

- Да так, - пожарный чуть смущенно пожал плечами. - Привык.

- Садись, вон, на лавку, рассказывай.

- О чем?

- Как это - о чем? - ухмыльнулся Прохор. - О том, что и мне - о мертвяках.

Пристав уселся на лавку и, помяв в руках шапку, почему-то вздохнул:

- Ну, значит, о мертвяках… Как я понимаю - тех, что с Покровской?

- О них, о них.

- Значит, так, - Никифор сосредоточенно покрутил усы. - Всего мертвяков в сгоревших хоромах обнаружено трое, все обгорелые до неузнавания. Двое тел - взрослых, уже сложившихся, и один - отрок. У взрослых во лбах - дырки, аккурат посередине…

- Ну, это мы слышали. Пули.

Пристав кивнул:

- Совершенно верно - пистоль. Для пищали отверстия слишком малы… Хотя, если подумать… точно-то трудно определить - сильно уж обгорели.