Владислав Выставной - Карантин

Впервые Гильза почувствовал, что пересекает границу миров помимо своей воли. Страшная, беспощадная сила схватила его, как щенка — и швырнула в бездну.

Это было странно, неприятно, пугающе.

Словно сама смерть поцеловала его в душу…

Но вот перед глазами мелькнули и стали обретать твердость силуэты домов, изгибы знакомых улиц. И если это была казнь — то самая нелепая, и, может быть, лучшая казнь на свете.

Он снова был дома.

И никто не знал, что вместе с приговоренными и теми, кто решил составить им компанию, на Землю проникло еще одно существо.

Нельзя сказать, что возвращение было радостным.

Первое, что встретило в Москве — это удушающая жара и небывалый, давящий смог. Поначалу Гильза не мог даже понять, где находится: определить улицу было непросто. Люди вокруг выглядели подавленными, некоторые были в больничного вида масках. Они выныривали из вязкого тумана и вновь исчезали в нем, машины ползли медленно, слепо подсвечивая дорогу тусклыми фарпми. Казалось, замедлилось само время, словно и здесь постарались прожорливые хронофаги. Все это несло на себе какой-то сюрреалистический оттенок постапокалипсиса. Не верилось, что все это происходит в Москве, а не в каком-нибудь жестоком чужом мире.

Группа странно одетых людей замерла посреди тротуара. Прохожие медленно обтекали их, не обращая внимания на этот островок неподвижности. Может, дело было в заклятье невидимости, что умел налагать Талерон — а может, люди просто устали удивляться.

Им было не до этого. Мало того, что удушливый смог разъедал глаза и горло. Невидимый, но от этого не менее опасный, враг с той же неуклонностью разъедал души…

Маг обвел взглядом туманный пейзаж и произнес:

— Я чувствую вокруг хаос и зло. В этом мире темные силы вырвались на свободу…

«Неужто, это из-за Маятника?!» — подумалось Гильзе.

И тут он с кристальной ясностью осознал леденящий душу факт: ключ вместе с драгоценным Сердцем Маятника остался там.

За Барьером.

Он просто потерял его. И что бы сейчас ни произошло с Землей — виноват в этом будет он сам…

Он даже не помнил, как оказался в детективном агентстве. Хитрук притащил туда всю благополучно «казненную» компанию и теперь королем восседал на своем любимом месте.

Детектив успел умыться, побриться и переодеться, и теперь являл собой полную противоположность недавнему образу бродяги и пропойцы. Он облачился, наконец, в отутюженные брюки, коричневые растоптанные штиблеты и рубашку в клеточку, сомнительной, впрочем, расцветки. Сидя в своем огромном кресле кинозлодея, он с удовольствием раскуривал любимую трубку. На столе перед ним, как обычно, высились горы бумаг, придавленные старинной скрипкой (на которой, как известно, играть детектив не умел).

Древний вентилятор с надрывом гонял душный воздух. Но все же, здесь, в подвале, было несколько прохладнее и намного комфортнее, чем на улице.

Не успели странники перевести дух, как из приемной послышались отчаянные вопли. Крики перешли в звуки чего-то падающего и бьющегося, следом громыхнула и распахнулась дверь.

В кабинет пробивался какой-то плешивый толстяк с красным от натуги лицом. Старикашка-ассистент тщетно пытался оттащить его назад.

— Пустите! Пустите меня к нему! — истерично кричал толстяк.

— Не положено! — занудливо вещал ассистент. — Вам назначено? Вам не назначено! А у нас прием по записи!

— Да впустите вы его, Степан Игнатич! — крикнул сыщик.

Старикашка отпустил нежданного посетителя и с обиженным видом произнес:

— Простите, но я действовал по вашей же инструкции, Иван Одинович!

Детектив приложил руки к груди, воскликнув:

— Степан Игнатич, вы самый надежный ассистент в мире! Благодарю за бдительность! Отдыхайте!

Дверь в кабинет закрылась. Толстяк стоял, по-прежнему, набычившись, безумное выражение не покидало его лица. Мокрая от пота рубашка неряшливо вылезла из мятых брюк, кое-где не хватало пуговиц.

— Детектив, я ваш давний клиент, — прохрипел он. — И мне снова нужна ваша помощь…

— Что-то я вас не припомню, — прищурившись, сказал Хитрук.

— Да, конечно, — пробормотал посетитель. — Я же сменил личину. По вашей собственной рекомендации.

— Ах, вот как… Значит, так было нужно.

— Именно так! Так же, по вашей рекомендации я некоторое время скрывался, опасаясь расправы…

— Да, да, я вас вспомнил. Гильдин, верно?

— Да, я Гильдин! Я спрятался здесь, на Земле, был, как говорится, вне доступа… И вот, на днях я узнаю про Барьер…

Нижняя челюсть толстяка задрожала — и он вдруг упал на колени, пополз по полу к столу детектива. Попавшийся на пути Гильза отпрянул. Следопыт смотрел на происходящее удивленно и брезгливо, маг — спокойно и с некоторым интересом.

— Я не могу! — захлебываясь слезами, запричитал толстяк. — Я не могу оставаться взаперти! Мне страшно!

— Как это — взаперти? — не понял Хитрук.

Похоже, он сам опешил от этой истерики.

— Он не может долго оставаться в одном и том же мире, — пояснил Талерон. — Это такое свойство его расы.

— Поймите, любезный, — как можно вежливее заговорил детектив. — Я не могу снять Барьер. Я сам был бы рад, но…

— Выпустите меня отсюда!!! — вдруг бешено заорал толстяк, вскочил на ноги, подался вперед. — Я хочу убраться прочь из этого проклятого мира! Немедленно!

— Да не могу я, поймите меня правильно…

— Я убью вас! — возопил толстяк и с неожиданной для своей комплекции прытью бросился через стол, протягивая толстые пальцы к горлу детектива.

В тот же миг Талерон резко выбросил вперед руку. Глаза резанула ослепительная синяя вспышка.

И перед изумленным детективом повисла застывшая в полете «восковая фигура» нервного посетителя. Выглядела она весьма живописно — словно неведомый скульптор поставил задачей изобразить динамику полета и застывшую ненависть на лице летевшего.

— Ну, вот мы и дома! — выпуская к потолку густую струю дыма, сказал Хитрук. — Узнаю родную контору.

Он встал, покопался в столе и извлек оттуда сложенный кусок черной пленки. С самым невозмутимым видом набросил пленку на замершего в воздухе посетителя.

— Чтобы не отвлекал от более важных тем, — пояснил сыщик. — Пусть пока повисит, успокоится.

Оглядел присутствующих и добавил:

— М-да, всегда найдется кто-то, способный испортить радость возвращения. Хотя, думаю, это только для нас с Гильзой возвращение сюда — радость. После этого вопиющего беззакония, которое у кого-то повернулся язык назвать судом, я теряюсь в догадках: как это нам удалось столь легко отделаться?

Талерон, примостившийся на табурете в углу, возразил:

— У жителей Лагора совсем другое понимание случившегося. В их представлении Земля и раньше была не подарок. Теперь же, с подачи многочисленных беглецов, стала настоящим адом.