Иван Катавасов - Иная реальность

Кирилл с Федором полагали себя мужами в полном расцвете гендерных сил, эстетических наслаждений не чурались и, едва приступив к легкой трапезе, не преминули сделать своим дамам банное предложение в соответствующей форме, не приемлющей отказа. Дамы вели непринужденную светскую беседу о лошадях и седлах, и тема, внесенная на обсуждение небольшого общества, собравшегося за столом на веранде, поначалу не вызвала у них большого энтузиазма. В качестве возражений звучали дамские доводы: и так жара несносная, дальше ехать некуда и лучше всем идти купаться на пруд, как вчера. Но Кирилл Дербанов, как истинный джентльмен и дамский угодник живописал генеральше Наталье всю прелесть и необходимость банной профилактики целлюлита. Вирте, внимательно прислушивавшейся к аргументам Кирилла, естественно, тоже не захотелось иметь морщинистую задницу, как у беременной слонихи, опоясывающий тюлений жир вокруг талии и -- какой ужас..! -- пупырчатую кожу бородавочника в нижней части живота и на внутренней поверхности бедер.

Федор Хатежин не был столь красноречив, но его обещание, как банщика с многолетним стажем, собственноручно заняться телесными профилактическими работами и техническим обслуживанием веников и парообразующих жидкостей окончательно убедило прекрасную половину компании, обсуждавшей медицинские и эстетические проблемы, в необходимости и желательности похода в финско-русскую хатежинскую баню в четвертом часу пополудни.

Леон, всегда тщательно следивший, чтобы хозяин Кирилл не потерпел какого-либо непредвиденного вреда, тоже пошел в баню. Он проверил русское отделение, откуда вышел неодобрительно морща черный нос. Затем заглянул в сауну, немедленно ее оставив, тяжело дыша и до конца высунув длинный розовый язык.

-- Кирилл, разве нельзя содержать тело в чистоте с помощью проточной воды в душе?

-- Можно, Леон, но так принято, а банные обычаи следует беречь, как и всякие добрые традиции в наши изменчивые времена.

-- Человеческие традиции это -- хорошо, но я лучше подожду тебя в предбаннике. Мое собачье тело не рассчитано на такие высокие температуры.

Зато Наталье с Виртой запредельная температура в сауне была то ли нипочем, то ли они пренебрегли опасностью перегрева по косметическим обстоятельствам, решив подвергнуть свои тела целительному воздействию сухого пара свыше 130 градусов по шкале Цельсия, чтобы спустя несколько минут как ошпаренные рыбки выпрыгнуть из сауны, нырнуть и тут же вынырнуть из холодного бассейна, завернуться в простыни и продолжить светскую беседу на конноспортивную тематику на лежанках у бассейна. Федору и Кириллу бассейн пока был без надобности. Генерал в киргизском войлочном колпаке и в простыне, одетой на манер римской тоги, плеснув хлебного кваску на каменку, разложил своего оперативного дежурного на среднем полке и неспешно обмахивал двумя дубовыми вениками, равномерно распределяя горячий пар по всей обрабатываемой поверхности. Кириллова тела Федор еще не касался, терпеливо дожидаясь, когда у пациента заработают потовые железы. Федор Хатежин знал толк в механической обработке человеческих тел при помощи специальных инструментов: будь то дубовые и можжевеловые веники, заточка из напильника, саперная лопатка или огнестрел различного калибра. Березовые веники ему только предстояло пустить в ход, когда он еще поддаст пару, а пациенту будет предложено перебраться на полок повыше с сухой простыней.

-- Так ты говоришь, Федька, что людей Евграфа на царскосельском грейдере не было. И кого же мы там поимели?

-- Выясняем, их личности вы с Леоном, не слишком попортили. Пока могу предположить, что им понадобилась моя Наталья. А ты у них на дороге встрял, не пройти, не проехать. Я тебя, Дербан не зря вчера про Леона спросил. Наталья мне тоже очень дорого обошлась. Тебе скажу, но разглашать не советую, сам знаешь...

-- Толстый, я -- не находка для шпиона и не подарок даже для Мефодия. В курсе?

-- В курсе. Потому и хочу с тобой поделиться. Больше не с кем. Не поймут, азиаты. Как и твой Леон, моя Наталья круто модифицирована. Зимой на тренировке неудачно упала с брусьев, шейные позвонки, крестец, сам понимаешь. В больницу привезли -- клиническая смерть. Предложили за серьезные бабки дать ей жизнь и микропроцессор. Я согласился. Операцию делали далеко отсюда. Как видишь, успешно. Раньше думал: зачем? Натальи нет, а киборг, сам знаешь. Но она -- полностью человек, все свое, кроме спинного мозга. Раньше сомневался. Теперь знаю -- так было надо. Я ее люблю, она любила и любит меня. Взять ее у меня, значит, не только на бабки развести. Теперь понял, почему я снял вопрос о Леоне?

-- А как прознал?

-- Это я тебе тоже скажу. Переворачивайся-ка ты лучше на задницу, друг мой ситный. Пора тебя спереди разогреть. Значится так. На него, на Леона и на Наталью мои собачки в питомнике одинаково реагируют: сперва бояться, а потом ноль внимания, будто они и не люди вовсе. То есть она. Леон-то -- пес, всем псам пес. Диких ментов в пятницу утром на востоке тоже он разделывал?

-- Он самый, боевой киборг. Но о его ТТХ, я тебе, Федор, извини, сказать ничего не могу.

-- А я и не спрашиваю. Теперь держись, Дербан, не до разговоров тебе будет. Марш наверх!

-- А может, не надо, Федя?

-- Федя сказал надо.

К тому времени, когда Хатежин начал спереди охаживать Кирилла второй парой березовых веничков, срезанных уже не за неделю до Петрова дня, а помягче, спустя неделю после Иванова, Вирта переместилась в парную и приговаривала, потряхивая распаренными красными сосками:

-- Так ему, Федор Михалыч! Задайте ему жару. Будет знать, как бедных девушек обижать. Этот жмот сегодня бедной Вирточке только один разик дал из гранатомета стрельнуть, да и то издалека.

-- Попала?

-- Нет, конечно. Разве с первого раза из такого тяжелого попадешь?

-- Я тебя, Дарьюшка, научу из станкового автоматического стрелять. АГС, он на сошках. Справишься.

-- Ой, спасибочки Федор Михалыч. Отдохните, а я этим телом займусь. Ну, трепещи, злодей. Щас я тя пропарю.

-- Только не щекочи. А так все пожалуйста.

-- Руку с причинного места долой и глаза закрыть.

-- Вижу, Дарьюшка, банщица из тебя знатная. Я пошел, охолону маленько в предбанничке.

Вирта размотала простыню, обернутую вокруг бедер в стиле турецко-банной традиции, и принялась охаживать Кирилла двумя вениками, но не по-медвежьему, не по-хатежински. Она лишь слегка касалась то тут, то там разных мест его тела. Вскоре Кирилл почувствовал, что любимый организм, обласканный нежными распаренными березовыми листочками, отреагировал усиленным приливом крови совсем не к голове в фетровом колпаке, а к иным членам тела.

-- Перевернись на спину, кобель бесстыжий. Нечего тут девушку-банщицу в краску вгонять. Задницу подставляй. Будет тебе сейчас и опоясывающий жир, и морщинистая срака. Вздумал над бедными женками издеваться. Щас я те всыплю по самые помидоры. Кверху жопой, тебе говорят!