Александр Косарев - Тайна императорской канцелярии

– А узнав, как она начиналась, – с готовностью подхватил мой друг, – мы поймем, почему она окончилась неудачей. Натусик, солнышко, – тут же пододвинул он листочки супруге, – взгляни, будь добра, на эти бумаги. Может быть, что-то поймешь и без словаря?

Наталья скептически взглянула на бледноватые ксерокопии, но все же взяла одну из них и поднесла к глазам.

– «Довожу… Вашего Сиятельства… предсмертного…, или предсмертную… – неуверенно произнесла та, то и дело запинаясь, – при отступлении французов… Дорогобуж, Смоленск, Орша… где расположено… сокровища… найдены». Нет, мальчики, крайне трудно вот так, с налета, – недовольно сморщившись, отложила она листочек в сторону. Буквы здесь уж очень мелкие, а некоторые слова вообще разобрать невозможно.

– Мне, собственно, и не горит, – переместил я листочки ближе к Михаилу. – Ознакомьтесь с ними дома, не торопясь, вдумчиво. Сами понимаете, разгадка этой истории может таиться в одном-единственном слове. Поэтому, прежде чем браться за окончательный анализ имеющейся у нас информации, следует сделать очень качественный перевод всех имеющихся текстов.

На этом мы и порешили. Супруги Воркуновы брались за перевод значительной части доставшегося мне собрания документов. Я же должен был найти максимально точные карты среднего течения Днепра, по которым можно было бы визуально отыскать заветное место. Надо сказать, обе эти задачи оказались очень и очень непростыми, и мы провозились с ними всю осень и часть зимы. Что касается поиска старых карт, то это отдельная история, а вначале – рассказ о том, как продвигалась работа с текстами. Не желая выпускать контроль за наиважнейшей фазой расследования, я регулярно наведывался на улицу Народного Ополчения, где мы корпели над переводом вместе. С той поры я безмерно уважаю труд всяческих переводчиков, будь то переводчики технических текстов или же литературных произведений. Достаточно самой маленькой халатности или небрежности, и мгновенно утрачивается либо техническая скрупулезность, либо литературное очарование.

Прежде всего мы столкнулись с совершенно неожиданной проблемой. Довольно быстро выяснилось, что почти все исходные письма были исполнены чрезвычайно мелким почерком, распознавание которого было затруднено из-за неоднократного копирования текста. И нам пришлось прежде всего прочего заниматься элементарным отождествлением букв, отдельных слов и даже целых предложений. Поэтому каждый раз, приступая к работе, мы вооружались трехкратной лупой и, разглядывая строку за строкой, старались точнейшим образом воссоздать оригинальный текст. При всем при этом сохранялась вероятность, что окончательный вариант того или иного слова не соответствовал авторской задумке.

Так что мы вручную переписали все малопонятные страницы, отобразив друг под другом несколько вариантов написания спорных слов. Собственно, только потом началась работа по их истолкованию. И сразу же выявилась еще одна неприятность. В современном французско-русском словаре напрочь отсутствовали многие из тех слов, которые требовали перевода. Впрочем, этого и следовало ожидать. Ведь доставшиеся мне документы были написаны без малого двести лет тому назад. Ожидать, что расхожие термины эпохи Александра Сергеевича Пушкина доживут до наших дней, было по меньшей мере наивно.

Пришлось облазить буквально всю букинистическую Москву, пока наконец в неприметном магазинчике на Кузнецком Мосту Наталье не попался нужный словарь, изданный в славном городе Киеве аж в 1902 году. Й только с этого момента работа над разгадкой «Дела императорской канцелярии», как мы его называли между собой, сдвинулась с мертвой точки. И первая же расшифрованная страница вызвала в нас небывалый подъем энтузиазма. Но прежде мы полностью прочли вводную докладную записку графа Панина, которую ранее, во время дачных посиделок, не смогла одолеть Наталья.

«Санкт-Петербург, 8 октября 1839 г.

Господин Граф,

настоящим довожу до сведения Вашего Сиятельства докладную записку относительно предсмертного заявления королевского сержанта Семашко, сделанного Князю Сапеге о значительном монетарном кладе, заложенном при отступлении французов в 1812 году по большой дороге Дорогобуж – Смоленск – Орша. Приметы, которые даны в помощь на двух картах так (неразборчиво. – Прим. авт.)… что позволят легко узнать, где расположены (неразборчиво. – Прим. авт.)… и сокровища могут быть действительно найдены».

Затем мы взялись за самое лакомое блюдо, как бы приданное к рукописной французской карте, т.е. за письмо Евстахия Сапеги, по-своему весьма любопытное. Конечно, перевод наш был довольно коряв и литературно убог, но нам удалось сохранить главное – его смысловую достоверность, что на тот момент было гораздо важнее.

Вот о чем писал некогда весьма известный и влиятельный вельможа:

«Когда я приехал в Париж в 1819 году, то я возобновил некоторые знакомства, и в том числе с русским господином Семашко, которого я не приглашал, и которого я нашел очень больным, и который рассказал мне о последнем периоде своей легочной болезни. Семашко мне сказал, что (ранее) он был в добрых отношениях с моей семьей, и доверил мне историю обо всем, что касается вопросов (некоего) богатства.

В то же время он меня попросил спрятать тайное письмо и взял с меня обязательство не передавать его никому, кроме него самого, но которое он мне разрешал вскрыть в том случае, если он сам (т.е. Семашко) умрет без меня и не заберет назад бумаги, которые он отдал на хранение в мои руки. Он добавил, что имеет доверие ко мне и посоветует своим детям обратиться ко мне в случае успеха.

Незадолго до смерти Семашко мой доверитель разрешил мне вскрыть пакет и найти согласно моему ожиданию одно рекомендательное письмо для человека Антуана Ливски, свояка Семашко, который проживал в (имении) Черебути около города Слуцка в Минской губернии, но который переехал в Ливилу около Видзе в Вильнюсскую губернию.

Историческая легенда рассказана была самим Семашко так, как он ее знал сам. Во время отступления французской армии в 1812 году малая касса (войск) Наполеона перевозилась в фургоне, который всегда сопровождал батальон охраны (который следил за ее сохранностью). Она (касса) в то время содержалась в виде укладки, предотвращающей нарушение упаковки и содержащей по 50 000 наполеондоров каждая.

(При реальной угрозе захвата кассы) семь бочонков (упаковок) осталось невскрытыми (невостребованными), у восьмого же бочонка вышибли дно и разделили его содержимое между собой сопровождающие кассу работники (служащие). Офицер и шесть гренадеров составили команду для этой работы, и только один из них после перенесенных испытаний вернулся домой живым после кампании 1813-1814 годов.