Николай Берг - Остров живых

– Но дело даже не в этом, – продолжает его напарник, – доступ публики к патронным залежам ограничен. Патроны не в земле растут, а на складах лежат. Значит, пока склады не разграблены, у населения патронов на руках быть не может. Так?

– Так.

– Просто так склады грабить никто не даст. И тем более никакого равноправия не будет, если грабеж начнется. Патроны – это власть куда как прямая. Особенно если денег нет, а патроны есть.

– Но у Беркема…

– У Беркема художественное произведение. Потому на складах либо сядет самый крупный Дом, либо склады будут под Хозяйками. Либо их взорвут к чертовой матери те же Хозяйки, что скорее. Равного доступа не будет. Опять же деньги должны занимать маленький объем и весить как можно меньше, все попытки делать деньги здоровенными и тяжеленными провалились. Уж мы-то знаем… – Гном подмигивает.

– С чего бы знаете? – уже удивляется Саша.

– Потому что самые весомые деньжищи в Российской империи делали на нашем Монетном дворе. Был такой медный рубль, весом в тысяча шестьсот граммов. Елисавета Петровна когда наградила Ломоносова премией в две тысячи рублей, так на двух возах везли.

– Врешь небось?

– Свою историю знать надо. А у нас на Монетном каких только денег не выпускали. Про тюленьи деньги не слыхали?

– Неа.

– Для Аляски выпускались. Бумажные там не прижились, публика была простовата, да и климат. Потому деньги выпускались на коже. И носили эти кожаные деньги связкой на веревочке, потому что опять же кошельков не было. Все чин-чином. Еще и сейчас тюленьи деньги есть недурного сохрана, наша фирма солидная. Так что деньги, конечно, могут быть из чего угодно, хоть из ракушек каури, хоть из пластика, но вот патроны – это вряд ли.

Тут молодой гном хмыкает и показывает, что в курсе компьютерных установок:

– Скорее крышечки от кока-колы деньгами будут. В деньгах ведь есть условность, а патрон в таких условиях слишком уж вещь важная, чтоб вот так его мусолить. Подмоченную купюру просушил – и пользуй. А патрон?

– Эге, и что за деньги собираетесь печатать?

– Золотые рубли и серебряные гривны. Рисунок еще утверждаться будет, но размеры уже известны – с ноготок, как старые копейки. Прикола ради поспорили, какое название давать, но решили эти, а то эфиопские быры или там гвинейские кины – слишком уж экзотично.

– Так вчерашние ящики с конвоем…

– Ага. Именно с металлом.

– Ну а подделок не боитесь? – влезаю в разговор, потому что уж больно морды у гномов самодовольные.

– С фальшивомонетчиками всегда боролись достаточно успешно. Ну пока правозащитники не расплодились.

– Ага, прям так успешно…

– Да, очень успешно, – говорит тот, кто уже просветил нас по поводу медных рублей и кожаной валюты. – Вот одному мальчику расправа над отцом-фальшивомонетчиком так запомнилась, что он всю жизнь не то что от денег бегал, а вообще имущества не имел. Знаешь такого?

– Откуда? Сроду не слыхал.

– А вот и заливаешь. – Гном хитро смотрит на меня и торжествующе говорит: – Диоген его фамилия. Который в греческой бочке жил. Не знаешь такого, говоришь?

– Тот самый Диоген?

– Тот самый. Глянул, как папу в масле варят, и решил: ну их на хрен, деньги.

Вот те раз. Я и не знал такого про школу циников. А всего-то делов – папа основателя на фальшаке попался.

– А говорят, что публичные казни никак не влияют на преступность, – лыбится во всю пасть Дункан.

– Ишь, обрадовался, сатрап, – ехидничает Вовка.

– Чего это я сатрап? – искренне огорчается верзила.

– А кто ж ты? Джедай? Воин света?

– Не пойти ли тебе, Вовик, в жопу, а? С подначками твоими… – обиженно краснеет омоновец. – Менты, конечно, не воины света, и не паладины, и не джедаи. Обычные люди, только вот на нас последнее время всех собак вешали.

– И скажешь, зря?

– Если как следует покопать, то не меньше на водителей можно набрать, на медиков, на дворников. Дело не в том, что менты плохие, дело в принципе. Менты вообще мешают, надо ментов на хрен. Сейчас как? Чем человек больше украл, тем он уважаемее. Тюрьмы забиты всякой шпаной, а крупняк где? А он уважаемый. Все грузинские воры здесь у нас: один раз тронули, какой крик начался, помнишь? У ментов вообще сбой программы в полный рост. Им говорят – ворье ловить надо, а с другой стороны – ворье надо уважать, потому как эффективные собственники. Вот и кумекай, то ли уважать, то ли ловить. Шизофрения получается.

– Ну а ты как?

– А я тупой омоновец. С меня взятки гладки. А ты, Вовик, иди в жопу!

– Ладно хвостами хлестаться, лучше скажите-ка, профиль Змиева на монетах будет?

– С чего это? – откровенно улыбается старший из гномов. – Он же еще не коронован.

– Тык добраться до Эрмитажа, взять корону Российской империи со скипетром – и понеслось.

– Вовик, тебе уже указывали путь. А все символы царской власти в Москве.

– И что, у нас ничего тут подходящего нет?

– Это как смотреть. Есть и в Эрмитаже символы княжеской и царской власти – скифов и греков, например. Есть в Этнографическом музее всякие причандалы того же ранга. Только, наверное, нехорошо Змиева короновать убором из орлиных перьев вождя североамериканского племени навахов или папуасскими прибамбасами…

– О, здравствуйте, Павел Александрович, мы вас и не заметили, как вы тихо зашли…

– Здравствуйте! А чего шуметь, вы и сами шумели вполне громко. Ну что, посидим на дорожку, да и двинемся?

– А катер?

– Катер через четверть часа будет. Сообщили уже.

– И все-таки фамилия у Змиева не располагает к начинанию царской родословной. Каких, типа, будете? Змиевичи мы!

– Ну неизвестно, как имя Рюрика переводится. Может, тоже как «Носящий портки шерстью наружу» или «Плавающий как железный топор».

– Доктор, не умничайте, помогите лучше железо тащить, тяжело же!

– Дык я с удовольствием, но вот что касается Рюриковичей…

Пока ждем катер, к Сереге подходит пулеметчик-казах, спрашивает об успехах. Серега новую методу отрабатывал, но как-то не впечатлило, о чем я и заявляю.

– Похоже, ты не туда смотрел, – сердито вмешивается Серега.

– Ну, может, и так, – соглашаюсь я, понимая, что сейчас оба пулеметчика углубятся в дебри узкоспециальной терминологии. Везет мне сегодня на профессиональный жаргон то с этим пейджингом-роумингом-биллингом, то вот сейчас с новой, то есть хорошо забытой старой методикой. Оказалось, что Ербола – так зовут казаха – обучали в старое время серьезно, в том числе и таким трюкам, как работа из станкового пулемета с закрытой позиции, навесным огнем. Древний трюк, самое раннее – еще с Первой мировой, а может, и еще раньше так веселились. Пулемет, стреляющий таким образом, противника мучает, а не видно его, артиллерией не пристукнешь. Сидит где-то корректировщик, отдает приказы, а пулемет посыпает и посыпает сосредоточенным огнем минимум метров с шестисот. Не очень точно, конечно, по одиноким пехотинцам смысла так лупить нет никакого, а вот атакующую пехоту, или конницу, или, скажем, артбатарею так доставать можно лихо.