Александр Борисов - Прыжок леопарда 2

Подопригора отклонялся назад - влево. Готовил к удару правую ногу. Весь смысл своей оставшейся жизни он связывал с этим броском и выжидал, выжидал...

- Маму твою! Тебя самого! Всю твою домовую книгу! - свирепо орал спецназовец. Внутренне он был совершенно спокоен и лишь имитировал ярость. - Привык, педераст, жопу свою прикрывать бабскими юбками да детскими ползунками, еще и вые...! Выгорело у него! Совесть у тебя выгорела! А вместо сердца - кисет с анашой!

Яхъя коротко взвизгнул и сделал короткий выпад ножом:

- Ча-а-а!!!

Никита тоже вложился в удар, но в этот момент самолет завис и упал в воздушную яму. Это скомкало обе атаки, пришедшиеся на мгновение невесомости. Широкое лезвие вспороло обивку кресла, ботинок с высокой шнуровкой с шелестом врезался в воздух. Силумин - очень хрупкий металл. Багажную полку вырвало с мясом и она по сложной параболе опустилась на загривок чеченца.

- Ш-ш-акал! - прошипел Яхья, пытаясь подняться на ноги.

Мовлат с Шаниязом еще не успели опомниться и решить для себя, что делать: вставать на защиту заложника, которого почему-то опекает начальство, или помочь подельнику? Массивная железная дверь все рассудила за них. Распахнутая мощным пинком, всей своей массой, она разметала собратьев по косяку в разные стороны.

- А ну прекратить! - зарычал бородатый Салман, вылетая из тесного тамбура.

Он тут же об кого-то споткнулся и тоже свалился на кучу малу, с размаху огрев чей-то бритый затылок пистолетом, зажатым в руке. Никита валялся в самом низу, почти без движения. Кто-то стоял на его наручниках, рука была на изломе. Ноги тоже заклинило. С одной стороны - кресло, с другой - клубок потных, матерящихся тел.

В новой своей ипостаси я вошел в самолет сквозь лобовое стекло. Прошил его насквозь и вынырнул вместе с дымом прямо по центру приборной доски. На панелях задергались лампочки, что-то несколько раз щелкнуло, сработал какой-то зуммер. Если я где-то и навредил, то не очень: самолет продолжал лететь, а это самое главное.

- Не шевелись, - еле слышно сказал командир корабля, - я слышал о шаровых молниях. Они реагирует на любое движение.

Мимино побелел. Он сидел, вцепившись в штурвал и выпрямив спину. В его напряженных глазах я видел себя как в зеркале: сверкающий сгусток плазмы размером с футбольный мяч. Когда на лице затрещала щетина, глаза его чуть ли не вылезли из орбит. Запахло паленой шерстью. Тогда я поднялся чуть выше и замер под потолком.

- А-а-а! Шевелись - не шевелись, все равно амбец: не упадем, так сгорим! - сказал бортмеханик.

- Эй, ты, - просипел Мимино, тыча трясущимся пальцем в сторону бортрадиста, - ну-ка ходи сюда. Попробуй включить передатчик. Если получится, гукни на землю, можешь даже на своей частоте: "Попали в грозовой фронт. На борту пожар. Приборы выходят из строя. Идем на вынужденную". Если спросят координаты, честно скажи: того я и сам не знаю.

- Не надо, - мрачно сказал Аслан, - не надо никому ничего говорить. На все воля Аллаха! Чтоб ни случилось, пускай эти суки думают, что у нас все срослось.

Он был совершенно спокоен. Стоял истуканом у выхода в тамбур и смотрел сквозь мою оболочку рассеянным, немигающим взглядом. Что он там видел, куда заглянул? - не знаю. Может, развеялась мгла над воронкой великой бездны, что вбирает в себя судьбы людские, где запросто теряется то, что так тяжело обрести.

Я медленно двинулся к выходу в тамбур. Он даже не шелохнулся, не дрогнул зрачками. И только когда загорелась папаха, бережно снял ее, несколько раз прихлопнул ладонью, сбивая огонь, и снова надел на голову. Его короткие волосы стали белее снега...

В салоне восстановилось хрупкое перемирие. Никита валялся на грязном полу, скованный наручникам по рукам и ногам. Яхъя полулежал в мягком кресле и занимался любимым делом - скрипел вставными зубами. Салман, мрачный как тень, перебинтовывал его бедовую голову. Ох, и крепко досталось злому чечену, Бог шельму метит! В целом, восстание было подавлено. Вот только Мовлат с Шаниязом все никак не могли успокоиться. В который уже раз, порывались сорваться с места и снова пинать Никиту.

Салман что-то орал на вайнахском наречии с вкраплением русского матерного, но братья по косяку ничего не хотели слышать. Тогда он оставил болящего и начал хватать подчиненных за шиворот, раздавая, как указания, затрещины и пинки.

- Застегните ремни, - сердито сказал репродуктор голосом Мимино, - мы горим и будем садиться. Молите Аллаха, чтобы нам повезло!

Заискрил, а потом замолчал правый двигатель. В салоне запахло подпаленной изоляцией. Самолет накренился, клюнул носом и начал планировать - съезжать по пологой касательной с вершины высокой воздушной горы.

- Это все ты, - взвизгнул Яхъя, - ты, шайтан, загнал нас в эту ловушку, из-за тебя мы сейчас умрем! Я знаю, я слышу, как меня призывает Аллах. Это его слова звучат в моей голове: "И не опирайтесь на тех, которые несправедливы, чтобы вас не коснулся огонь. И нет у вас, кроме Аллаха, помощников, и потом не будете вы защищены!" Я знаю, что я умру, но ты, шакал, сдохнешь первым! - Белые зрачки сумасшедшего уставились на Никиту, дрожащие пальцы вцепились в рукоятку кинжала.

Его монолог впечатлил, прозвучал приговором для всех. Салман побледнел, Мовлат уронил автомат, Шанияз упал на колени, и вдруг, стремительно съехал влево - не смог удержаться на вставшем дыбом полу. И только Никита воспринял происходящее, как милость судьбы. Не о такой ли смерти он не смел и мечтать?

- Э-э-э, - затянул он гнусаво, - ки нам приходи, дорогой сосэд, весь аул гости зову: шашлык-машлык кушить будэм, коньяк-маньяк пить! Наш Яхъя ишака в задницу поимел, настоящим мужчиной стал.

- Что бы ни хрюкала эта свинья, - сказал бородач со зловещим спокойствием, - она это делает слишком громко. Кто-нибудь заткнет ее грязную пасть?

Но спецназовец не унимался. Он по-своему верил в Бога, уважал чужие религии. Но он ненавидел этих людей и как мог, хотел досадить, отравить им последние мгновения жизни, не дать провести их в раскаянии и молитве.

- Эх, - сказал он мечтательно, - был бы я самым главным муфтием! Я бы вас обрезал по самые помидоры, а вместо штанов заставлял носить паранджу, чтобы мужчинами даже не назывались!

На Никиту ринулись сразу все трое: такие обиды смываются только кровью.

- Это ты, ишак, сейчас не мужчиной станешь! - исступленно орал Яхья, расстегивая штаны.

Вот и настал удобный момент свести кой-какие счеты. Я с шумом прошил железную дверь, огненной линией вписался в пространство и застыл рядом с Никитой. Капли металла стекли на потертый линолеум и он задымился.

- Что такое, Салман? - изумленно спросил Шанияз. Он отступил на шаг, обернулся, - Почему оно здесь?

- Осторожно, нохче, не двигайся. Это молния. Говорят, она убивает, - прошептал бородач.