Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток

Потому что как железный гвоздь. Лучший охотник, и в слесарном деле лучший, и лучший младший дьяк.

— Первым делом инженеров слушаем, — сказал батя.

Младший дьяк потрогал заточенное перо, приготовился важное себе записать. Поднялся плешивый Лука, вышел перед всеми.

— Эта… второй дизель зачинили, значить, надо бы ремня сплесть, метров двадцать, значить, — говорил он коряво и путано, но моторы любил крепче жены с дитями. — Ежли охотнички в Гаражи пойдуть, заказать бы им еще оплетки, сколько наберуть, и провода красного, сечения мелкого, чтоб вентиляторы, значить, в новой котельной и над свиной фермой пустить…

Отец тоже коротко записывал.

Он сам был инженером. Это ж мой отец большие огнеметы против био построил, чтоб мозги им, сволочам, выжигать. С большого огнемета как плюнешь смесью, так у него, гада, башню облепит и горит, горит докрасна, ешкин медь!

И старый бункер батя придумал, как на хаты поделить, и воду чистую подвел. И ямы-ловушки вокруг второй линии теплоцентрали… Кажись, верно назвал. Вот говорю часто слова, а сам не знаю, об чем они. Потому я твердый, умные слова из ушей взад выпадают. Младшим дьяком мне не стать, молитвы не выучу. В инженеры точно не возьмут. Обидно немножко, что ли. Дык мне и в охотниках хорошо…

После Луки складно говорил нефтяник Прохор:

— Утечек нет. Баки подземные проверяем дважды в день, как решено. Журналу завели, в ей пишем. Разогрели новую колонну. На новой колонне четыре тонны бензина уже выгнали, две на продажу. Две бочки передал в компрессорный, чтоб смесь для огнеметов намешали. Еще тонну с лишком солярки выгнали. Как решили, все себе для моторов, одну бочку Автобазе в уплату за ремонт и новую стройку. Митька Беленький все болеет, прошу дать замену. Пацана бы шустрого, но можно и девку. Если решаем еще колонну строить, тогда к августу мне дров кубов двести леса, на зиму…

— Это где ж я тебе двести кубов нарублю? — запыхтел Федор Большой, командир Охотничьей роты. Мой командир, ага.

Стали они спорить, на каких дровах можно, на каких нельзя нефть варить. Чо, так до утра бы и галдели, кабы не дьякон. Батя живо их угомонил, и так ловко сделал, что миром обошлось. Посулил половину дров сразу купить на Пасеке, а в помощь охотникам десятку патрульных дать. А еще мы для пасечников должны будем два раза в Пепел сходить.

Умеет же батя всех замирить! Я бы уже носы им в щеки повбивал!

Потом долго толковали про новые пищали, про то, как сталь на стволы закручивать. Докладывали инженеры с кузнечного и слесарного. Дык ясное дело, прежде вон сколько стволов в руках разорвало, прежде чем научились верно сгибать, и по сгибу запаивать, да еще кольцами наружи прихватывать.

Дружка моего, Голову, припомнили. Ешкин медь, я аж порадовался за него! Оказалось, Голова и еще двое будут у нас в оружейке до зимы работать, стволы новые к мортирам придумывать. Дорого за них Автобазе плачено. Я, как услышал, сколько за Голову мы платим, обалдел. А потом снова порадовался!

Лучше всех докладывала старшая берегиня Ольга. Я аж заслушался, прежде и не гадал, что у нас над торговым складом такая умная баба поставлена. Когда берегиня прямо в глаза глядит — аж мураши по спине. У самой волосы не стрижены коротко, как у других баб, в косы хитро плетены. Руки крепкие, на плечах платок с птицами вышитыми, на поясе — ключи звенят. Такие уж они, берегини. Маманя моя говорит — коли своих детушек нету, так вся сила женская в работу уходит…

— Серебра по весу скопили столько-то, золота столько-то, — неспешно говорила Ольга. — Пасечникам две пищали пришлось обещать и кирпича пять подвод. За это вернут три подводы леса, еще пришлют своих, скотину и птицу проверить. Много птицы с ядом, жрать нельзя… Две брюхатых черных свиньи покупаем. Пасечники говорят — вроде в прошлых пометах уродов не было. Еще семена принесут, толстой картошкой тот горелый участок засеем, что по весне ровняли. Бог даст, с того года покупать не будем, сами продавать начнем.

— Ох, хорошо, наконец-то! — оживились мужики.

— У химиков дегтя взяли сто кило. Мальцов пришли мне, дьякон, чтоб до дождей дыры законопатить. Мыла черного взяли сто кило, еще двести заказали. Мыла елового взяли двести кило. Скипидару елового — двести литров. У пасечников меду взяли триста кило взапас да воску пятьдесят. Ягод сушеных — полтонны набрали, еще вдвое больше купим. У нео с пасеки соли двести кило взяли, шкур кабаньих — шестьдесят, туровых — восемь. Шкур с мелкого зверья — сотни три, еще не считали, чистим пока…

Я маленько задумался. Очнулся, когда Ольга про маркитантов вспомнила:

— К маркитантам караван с севера пришел, с другой ихней базы. Бензин просили, солярку тоже. Мы просили фенакодусов в обмен — не дают. Так мы им в бензине тоже отказали, самим надо. Еще им труба нужна, тонкая, толстая, любая. Денег предлагали, но я сказала — коней, тура давайте или коров. Серебром не возьмем.

— Верно, правильно, — кивали инженеры. — Совсем эти торгаши обнаглели! Эх, дьякон, собраться бы всем миром, тряхануть их склады, а?

Батя сделал вид, что не слышит.

— Ты, дьякон, за рыбу спрашивал, чего мы за рыбой не ходим? — вздохнула Ольга. — С рыбой что-то беда. В затонах добрая, собаки нюхали, и пасечник проверял. А то, что с Берега рыбаки наловили, — все в костер пошло.

— Как так?! — зашумели мужики. — Коням бы отдала, те все пожрут!

— А ну, тихо все! — привстал дьякон Назар.

— Болезнь в реке, — мрачно глянула Ольга. — То есть, то нет. То дохнет рыба, то хорошая идет. Где-то выше нас по течению болезнь. Может, за Кольцевым рубежом?..

Отец поглядел на меня. Задумчиво так. Я сразу вспомнил того био незнакомого, могильщика, как его трясло. Неужто от них, сволочей, зараза ползет?

— Маркитанты будут руки крутить, — берегиня говорила и била пальцем по столу, и звякали на руках да на шее ее монетки древние. — Попомни, дьякон, не давай спуску басурманам. Хотят всю торговлю Чаговскую под себя подмять. Если мы начнем за кажной гайкой на базар бегать, тут и конец нашему с Автобазой братству.

Зашумели все маленько.

— Точно, так и есть! Они твердят, что все на базар везти надо, что нельзя промеж собой меняться!

— Пасечники тоже жаловались! Им Хасан обещал семян привезти. Привез, да цену втрое заломил. За то, что железо у нас наменяли!

Дьякон Назар после берегини еще троих выслушал. Я на отца дивился, я б так не смог. Он всякий раз совета у людей спрашивал, как лучше поступать. И всякий раз говорил — вот, мол, сделаем, как Лука предложил или как Иван предложил. Будто сам и ни при чем, ага.

— Гостям самовар поставили? Ну, зовите сюда, — махнул дьякон, когда с тайными делами покончили.

Старших лаборантов тут хорошо знали. Явились двое дедов, оба в химической одеже. Плетеная такая, навроде тканей, что вокруг труб намотаны. Не рвется, не гниет, у нас все такой завидуют. После вошли двое маркитантов — Рустем и Хасан. С Хасаном я до того маленько знаком был, к нему Дырка непутевый в приказчики нанимался. Хасан — богатый, красивый, да не по-нашенски. Черный, с усами, и глаза черные, и руки волосатые.