Ярослав Коваль - С тенью в душе

— Что делал?

— Просто жил.

— Я ждал выплаты денег за проданную добычу.

— И всё?

— Кроме того, ел, пил и спал. А что ещё-то?

— Ладно. Жди. — Четверо, вместе с Логнартом, поднялись и вышли из комнаты. Остался со мной один слуга да пятый монилец, за всё время рта не раскрывший. Может, немой? Он стоял у камина и смотрел в огонь, но я чувствовал на себе его внимание. Только теперь осознал, что давно не слышу айн, потянулся к ней — и ощутил её рядом. Да, она на месте, но стиснулась в комочек от страха и общаться не желает. Просто — не желает. Пришлось подождать, прежде чем дверь снова распахнулась. Впрочем, ожидание получилось сносным — мясо, салаты, напитки…

— Такой вопрос: пытался ли айн склонить тебя к каким-то действиям, тебе не органичным, и что ты при этом ощущал?

— Пыталась. Кстати, там заключена дама. Бывшая правительница области Ишниф — я вот, правда, не знаю, как называется тот мир, где эта область расположена.

— Это она тебе о себе рассказала?

— Да. Она сперва пыталась меня принудить к одному действию. Я способен был сопротивляться, и в дальнейшем подобных попыток больше не повторялось. Как понимаю — айн смирилась со своей неспособностью. А вот убедить — и сейчас продолжает пытаться. Спорит со мной. — Задумался. — Пару раз я ещё вспышки эмоций испытывал, неожиданно ярких для меня, моего характера, той ситуации. Может, это она. А может, просто плохо себя знаю. Мне прежде не приходилось бывать в таких обстоятельствах.

— Ладно. Но даже отсутствие более или менее продолжительных попыток демоницы подчинить тебя в твоём рассказе выглядит подозрительно.

— Подчинить она пыталась. И уговаривала. И действовала. Говорю же, у неё не получилось.

— Почему?

— Сказала — из-за того, что я беллий. Что любого монильца она бы за пять секунд, и всё такое. Я плохо разбираюсь в этом вопросе. Надеюсь, вы мне расскажете.

— О чём именно? — Губы моего собеседника слегка изогнулись в усмешке. Это движение мышц лица оказалось красноречивее, чем даже взгляд. Если не сумею доказать этому человеку свою искренность и правоту, меня в лучшем случае ждёт быстрая и лёгкая смерть. О худшем варианте лучше вообще не думать. — О том, что любой кейтах, объявившийся на территории Мониля, подлежит немедленному и безусловному уничтожению? Поскольку маги, одержимые демонами, крайне опасны.

— Я не одержим демоном.

— Это лишь твои слова. На одной чаше весов — слова одного человека, к тому же не монильца. На другой — судьба всего моего мира, судьбы миллионов и миллионов людей. Что перевесит, как полагаешь?

— Именно что не монильца! Много ли вы знаете о магической и психологической конституции уроженцев моего родного мира? Мы ведь, хоть миры и слились уже некоторое время назад, до этого года практически никак не взаимодействовали между собой. И ничего друг о друге не знаем. Разве не так?

— Так. Согласен.

— Как я могу доказать вам, что говорю правду? Что сохраняю полную свободу воли и даже сам могу контролировать айн, хотя и не владею магией на том уровне, чтоб во всех тонкостях разбираться в артефактах подобного уровня или влиянии заключённого в них демона на человека-носителя? Скажите, я по возможности выполню все действия.

— Проблема заключена именно в том, что проверка — единственно надёжная проверка — сопряжена с серьёзной опасностью для проверяющего. Те или иные действия с твоей стороны могут быть санкционированы демоном, который тебя контролирует, с целью добиться свободы и даже легализации. Это если ты всё-таки одержим. Разумеется, я, к примеру, мог бы войти с тобой в ментальный контакт и просто посмотреть характер твоих взаимоотношений с айн. Однако, если твои утверждения соответствуют действительности, в ходе этого контакта я смогу оказаться объектом ментального нападения со стороны демона, и ты никак не сможешь ему помешать.

— Хм… Ну, может быть, кто-нибудь посильнее решится.

— Посильнее? — Логнарт снисходительно усмехнулся. — Сомневаюсь, что в Мониле найдётся кто-нибудь, кто окажется сильнее меня в этих вопросах. Однако вступать в контакт с айн подобного уровня я не рискну. Демоны того типа, к которому принадлежит айн Эйвидлоу (таково полное название этого артефакта), с веками становятся только сильнее. Ещё триста лет назад введение его в состояние консервации стоило пяти жизней. Причём я имею в виду лишь тех магов — сильнейших магов, лучших мастеров своего дела в те годы! — которые занимались именно процедурой консервации. Борьба с кейтахом, одержимым айн Эйвидлоу, тогда стоила больше двух миллионов человеческих жизней. Ты понимаешь, насколько важен вопрос, который мы решаем?

— Да. Я это понял ещё тогда, когда айн принялась откровенничать. Я не святой, нет. Пожалуй, даже та ещё сволочь. Но мне было жутко. Я бы искренне ненавидел эту тварь, если бы мог себе это позволить.

— Почему же не можешь? — с искренним интересом и даже как-то поспешно спросил меня тот из монильцев, кого я не знал по имени. Ловил на слове, что ли?

— Потому что, как понимаю, я к этой суке привязан если не навсегда, то очень и очень надолго. Всерьёз возненавидеть существо, с которым слит, — так недалеко и до сумасшествия. Отделаться-то от неё я не могу. Верно?

— Насколько понимаю, верно. Только твоя смерть разорвёт эту связь.

— О чём я и говорю. Получается, ненавидеть её для меня всё равно, что желать всего самого худшего своей печёнке. Или селезёнке. Или сердцу. Во-первых, без толку, а во-вторых, опасно для психики.

— Пожалуй, — медленно проговорил Логнарт. — Ладно, давай попробуем сначала. Ты надел айн. Не зная, что это такое, столкнулся с попыткой тебя подчинить — и что?

— Она далеко не сразу вышла со мной на контакт. Несколько дней я носил браслет и даже спал в нём, не чувствуя ничего особенного. И даже медитировал — пытался учиться магии по книгам. По вашим учебникам. А потом она мне привиделась. Во сне. В самом, как можно сказать, соблазнительном виде. Трудно было отказаться. Я отказывался от предложения несколько дней. Чувствовал опасность.

— А потом?

— А потом не отказался. Допустил с нею интим.

Логнарт буквально подался вперёд. Да и остальные оживились и насторожились, прямо как молодые люди социалистического прошлого, когда секса не было, на показе зарубежного фильма с полуголыми бабами.

— И?

— После случившегося никаких изменений не ощутил. А вот она была в ярости. Долго мне тыкала в нос, что не станет ничего подсказывать, раз я не желаю ей подчиняться. Пользовалась тем, что я на тот момент не мог правильно составить запрос или требование.

— А потом?

— Пришлось научиться ориентироваться. Правильно составленное прямое требование она не игнорировала ни разу. Иногда лишь возражала, что то-то или то-то не способна сделать, а может другое или третье. Мне кажется, сейчас она уже смирилась с ситуацией. Говорит, что предпочитает жить так, как живёт. Лишь бы не возвращаться на консервацию.