Иван Петров - Все, о чем вы мечтали

Вот и я говорю, хороший мужик. Жалко его. Умрет, по-моему, скоро. Не знаю, почему... так чувствую. Жалко.

Как-то молчали.

- Я плохо поступал с женщинами, сэр.

Кугель-то со мной по-английски. Значит, он все-таки ирландец.

- Убивал женщин?

- Нет, сэр. Только мужчин. Но с женщинами поступал плохо. Очень молодой был, сэр.

Понятно. И все равно - жалко. Сейчас это совсем другой человек. И дочку его жалко.

Мальчишек набрал, когда задумался об охране.

По-моему, привлекать быков-телохранителей бесполезно - перекупят, сами же нам в спину ударят. Взял двух кухонных пацанов, а они подтянули еше окрестных - присматривать за гостиницей, следить, что в городе происходит: вдруг появятся непонятные люди, проявят к нам интерес. С детьми надежнее, не продадут. Сам таким был недавно, понимаю.

Мэтр Сушон похож на папу Карло, то есть - на актера, который его играл. Такой же худой, высокий, на лице постоянная сочувственная полуулыбка, голос негромкий, говорит мало, все по делу. Хочется верить и слушаться. Возится с нашим колхозом переломаных буратин по доброте душевной. Мне показалось, что деньги его вообще не интересуют - несколько раз пытался зафиксировать, озвучить суммы, но внимания не удостоился.

Типа: пошевелите пальцами, больной, а так - больно? А так? Сто франков? Давайте, еще раз промоем вашу ранку. А здесь чувствуете? И так далее, в таком же стиле. Раздал указания и остался с нами, наблюдать. Как ни странно, дело пошло. Местная медицина мне не понятна, не доверяю я этим лекарствам, черт знает что в них намешано. Какие-нибудь толченые змеиные зубы, лягушачьи шкурки и крысиные хвосты. Не доверяю, но лечить не мешаю, даже помогал мэтру подштопывать народ. Мажутся, пропариваются и - выздоравливают! Почему? Возможно, срабатывает самоубеждение; антисанитария все-таки страшная, не смотря на все мои потуги. Сколько раз использовали стираные бинты вместо прокипяченных и - ничего! Ни у кого.

Загибаться начал только я.

Сам решил обойтись только промыванием и перевязками, зашивать не стал. Пока. Раз грязь попала в рану - понаблюдаю. Не фиг лезть средневековыми лапами, пихать туда смесь сала с каким-то мышьяком. Что меня поразило - спирта нет! Попробовал промывать виноградной водкой, но, подозреваю, вещь на градус слабая, и грязи в ней не меньше, чем...

Вернулся к кипятку.

Доигрался! Через день ногу раздуло, через два вокруг раны почернело, через три вниз по ноге пошли багрово-красные потеки. Кугель ложками вычерпывал гной. Ляжешь - почти не болит, даже дремать удавалось. Встанешь - как раскаленный штырь в бедро - и пульсирует, пульсирует. Даже раздражительным стал. Характер начал портится, покрикиваю на людей. Гренада, мать ее, запах пошел! Ох, как неохота остаться без ноги! Гренада, гренада моя. Тепмература, заговариваюс. Сь! К концу третьих суток мой невыспавшийся мозг сообщил, что гниет бедренная кость. По ощущениям, данным мне в реальности.

Кугель и Сушон, в таком порядке. Кугель сломал мое неприятие современной нам медицины, убедив, что прежде чем отрубить (все равно пропадает), почему бы и не попробовать? А Сушон меня вылечил. Даже не попрыгал вокруг с пилой или топором, примериваясь - чтобы знал, вредная деревяшка, свое место во врачебной пищевой цепочке! Повздыхал, посочувствовал и вылечил. Дня через два я уже спал. Даже боль приглушил! В начале второй недели мы эту дрянь наконец зашили, забинтовали и оставили заживать. Солнце, небо, жизнь! Сушону - памятник!

Когда уезжали - оставил им, Бернару с Сушоном, по пятьсот франков. Бернару - пусть раздает, кому пожелает: ему виднее, кто нуждается. Сушону... Тут дело не в деньгах. Я бы и все отдал, но ведь не возьмет. Может, полегче ему будет, когда совсем бедных лечит. На лекарства там, еще на что...

- А! А! Как? Ой! Ой-ой!

Прыжок на месте с поворотом.

- Да! Да! Великолепно, именно так!

Еще один прыжок. Месье Корнишон сгибается в поясе, пытаясь взглянуть на свое произведение снизу. Извернув голову пытается, но шея-то не резиновая, так не выкручивается.

- Нет!!!

Неудобное положение. Резко приседает и гусиным шагом, на корточках, быстро перебирая ногами, устремляется мне за спину.

- Нет! Нет!

Это - уже вцепившись двумя руками в рукав и пытаясь его оторвать. Оторвал, он же на живую нитку...

Отскочив, глядя восторженными глазами, как на любимую жену.

- Чудесно! Чудесненько...

Что - чудесненько? Рукав оторвал.

Первая примерка.

Еще до того, как я чуть не обезножел, мою голову посетила мудрая мысль.

Пора обновить гардеробчик!

Ребята поистаскались, я - вообще дошел - в гостиницу не пускают. Впереди встреча с родственниками. Неохота, но нада! Пора переодеваться в испанское, по типу графа Монтихо, Кугелю тоже предстоит превратиться в благородного Санчо Пансу. Типа того. Въехала в Периге немчура вперемешку с ободранными испанцами, а покинет этот чудный городок группа благородных идальго, сопровождающих графа де Теба. Полное преображение, если кого-то это может ввести в заблуждение. По крайней мере, надо стремиться, а не сиднем лежать!

Пока я еще был способен чего-то там командовать, портняжка был вызван и озадачен, а назначенный надзирающим за моим будущим монтихоподобным образом Гильермо - заинструктирован в дупель.

При этом выяснилось, что плащ Монтихо, который я назвал мантильей, называется альмавивой. Мантилья - женская накидка на голову. Смешно? Кому как.

На мои крики - Портня-я-ажка! Портняжку давай! никто не отозвался, а на вопли - Модельер! Модельера ловите! один труженик иголки и ножниц таки согласился попасть на предложенный крючок. Как бы - сам, нечаянно, ко входу гостиницы вышел, типа рядом прогуливался и заинтересовался, кто кричит, кто так жаждет услуг столь возвышенной и благородной профессии?

И тут мы его!

Он мне собачку напомнил, которая на задних лапках прыгает перед хозяином - Дай! Дай! Дай!

Затем я на несколько дней выпал из жизни, а когда пришел в себя, обнаружил, что наш отряд завершил свое преображение и все ждут только меня. Кто знал, какой фасон штанов меня устроит? С двумя штанинами, с одной, или - деревянный макинтош идеально оттенит мое изысканно бледное неподвижное лицо? Решили подождать.

Месье Корнишон низенький, лысенький, хлипкий, брюшко огурцом, голова тыковкой. Все это богатство дергается, руки-ноги как на веревочках, движения неожиданны, все в разные стороны, глаза горят, но! Не больной! Человек увлечен своей профессией, потянувшиеся влево руки не успевают за ногами, которые уже рванули направо, унося своего владельца к новой точке для осмотра, а руки так и не успели коснуться и поправить столь важную еще секунду назад деталь костюма. О! А! Ах! И так далее.

В начале знакомства, после представления, стеснялся называть его по фамилии, думал...